Глазами встретились они…
Застыли, будто бы одни
Стояли – никого кругом,
Лишь птицы в небе голубом
Свои им песни щебетали…
Прошло мгновенье… Тут же стали
Все шумно обо всем галдеть.
Матвей не знал, куда глядеть…
В толпе исчезнуть он решил,
Но лик Меланьи не забыл.
Наш царь цыганку подозвал,
При всех Меланьюшкой назвал
И расхвалил ее платок,
Как распустившийся цветок.
Затем наш царь взмахнул ковром:
«Не быть мне никогда царем -
Кто сможет так еще соткать!
Таких искусниц не сыскать,
Во всей округе не найдешь!
Ты во дворец к нам жить пойдешь.
Тебя чем хочешь одарю…»
«Покорнейше благодарю,
Но жизнь на воле мне дороже,
Сидеть, как в клетке, мне негоже» —
Ему Меланья отвечает.
А царь уж в ней души не чает,
Воскликнул: «Я не отпущу,
Чтоб рядом ты была хочу!»
Царица странно посмотрела -
Соперницу себе узрела.
Став подговаривать царя,
Что оставляет девку зря,
Что эта не к добру затея -
Она цыганка, ворожея.
Матвей с Меланьи глаз не сводит,
Среди толпы он нервно ходит.
Цыганка ж опустив глаза,
Стояла… Потекла слеза
По нежной, будто шелк, щеке…
Матвей стоял невдалеке,
Быстрей, по доброте своей,
Пробрался сквозь толпу людей
И за Меланью заступился —
На батюшку он ополчился:
«Прости мне царь и ты царица,
Но, вижу, плачет уж девица!
А это ль не царю позор? –
Промолвил он царю в укор –
Быть может, чувствует она,
Что во дворце жить не должна.