Семь сестер. Сестра тени

Я могу попасть туда как раз вовремя, твердила она про себя, приближаясь к озеру. Потом резко свернула направо. Многострадальные, повидавшие всякого на своем веку ботиночки с черными пуговками на ногах девушки легко несли ее по холмам, хотя земля здесь твердая как камень – типичная почва в их Озерном крае. Она, эта земля, с упорством сопротивляется каждому новому шагу, хотя и притворяется этакой ровной и гладкой лужайкой. Уж Флора-то это знает. Ведь вопреки всем ухищрениям их садовника, почва под газонами рядом с домом оставалась такой же каменистой и твердой, как и везде вокруг.

Флора действительно успела как раз вовремя и тут же пристроилась на огромном валуне, который лежал у самого края воды. Никто не знал, какими судьбами он оказался в этом месте. Одинокий и заброшенный, словно сирота, которого когда-то отделили от остальных братьев и сестер, в изобилии разбросанных по окрестностям. Издали валун был похож на огромное яблоко, которое слегка надкусил какой-то волшебный великан. Но вот уже на протяжении многих поколений он являл собой самое удобное место отдыха для всех Макниколов, приходивших на озеро, чтобы полюбоваться восходом солнца и желающих своими глазами увидеть, как светило медленно поднимается из-за гор, окольцевавших озеро с двух сторон.

Вот и сейчас, не успела Флора устроиться поудобнее на камне, как первые лучи солнца озарили своим светом прозрачное бледно-голубое небо. Жаворонок пролетел над неподвижной гладью воды, отражаясь в ней легким серебристым силуэтом. Флора вдохнула полной грудью свежий утренний воздух и даже зажмурилась от удовольствия. Весна пришла!

И тут же разозлилась на себя. Надо же, какая растяпа! Так торопилась, что совершенно забыла и про свой альбом для рисования, и про акварельные краски. А ведь можно же было запечатлеть такой незабываемый момент. Но вот солнце наконец-то высвободилось из пут, удерживавших его за кромкой горизонта, и засияло в полную мощь, осветив снежные вершины окружающих гор и затопив потоками золотистого света долины внизу. Флора поднялась с камня. Оказывается, она забыла не только альбом, но и свою шаль тоже. Утренний холод пробирал до самых костей. Она почувствовала, что у нее уже зуб на зуб не попадает. Лицу вдруг стало жарко и так приятно покалывало кожу, словно тысячи ангельских стрел вонзались в щеки и лоб. Она задрала голову вверх и увидела, что снова пошел снег.

– Вот так весна! – рассмеялась про себя Флора, поворачивая назад к дому. Сейчас придется бежать уже в гору и надо поторапливаться. Нужно же время, чтобы успеть переодеться, сбросить с себя намокшие юбки, хлюпающие ботиночки и лишь потом появиться к завтраку в столовой. Нынешняя зима затянулась как никогда и длится уже непозволительно долго. Оставалось лишь надеяться, что свирепые ветры, наметающие горы снега вокруг, скоро уйдут в прошлое и станут лишь не очень приятным воспоминанием о минувшей зиме. Однако и люди, и животные, и вся природа вопреки непогоде пробуждаются от зимней спячки. Скоро, совсем скоро мир вокруг нее снова станет ярким и разноцветным, полным звуков и запахов. Ах, скорей бы!

Как же тянулись эти бесконечные зимние месяцы с такими короткими днями и долгими ночами. А она, несмотря на скудное освещение, часами просиживала у окна в своей комнате, пытаясь запечатлеть зимние пейзажи за стеклом с помощью древесного угля. Но рисунки, выдержанные исключительно в черно-белых тонах, получались такими же мрачными и угрюмыми, как и сама природа за окном. Очень, кстати, смахивающими на те черно-белые фотографии, которые они недавно сделали со своей младшей сестрой Аурелией (это мама настояла, чтобы они занялись фотографией). Однако снимки казались Флоре лишь бесцветными копиями действительности.

Аурелия… красивая, златовласая Аурелия… Ее сестра так похожа на ту изящную фарфоровую куклу, которую ей когда-то подарили на Рождество. Такое же кукольное личико с широко распахнутыми голубыми глазами, обрамленными черными как смоль ресницами. Идеальная красота!

– Персик со сливками на фоне жидкой овсяной каши-размазни, – пробормотала про себя Флора, довольная тем, что нашла точные слова для того, чтобы описать их с сестрой внешность. Полное несовпадение во всем. Она вдруг вспомнила то утро, когда они с Аурелией готовились к своей фотосессии и наряжались у нее в спальне в самые лучшие наряды. Разглядывая их отражения в золоченом зеркале, Флора невольно отмечала метким глазом, что у Аурелии все линии фигуры и лица плавные, мягкие, струящиеся. На фоне ее личика лицо самой Флоры казалось грубым, словно вытесанным из камня. Ее сестра являла собой воплощение истинной женственности, начиная от крохотных ножек и кончая тонкими изящными пальчиками на руках. Она буквально источала нежность и теплоту. А Флора… Нет, как бы ни сдабривала она кашу сметаной, никогда не добиться ей таких божественных форм, коими обладают Аурелия и их мать. Когда она однажды озвучила подобные мысли, то Аурелия лишь осторожно ткнула ее пальцем в бок.

– Сколько раз тебе повторять, моя дорогая Флора, что ты у нас красавица?

– Уж какая я красавица, я и сама отлично вижу в зеркале. Единственное, что во мне красиво, так это глаза. Но только за одни глаза люди не станут оборачиваться, чтобы взглянуть на меня еще раз.

– Да, глаза у тебя удивительные, – согласилась с ней младшая сестра, обнимая Флору и с нежностью прижимая к себе. – Два настоящих сапфира. Они горят на твоем лице, словно два маяка в ночном небе.

Несмотря на сердечность и доброту Аурелии, все равно чувствовалось, что они с сестрой разные, причем разные во всем. У их отца были золотисто-рыжие волосы и светлая кожа, как у всех его шотландских предков, а сестра пошла в мать, унаследовав ее холодную красоту настоящей белокурой богини. Ну а Флора с ее носом, который отец почему-то упорно и довольно грубо называл «тевтонским», желтоватой кожей лица и темными волосами, густыми и непокорными, которые категорически отказывались укладываться в любую прическу, на что она могла претендовать?

Флора замедлила шаг и замерла на месте, услышав дальний зов кукушки, который раздавался из дубовой рощи по ту сторону озера. Прислушалась и невесело усмехнулась. Кукушонок в чужом гнезде. Это я и есть.

Легко перепрыгивая через заросли пожухлой травы, Флора бежала напрямик, пока не приблизилась к стершимся каменным ступеням, ведущим на террасу. Тяжелые плиты, похожие на надгробья, усыпаны прошлогодней листвой, правда, кое-где уже пробивается свежий мох. Вот он, ее дом. Возвышается прямо перед ней. Неяркий утренний свет отражается в многочисленных окнах. Эндрю Макникол, ее прапрадед, построил Эствейт-Холл более ста пятидесяти лет тому назад. Изначально дом задумывался не как образчик какого-то архитектурного стиля, а как надежное жилье, способное защитить своих хозяев от суровых зим в их Озерном крае. Крепкие стены дома сложены из огромных камней глинистого сланца, добытого здесь же, в горах неподалеку. Угрюмое на вид здание мрачного темно-серого цвета. Низкая крыша с острыми, неприступными краями буквально нависает над домом, будто тоже защищает всех обитателей дома от непогоды. Дом расположен вблизи Эствейт-Уотер, одного из самых небольших озер в их окрестностях. Его неподвижная водная гладь застыла, словно стекло, в обрамлении дикой природы.

Флора быстро обежала вокруг дома и вошла с черного входа прямиком на кухню. Посыльный мальчишка уже был там, разгружал продукты, заказанные на неделю. Возле плиты возилась миссис Хиллбек, их повариха. Ей помогала подсобная работница Тилли. Вместе они готовили завтрак.

– Доброе утро, мисс Флора, – поприветствовала ее повариха. – Гляжу, вы опять ноги промочили насквозь, – добавила она, заметив, как Флора торопливо расстегивает мокрые ботинки.

– Да. Можно я поставлю их на плиту, чтобы просушить?

– А лосось, которого я готовлю на завтрак вашему отцу, не провоняет их запахом? Не боитесь? – поинтересовалась у нее повариха, выкладывая толстые куски черного пудинга на сковородку.

– А вы затолкайте их в самый дальний угол. Спасибо вам. – Флора вручила ботиночки миссис Хиллбек. – Я за ними чуть позже приду сама.

– На вашем месте, мисс Флора, я бы попросила себе у матушки новую пару ботиночек. Эти-то совсем прохудились. Да и подошва совсем стопталась, – заметила мисс Хиллбек, осторожно беря обувь Флоры за пуговки, чтобы отнести ее поближе к огню.

Флора выбежала из кухни, размышляя по пути, что действительно было бы здорово получить новые ботиночки, но просить об этом она никогда не осмелится. Она шла длинным темным коридором, в котором отчаянно пахло плесенью. Денег в семье не было не только на приобретение новой обуви для Флоры. Их не было и на ремонт дома тоже. Сырость повсеместно проступала сквозь толстые каменные стены. На старых, столетней давности, обоях в китайском стиле с рисунком в виде цветов и бабочек, которыми оклеена мамина спальня, виднеются подтеки воды, которые рано или поздно полностью уничтожат бумагу.

Семейство Макниколов в их краю известно как «обедневшее мелкопоместное дворянство». Именно такую уничижительную характеристику, «обедневшее», Флора своими ушами услышала в сельской лавке в деревушке Ближний Суррей, куда ее однажды отправили что-то купить. Это слово обронила одна покупательница в разговоре с другой. А потому Флора совсем не удивилась, когда в прошлом году Роза, ее мать, сообщила дочери, что в семье нет средств, чтобы отправить ее в Лондон, где она могла бы дебютировать в свете и быть представленной ко двору.

– Надеюсь, Флора, дорогая, ты все понимаешь правильно. Ведь так?

– Конечно, мамочка, – послушно ответила ей Флора.

В глубине души она была даже рада тому, что ее минует сия участь и что ей не грозит бесконечная пустая болтовня в великосветских гостиных, что не надо будет наряжаться, словно кукла, обливать себя духами и взбивать на голове кудри. И так на протяжении целого сезона. Ее невольно передернуло при мысли о том, каково это – оказаться в окружении глупо хихикающих девиц, которые даже не понимают, что они ничем не лучше какой-нибудь скотины, которую привезли на ярмарку с целью продать повыгоднее. Разумеется, на этом аукционе невест свои правила игры. Самая красивая дебютантка наверняка заарканит себе самого выгодного соискателя руки и сердца. А кто это такой, если говорить обычными словами? Девушка поймает в свои сети сына какого-нибудь герцога, который после смерти отца унаследует и его титул, и все большое состояние.

Да и вообще Флора терпеть не могла Лондон. В те свои редкие приезды туда, когда она сопровождала маму, навещавшую тетю Шарлотту, которая обитала в красивом белокаменном особняке, расположенном в фешенебельном районе британской столицы под названием Мейфэр, Флора чувствовала себя совершенно раздавленной ритмом жизни большого города. Запруженные народом улицы, бесконечное цоканье копыт многочисленных конных экипажей, снующих по проезжей части, резкие звуки клаксонов проезжающих мимо автомобилей, которые входили в моду и уже начинали теснить другие виды транспорта. Впрочем, чему удивляться, когда машины появились даже в ее любимом Озерном крае за тысячи миль от Лондона?

Однако Флора отлично понимала и другое. Отказ от дебюта при дворе вместе с другими юными леди резко сокращал ее собственные шансы на то, чтобы найти себе подходящего мужа с должным положением в свете.

– Я вообще могу остаться в старых девах, – прошептала она себе под нос, поднимаясь наверх по широкой лестнице из красного дерева и направляясь к себе в комнату. Надо поторапливаться. Успеть переодеться до завтрака, пока мама не обнаружила, что она опять замочила все свои юбки. – Ну, и хорошо! Меня это ни капельки не волнует, – проговорила девушка воинственным тоном, входя в свою спальню. И сразу же на нее уставились блестящие глазки многочисленных обитателей ее живого уголка.

– Зато вы всегда будете рядом со мной, да? – проговорила Флора ласково, подходя к первой клетке и приподнимая щеколду, чтобы выпустить на волю Рози, большую серую крольчиху, которая тотчас же запрыгнула к ней на руки. В свое время она спасла Рози, буквально вырвала ее из зубов одной из охотничьих собак отца. На сегодняшний день Рози – признанный долгожитель в ее домашнем зверинце. Флора усадила крольчиху на колени и принялась гладить ее длинные шелковистые ушки. Правда, у одного уха край слегка откусан. Это случилось как раз тогда, когда она вырывала несчастную из пасти рассвирепевшего пса. Спустив Рози на пол – пусть себе попрыгает на свободе, она подошла к другим обитателям клеток. В ее зверинце нынче проживают две сони, черепаха по имени Гораций, которая обитает в самодельном виварии, а также Альберт, упитанная белая крыса, которую Флоре подарил сын их конюха. Крысу назвали в честь покойного мужа королевы Виктории. Мама, помнится, была в ужасе от такого пополнения.

– Честное слово, Флора! Я не имею ничего против твоей любви к животным. И все же это бог знает что такое – делить свою комнату с подобной мерзкой тварью!

Но мать не стала ничего рассказывать мужу ни об Альберте, ни о том, как ее напугал уж, которого Флора притащила откуда-то из леса. Собственно, на этом была поставлена жирная точка в дальнейшем расширении зверинца. Помнится, мама так визжала, можно сказать, истошно вопила, увидев, как уж беспрепятственно ползает по их гостиной. Пришлось Саре, единственной горничной, оставшейся у них в доме, срочно бежать наверх за нюхательной солью для хозяйки.

– Да вы всех нас этой тварью перепугали до полусмерти, мисс Флора! – ругала девушку горничная на местном диалекте. У нее всегда появлялся сильный акцент, когда она волновалась или злилась. Словом, после такого скандала «уж обыкновенный», как эта тварь именуется в научных трудах, был благополучно возвращен в свою естественную среду обитания, то есть на природу.

У себя в спальне Флора быстро разделась до нижнего белья, потом принялась кормить своих питомцев, для каждого из которых у нее был приготовлен свой завтрак. Здесь и лесные орешки, и семечки подсолнуха, и сено, и листья капусты. А для черепахи по кличке Гораций она припасла целую горсть мучных червей, которых ее отец использовал в качестве наживки при рыбной ловле. Потом она торопливо натянула на себя чистую поплиновую блузку с глухой застежкой до самой шеи и синюю юбку с цветочным узором. После чего оглядела себя в зеркале. Как и большая часть их с сестрой нарядов на каждый день, этот тоже был сшит из выцветшей материи, явно уже побывавшей в употреблении. Да и фасон был старомодным, совсем не в духе последних веяний моды. Но в этих платьях, по мнению мамы, было одно несомненное достоинство: хороший крой.

Слегка поправив тесный воротник, Флора взглянула на свое лицо.

– Вылитая Сивилла, – пробормотала она негромко, вспомнив насекомое по названию палочник, которое почти год обитало у нее в том виварии, куда позднее она заселила Горация. Она также вспомнила, как обрадовалась, когда ее ненаглядная Сивилла привела потомство. Она обнаружила ее отпрысков только тогда, когда они сами стали почти взрослыми и незаметно для окружающих ползали по своему виварию, слившись в один ком.

– Не насекомые, а призраки какие-то… – Как и она сама, впрочем. Недаром она чувствует себя хорошо только тогда, когда ее никто не видит.

Флора собрала непослушные пряди своих волос и свернула их кольцом на затылке, потом подобрала с пола крольчиху, усадила ее обратно в клетку и поспешила вниз в столовую, где уже поджидал завтрак.

И действительно, когда она вошла в столовую, угрюмую и мрачную комнату, как и остальные помещения в доме, вся семья была уже в сборе. Родители и сестра сидели за обшарпанным обеденным столом из красного дерева. При появлении Флоры из-за развернутой газеты «Таймс» послышалось недовольное ворчание отца.

– Доброе утро, Флора. Рада, что ты наконец-то соизволила присоединиться к трапезе. – Роза незаметно скользнула взглядом по ногам дочери. Так и есть! Снова явилась на завтрак без башмаков, в одних чулках. Однако реакция матери была более чем сдержанной: картинно вскинутая бровь, и никаких комментариев вслух. – Хорошо спала, дорогая?

– Да, хорошо, спасибо, мама, – ответила Флора, в то время как Сара с жизнерадостной улыбкой на лице поставила перед ней тарелку с кашей. Сара заботилась о сестрах Макникол с младенческих лет и хорошо знала привычки и пристрастия каждой. Ей было известно, что даже запах приготовленного мяса может тут же вызвать у Флоры приступ тошноты. И поскольку на протяжении многих лет девочка упорно отказывалась от той традиционной пищи, которая подавалась у них в доме на завтрак, было найдено компромиссное решение. В то время как вся семья вкушает по утрам тушеного лосося, жареные колбаски и черный пудинг, Флоре предлагается только овсянка. Когда-то Флора даже дала себе клятву, что когда станет взрослой самостоятельной женщиной и у нее будет свой дом, то никогда она не позволит прислуге готовить мясные блюда из убитых животных. Никогда и ни за что!

– Аурелия, что-то ты сегодня чересчур бледненькая, – обеспокоилась между тем Роза, переведя взгляд на младшую дочь. – Ты здорова?

– Все в порядке, мамочка. Я здорова, – поспешила успокоить ее Аурелия, подцепив на вилку небольшой кусочек колбаски, после чего отправила его в рот и стала тщательно пережевывать.

– Тебе нужно как можно больше отдыхать в ближайшие дни и недели. Сезон будет долгим и утомительным, а ты еще не вполне оправилась после той ужасной простуды, которой переболела зимой.

– Хорошо, мама, – ответила Аурелия, всегда терпеливо воспринимающая материнскую суету вокруг собственной персоны.

– А мне кажется, что Аурелия выглядит просто замечательно. Так и светится вся, – подала голос Флора, и сестра тут же метнула в нее благодарственный взгляд.

В детстве Аурелия много болела, а потому и родители, и прислуга с младенческих лет носились с ней, словно с куклой. На которую она, впрочем, и была похожа. И уж ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы Аурелия снова расхворалась, причем именно сейчас. Месяц тому назад мама объявила, что Аурелия все же дебютирует в Лондоне и будет представлена при дворе королю и королеве. Родители надеялись, что их младшая дочь привлечет внимание какого-нибудь богатого молодого человека из хорошей семьи, такой же достойной, как и их собственная. В конце концов, девушка красива, у нее ангельский характер. Уже одного этого вполне достаточно, чтобы компенсировать нехватку денег. Точнее, полное их отсутствие в семейном бюджете.

Хотя Флора вовсе не горела желанием начать «выезжать в свет», тем не менее в глубине души она почувствовала себя немного уязвленной из-за того, что тетя Шарлотта, сестра ее матери, согласилась покрыть все расходы на дебют Аурелии в высшем обществе из собственного кармана, даже не подумав год тому назад предложить то же самое и своей старшей племяннице.

Между тем завтрак продолжился, как обычно, при полном молчании. Алистер, муж Розы и глава семейства, не любил разговоров за столом. Женская болтовня, по его словам, мешала ему сконцентрироваться на чтении газеты, отвлекая от изучения важных мировых новостей. Флора бросила взгляд на отца из-под опущенных ресниц и увидела только часть лысины, выступившую из-за краев раскрытой газеты и очень похожую на половинку луны, да клоки седеющих рыжих волос, торчащих из ушей. Как же он постарел со времен войны с бурами[4 - Речь идет о Второй англо-бурской войне 1899–1902 гг. – превентивной войне бурских республик – Южно-Африканской республики (Республики Трансвааль) и Оранжевого Свободного государства (Оранжевой Республики) против Британской империи, закончившейся победой последней.], подумала она с некоторой грустью. Алистер получил на войне огнестрельное ранение, и хотя врачам удалось спасти его правую ногу, но с тех пор он ходил, сильно прихрамывая и постоянно опираясь на трость. Однако самое ужасное для бывшего кавалерийского офицера, проведшего всю жизнь в седле, было то, что отныне он уже не мог более участвовать в охоте и скакать на лошади, как прежде. Верховая езда доставляла ему слишком сильную боль.

Несмотря на то что Флора прожила с отцом под одной крышей, можно сказать, бок о бок, целых девятнадцать лет, за все это время она беседовала с ним не более двух раз. Да и то это были пустячные разговоры на уровне обычных вежливых фраз. Алистер намеренно дистанцировался от женской половины своего семейства, наделив жену всеми полномочиями для того, чтобы та своевременно доносила дочерям все его пожелания, если таковые у него имелись, или порицания, если сестры того заслуживали. Уже сто раз Флора задумывалась над тем, почему ее мать вышла замуж за отца. Ведь Роза была красива, умна, из хорошей семьи – словом, во всех отношениях достойная невеста. Наверняка у нее была масса поклонников и было из кого выбирать. Оставалось лишь недоумевать или строить догадки относительно того, что, наверное, в Алистере таятся какие-то никому не известные глубины, скрытые достоинства, которые не сразу бросаются в глаза и не видны с первого взгляда.

Но вот Алистер методично свернул газету, давая знак остальным, что завтрак окончен. Тут же последовал короткий кивок Розы, означающий, что девочки могут быть свободны. Сестры поспешно задвигали стульями, поднимаясь из-за стола.