Второй концерт

– Да ешь, конечно! Я же ради них приезжать не собираюсь, у меня ж балет!

– Тогда разберись с Кулишом, он их постоянно хочет себе присвоить!

– Одного раза по морде хватит?

– Да этот еще до драки обоссытся[53 - Обоссаться (жарг.) – оцепенеть, обомлеть, опешить, оробеть.] при виде твоих грозных глаз. Слушай, а ты правда думаешь, что станешь балериной?

– Я ничего не думаю, я просто делаю. Пробовал когда-нибудь впахивать[54 - Впахивать (сл.) – много работать, интенсивно, самоотверженно трудиться.] в полную силу без остановки?

– Нет. Нахера[55 - Нахера (жарг.) – зачем.]?

– Чтобы хоть как-то оправдать свое рождение, Серега. Ладно, я погнала[56 - Погнать (сл.) – побежать.]. И, кстати, в танцах мне нравится выполнять мужские элементы, так что балериной я точно не стану!

†

Веки распахнулись.

Вокруг бескрайние, сверкающие золотом поля и невероятной красоты пейзажи. Деревья на равнинах соблюдают дистанцию, словно на карантинном режиме. Интересно, сколько им лет? В стекло машины врезаются лучи солнца и крохотные капли воды, баланс ignis et aqua[57 - Огонь и вода (лат.).] в природе.

В концертном отделении мозга поет искренний голос юноши: «Небо невинно синее, цвета глаз маленького ребенка; капли падают, словно слезинки....».[58 - «Himlen ?r oskyldigt bl?» – Ted och Kenneth G?rdestad (1993).]

Теперь Иван в другом мире. Вопрос «Мы где?» перебил бессознательный дыхательный акт – Иван зевнул.

– О-о-о, что же ты напевал там во сне, нелюбитель искусства? Где ты учился музыке? Ты меня изрядно повеселил!

Очередная ухмылка с оттенком грусти а-ля сделано в Роланде.

– Пускай прошлое останется в прошлом. Мы где?

– Уже почти приехали. Ванья, пожалуйста, будь аккуратен в ее доме. Не смей даже писать ходить без разрешения!

– О, вижу ты обо мне высокого мнения! Что ж, обязательно спрошу перед тем, как пометить ее территорию своей мочой!

Решительные люди отвечают на юмор добрым юмором, нерешительные – молчанием, а дураки мелют что попало, выдавая за мудрость. Вообще, радость разряжает обстановку при любых обстоятельствах, будь то тревога, усталость, бессилие или скорбь. Смех – мгновение забвения, акт быстрой перезагрузки.

Поток воздуха наполняет ротовую полость, горло, легкие – Иван вновь зевает. Слышится хруст ломающихся лесных веточек – Иван потягивается.

– Роланд, а она совсем не приводит гостей?

– За редким исключением. Её дом – её крепость.

– Ты входишь в это редкое исключение?

– Ну разумеется! Я ж ей как старший брат!

†

– Лара, а помнишь, немецкие волонтеры тебе адрес оставляли?

– С чего ты взял, что они немцы? Никому мы не нужны, Лари. Забудь.

– Оксана Николаевна сказала, что это похоже на немецкие буквы. А вдруг мы их найдем, когда поедем в Германию? И они возьмут нас к себе!

– Вэрнабю —это в Швеции, а не в Германии, дубина!

– А ты то откуда знаешь?

– Бесцельно изучала карту мира.

– Эх, получается я так и останусь степным волком в России….

– Ты то волк?! Ха! Ну-ну!! Гёу в футбол играть, любовник англичанки!

– Дура! Там старшие играют!

– И что?

– Они так тебе мячом влепят[59 - Влепить (разг.) – швырнуть ударом в кого-то, с силой всадить что-то.], что последние мозги выбьют!

– А я им тогда в ответ. Идем, не сачкуй[60 - Сачковать (сл.) – бояться ч-л; бездельничать, лентяйничать.]!

– Откуда ты этих слов понабралась?

– Хватит умничать! Тебе же ничего не задано, пойдем!

– У меня завтра три контрольные, к ним надо готовиться!

– Зачем к ним готовиться?

– Чтоб двойку не получить!

– Ладно, как хочешь, господин «мне-надо-быть-отличником»!

†

Дом на отшибе означает, что хозяин – интроверт. По предварительному звонку гостей встречает женщина: маленькое, немного сутулое, худое, высыхающее дерево, покрытое бледной кожей и аккуратной одеждой.

– Это прислуга?

– Это Фрида!!!

– Ладно, ладно, я пошутил!

На первый взгляд действительно не скажешь, что это – повелитель целого оркестра. На ней острые черты лица, изможденные тревогами; аккуратное каре, челка, почти что закрывающая веки и оголяющая неуверенность в себе; педантично выщипанные брови над маленькими, но глубокими глазами цвета звездной дымки, которые прячутся за тенью подкрашенных ресниц. Возможно, именно там хранится тайна ее непостижимого искусства.

– Добрый день и добро пожаловать! – голос звучит тихо, скованно, скромно. Фрида осторожно протягивает левую руку, словно предлагая обед хищнику. «Наверное, – саркастически подумал Иван, – правая рука создана лишь для себя и работы».

Лицо Фриды ровно отшлифовано то ли природой, то ли эликсиром вечной молодости, истинную тайну которого деликатно замалчивает каждая умная женщина. Изменчивая печать под глазами – признак того, что худосочный муравей-трудоголик мало спит. Следы увядающей, невинной, чистой привлекательности и грусти…. таинственной грусти.