Семь сестер. Сестра тени

Мне категорически не хотелось вспоминать все то, что было связано с моим последним приездом в Атлантис. Мы все, шестеро сестер, которых отец удочерил, отыскав нас в самых разных уголках земли, назвав в честь звезд, образующих созвездие Плеяды (его еще называют Семь Сестер), на сей раз собрались в отцовском доме по случаю его смерти. А ведь не было даже похорон в обычном смысле этого слова, всех тех ритуальных мероприятий, где каждая из нас могла бы погоревать всласть, оплакивая его уход. Но Ма объяснила нам, что такова была последняя воля Па Солта: упокоить его в открытом море втайне от всех.

А потом в Атлантис приехал Георг Гофман, папин швейцарский нотариус. Он даже устроил для нас своеобразную экскурсию по любимому папиному уголку в обширном саду вокруг дома. Там он показал нам довольно странную конструкцию, явно появившуюся на этом месте совсем недавно. Внешне она чем-то смахивала на солнечные часы, но Гофман пояснил нам, что прибор этот называется армиллярной сферой. С помощью такой сферы можно определять положение звезд на небе. На металлических полосках, окаймляющих золотистый шар, расположенный внутри, выгравированы наши имена и еще какие-то цифры, координаты, которые, по словам Гофмана, должны будут помочь нам, если мы захотим узнать, откуда именно привез каждую из нас отец. А рядом еще какое-то изречение или цитата, написанная по-гречески.

Две мои старшие сестры особенно постарались. Алли снабдила нас, остальных сестер, точными данными о местонахождении наших координат, а Майя перевела все греческие надписи на французский язык. Лично я пока еще так и не прочитала ни то, ни другое. Положила обе бумажки в пластиковую папку рядом с письмом Па Солта, которое он написал мне.

Но вот наш катер стал плавно замедлять ход, и я уже разглядела сквозь густую крону деревьев очертания красивого дома, в котором все мы выросли. Атлантис похож на самый настоящий волшебный замок из красивой сказки. Стены, выкрашенные в светло-розовый цвет, четыре башенки по углам дома. Закатное солнце золотило окна на фасаде.

Сразу же после того, как нам продемонстрировали армиллярную сферу и вручили письма от отца, Сиси тут же изъявила желание немедленно уехать. Мне не хотелось. Я была не прочь задержаться в Атлантисе подольше, побыть еще хоть немного в том доме, в котором с такой любовью растил всех нас покойный отец. И вот его больше нет, а я все никак не могу привыкнуть к этой горькой мысли. Чтобы справиться с постигшей меня бедой и хоть как-то примириться с уходом Па Солта, спустя две недели я снова лечу в Атлантис в надежде обрести в отцовском доме силы, чтобы жить дальше.

Кристиан пришвартовал катер к причалу и закрепил концы на швартовой тумбе. Потом помог мне выбраться из лодки. Я увидела, как навстречу ко мне по лужайке спешит Ма. Она всегда встречает меня, когда я приезжаю домой. При виде родного лица слезы сами собой навернулись на мои глаза, и я с готовностью упала в ее теплые объятия.

– Стар, какой приятный сюрприз! Ты снова здесь, со мной, – прочувствованным голосом проронила Ма, расцеловав меня в обе щеки. Потом слегка отступила назад и окинула меня внимательным взглядом. – Не буду говорить, что ты слишком худа. Ты у нас всегда была очень уж худенькой, – заметила она, слегка улыбнувшись, и мы обе направились к дому. – Клавдия испекла твой любимый яблочный штрудель. И чайник уже закипает. – Марина махнула рукой в сторону стола, стоявшего на террасе. – Присаживайся! Наслаждайся последними закатными лучами солнца. А я пока отнесу твои вещи в дом и попрошу Клавдию подать нам чай и пирог прямо сюда.

Я молча проследила за тем, как Ма исчезла в доме с моей дорожной сумкой. Потом повернулась к дому спиной и принялась разглядывать наш роскошный сад и ухоженную лужайку перед домом. Заметила Кристиана, который направлялся по узенькой тропинке к себе домой. Его квартирка примостилась прямо на крыше эллинга, встроенного в грот в самом дальнем конце сада. Хорошо смазанный механизм домашнего уклада в Атлантисе продолжал функционировать в своем прежнем режиме. Все как всегда… Разве что хозяина, запустившего когда-то этот механизм в бесперебойный ход, здесь больше нет.

На террасе снова возникла Ма. Следом появилась Клавдия с подносом в руках, на котором стояли чайные принадлежности. Я приветливо улыбнулась нашей экономке. Зная, какая Клавдия молчунья, еще бо?льшая, чем я сама, – никогда не заговорит первой, я поприветствовала ее:

– Добрый день, Клавдия. Ну как вы тут?

– Все хорошо, спасибо, – ответила она коротко с ярко выраженным немецким акцентом.

Отец в свое время настоял на том, чтобы все мы, девочки, буквально с колыбели учились говорить сразу на двух языках – на английском и на французском. Впрочем, в Атлантисе мы общались на английском только с Клавдией. Ма же была француженкой в полном смысле этого слова, как говорится, до самых кончиков ногтей. Французские корни сразу же выдавал ее внешний облик: строгая и одновременно изысканная шелковая блузка, безупречного кроя юбка, волосы, красиво собранные на затылке. Как бы то ни было, а постоянное общение с этими двумя женщинами на разных языках привело к тому, что все мы, сестры, с легкостью могли переключаться с одного языка на другой.

– А ты еще пока так и не подстриглась, – улыбнулась Ма, кивком головы указав на мои отросшие волосы. – Ну как ты сама, моя дорогая? Рассказывай.

Клавдия, поставив поднос на стол, удалилась в дом. Ма принялась разливать чай по чашкам.

– У меня все хорошо, Ма.

– Знаю, девочка, что это далеко не так. Сейчас никто из нас не может сказать про себя, что ей хорошо. Да и как такое может быть? Ведь совсем недавно все мы пережили огромное горе… Ужасная утрата…

– Ты права, Ма, – согласилась я, беря из ее рук чашку с чаем. Потом добавила туда немного молока и щедро сдобрила свой напиток тремя ложками сахара. Несмотря на то что сестры вечно подшучивали надо мной из-за моей худобы, я самая настоящая сластена и никогда не отказываю себе в чем-нибудь сладеньком.

– А как Сиси?

– О, у нее, по-моему, все отлично, хотя мне трудно утверждать это наверняка.

– Да, каждый из нас переживает горе по-своему, – задумчиво бросила Ма. – Кстати, такие душевные потрясения зачастую сопряжены и с крутыми переменами в нашей жизни. Ты уже в курсе того, что Майя отправилась в Бразилию?

– Да. Она сообщила нам с Сиси о своем намерении по электронной почте. А ты не знаешь, почему именно в Бразилию?

– Догадываюсь, что эта ее поездка как-то связана с тем письмом, которое оставил ей отец. Но каковы бы ни были ее мотивы, я очень рада за Майю. Торчать тут в Атлантисе в полном одиночестве и продолжать оплакивать уход отца, что может быть ужаснее? Она еще слишком молода, чтобы вести такой отшельнический образ жизни. И потом, тебе-то уж, как никому другому, известно, что любое путешествие расширяет жизненные горизонты человека.

– Известно. Хотя в том, что касается меня, скажу так: хватит с меня всех этих путешествий.

– В самом деле, Стар?

В ответ я молча кивнула, понимая, на какую непростую колею выруливает наш разговор с Ма. Обычно в таких случаях рядом со мной всегда находилась Сиси. Она-то и говорила за нас обеих. Но поскольку Ма молча ожидала ответа на свой вопрос, на сей раз мне пришлось отвечать самой.

– Да. Я уже достаточно всего насмотрелась.

– Что правда, то правда, – согласилась со мной Ма, сопроводив свою реплику коротким смешком. – Полагаю, что на земле уже не осталось таких уголков, где бы вы с сестрой не отметились за минувшие пять лет.

– Мы не были в Австралии. И до лесов Амазонки тоже не добрались.

– А как так случилось, что вы туда не попали? – поинтересовалась Ма с легкой иронией в голосе.

– Сиси боится пауков.

– Конечно же! Как я могла забыть! – Ма всплеснула руками. – А ведь когда Сиси была маленькой, складывалось впечатление, что она ничего не боится. Да ты и сама, наверное, помнишь, как она, не раздумывая, прыгала в море с самых высоких скал.

– Или как ловко она на них вскарабкивалась, – добавила я.

– А ты помнишь, как она любила нырять под воду и оставаться там долго-долго? Не дышать… Порой я уже начинала даже беспокоиться, не утонула ли она.

– Помню-помню, – согласилась я без особого воодушевления, вспомнив, как сестра и меня пыталась приобщить к этому экстремальному спорту. Но это, пожалуй, единственное, где я не поддалась уговорам Сиси и не пошла у нее на поводу. Во время наших странствий по Дальнему Востоку она могла часами плавать с аквалангом или штурмовать головокружительно крутые вулканические сопки в Таиланде и Вьетнаме. Но, независимо от того, находилась ли она под водой или поднималась высоко в небо, я и в том, и в другом случае предпочитала спокойно нежиться на песочке с книжкой в руках.

– А еще она всегда ненавидела всяческую обувь… Предпочитала ходить босиком. Ребенком я буквально силой заставляла ее надеть туфельки, – мечтательно улыбнулась Ма, предавшись своим воспоминаниям.

– Однажды она даже зашвырнула их в озеро. – Я взмахнула рукой, указав на тихую водную гладь Женевского озера. – Помню, я с большим трудом уговорила ее однажды попытаться нырнуть и достать туфли из воды.

– Да, наша Сиси всегда была очень свободолюбивой девочкой. – Ма подавила вздох. – И такой храброй… Но в один прекрасный день, кажется, ей на тот момент было лет семь, не больше, я вдруг услышала дикий крик из вашей комнаты. В первую минуту я даже подумала, что ее убивают. Но нет! Оказалось, что она просто испугалась большого паука, наверное, сантиметров двадцать в длину, который завис на потолке прямо над ней. Кто бы мог подумать, что этот паук так напугает ее.

Ма задумчиво покачала головой, вспоминая ту давнюю сцену.

– А еще Сиси очень боялась темноты.

– Правда? Вот об этом я точно никогда не догадывалась. – Легкая тень проскользнула по лицу Ма, словно она почувствовала себя обиженной оттого, что всех ее материнских навыков, – а ведь Па Солт специально нанял ее для того, чтобы она обеспечила надлежащий уход за малышками, которых он удочерил, и которые, можно сказать, выросли под ее неусыпным оком, превратившись в положенный срок в молодых женщин, ибо она стала для всех нас самой настоящей матерью, особенно когда отец подолгу отсутствовал дома, путешествуя по своим делам по всему миру, – так вот, оказывается, этих навыков оказалось недостаточно, чтобы знать про нас все. Хотя, повторюсь, мы любили Ма всем сердцем и душой. Нас не связывали с ней кровные узы, но она значила так много для каждой из сестер.

– Она просто стеснялась признаваться кому-нибудь, что по ночам ее часто мучают кошмары.

– Так вот почему ты перебралась к ней в комнату, – задумчиво бросила в ответ Ма, после стольких лет узнав наконец правду. – И поэтому ты всякий раз просила меня оставить в комнате включенным ночник, да?

– Да.

– А я-то думала, Стар, что это ты боишься темноты. Что ж, это лишний раз подтверждает простую истину: мы никогда не знаем до конца детей, которых растим. Хотя самим нам кажется, что мы знаем про них все. Ну, как тебе в Лондоне?

– Мне нравится город, хотя мы ведь там еще сравнительно недавно. И потом…

Я тяжело вздохнула, не находя слов, в которые можно было бы облечь все мои сомнения и страхи.

– Ты еще продолжаешь горевать об ушедшем отце, – пришла мне на помощь Ма. – И потому в данный момент тебе все равно, где ты и что с тобой.

– Ты права. Но, Ма, мне действительно вдруг захотелось снова вернуться в Атлантис.

– Понимаю тебя дорогая… И очень рада тому, что у тебя возникло такое желание. Тем более приехать сюда одной. Ведь в прошлом такое случалось не так уж часто, не правда ли? Зато сейчас ты всецело моя.

– Ты права, Ма.