Английский дом. Интимная история

Во времена правления Тюдоров появилось и прочно вошло в обиход одно из величайших европейских изобретений. Кровать с пологом на четырех столбиках зачастую была самым дорогим предметом мебели в доме и стала считаться обязательным приобретением при вступлении в брак. (Некоторые счастливчики получали кровать в наследство от родителей.) Навес предохранял спящих от веток и перьев, падавших с крыши, потому что нередко в потолке были щели. Шерстяной полог защищал от холода и давал супругам ощущение уединения, ибо в тюдоровскую эпоху даже в семьях, принадлежавших к среднему сословию, глава дома и его супруга ночевали в одной комнате с детьми или приближенными слугами, которые спали на соломенных постелях или низеньких кроватях на колесиках, днем задвигавшихся под большую хозяйскую кровать.

На тюдоровской кровати с балдахином матрас клали на сетку из веревок, натянутых по длине и ширине каркасной рамы. Веревки неизбежно провисали под весом спящих, и их регулярно требовалось подтягивать. Отсюда и выражение: Night, night, sleep tight («Спокойной ночи, крепкого сна» – то есть тот, кто желал вам крепкого сна, выражал надежду, что веревки вашей кровати крепки и хорошо натянуты).

На средневековых изображениях лежащий в постели человек часто показан в какой-то неестественной позе: он полусидит на подложенных под голову и спину подушках и валиках. На наш взгляд, спать в таком положении очень неудобно. Зачем же люди его принимали? Возможно, все дело в том, что искусство не очень точно отражало действительность. Художники выбирали для своих персонажей такие позы, чтобы лучше были видны их лица. (Также маловероятно, чтобы средневековые короли спали в коронах, как на картинах того времени.) Кроме того, веревочные сетки просто не могли не провисать посередине, и, когда человек ложился, кровать превращалась в подобие гамака. Честно говоря, спать на животе на кровати с веревочной сеткой просто невозможно. Я убедилась в этом на собственном опыте, проведя ночь в фермерском доме на территории музея под открытым небом «Уилд энд Даунленд».

Неужели короли действительно спали в коронах? Неужели в Средние века люди спали сидя?

Несколько человек спали на одной кровати до конца XVII века. Незадолго до того как дочери леди Энн Клиффорд исполнилось три года, в ее повседневной жизни произошли три важных события: малышка стала носить корсет из китового уса, ей позволили ходить без помочей и спать в кровати матери. Когда ребенка клали спать с родителями, это означало, что из разряда детей он перешел в категорию взрослых.

Действительно, если кто-то решит поспать на Большой кровати из Уэра (экспонат Музея Виктории и Альберта), он наверняка будет чувствовать себя неуютно из-за весьма внушительных размеров ложа, ширина которого составляет около 3,3 метра. Изготовлена кровать в период с 1575 по 1600 год. Некогда она стояла в придорожной гостинице «Корона» в Уэре и давала приют довольно большому числу людей. Как-то раз на ней (правда, на спор) провели ночь сразу двенадцать человек.

Для лиц состоятельных, располагавших средствами на приобретение кровати с пологом и соответствующих спальных принадлежностей – постельного белья, одеял и балдахина, – отход ко сну превращался в ритуал с участием слуг. В разговорнике 1589 года для иностранцев, посещавших Англию, приведен диалог, подходящий для общения в гостинице с горничной, помогающей приготовиться ко сну:

– Ты постелила мне постель? Она удобна?

– Да, сэр. Вы будете спать на пуховой перине, застеленной чистыми простынями.

– Я дрожу как осиновый лист. Принеси подушку, укрой меня как следует. Сними с меня чулки, согрей мою постель. Где ночной горшок? Где уборная?

– Справа от вас. Вы наверняка должны чувствовать запах, даже если его не видите.

– Милая, поцелуй меня, и я буду спать лучше.

– Я скорее умру, чем поцелую мужчину в постели. Отдыхайте с Богом.

– Спасибо, красавица.

Сэмюэл Пипс[11 - Сэмюэл Пипс (1633–1703) – английский чиновник адмиралтейства. В 1660–1669 гг. вел дневник, ставший важным источником сведений о жизни и быте того времени.], живший в XVII веке, был обычным преуспевающим чиновником и имел слуг, которые помогали ему укладываться спать. Однажды он записал в своем дневнике: «Сегодня вечером призвал мальчишку, дабы тот поучился у своей сестры, как укладывать меня в постель». Человек своей эпохи, в спальне он не только спал: согласно записям, там он, помимо всего прочего, играл на лютне, читал, беседовал с друзьями о музыке, слушал, как мальчик-слуга переводит на латынь, вел споры и учил жену астрономии.

Спал Пипс на перине, которую клали на соломенный тюфяк. Перина была ценным имуществом, и это не удивительно: ведь на ее изготовление требовалось около 25 килограммов перьев, для чего приходилось ощипывать целую стаю гусей. Иногда женщинам, служившим на кухне, позволяли оставлять себе для будущего приданого перо птицы, которую они ощипывали. Собрав нужное количество перьев, они делали из них перину для будущего супружеского ложа.

Перину приходилось постоянно взбивать, переворачивать и встряхивать, чтобы она оставалась мягкой и перья не сбивались в комки. Новая перина совсем не обязательно была лучше старой, потому что от нее исходил запах птичника и скотного двора.

Практичные хозяйки обычно копили грязное постельное белье и устраивали стирку раз в месяц. В 1773 году Джеймс Босуэлл[12 - Джеймс Босуэлл (1740–1795) – английский писатель, друг и биограф лексикографа С. Джонсона.] и Сэмюэл Джонсон вместе посетили остров Скай и ночевали в доме Флоры Макдональд. Джонсона уложили спать на кровати, где несколькими годами ранее провел ночь Красавчик принц Чарли[13 - Красавчик принц Чарли (1720–1788) – одно из прозвищ принца Карла Эдуарда Стюарта, сына Якова Эдуарда Стюарта. В 1745 г. он возглавил вооруженное выступление против короля Георга II. После неудавшейся попытки захватить английский трон бежал во Францию.], скрывавшийся от англичан. Миссис Макдональд бережно хранила нестираным белье, на котором спал принц, и завещала, чтобы перед погребением ее тело завернули (как ни омерзительно) в те самые грязные простыни.

Босуэлл отмечал, что на том далеком шотландском острове к нему в спальню постоянно врывались посторонние. «Днем доступ в спальни был открыт всем без исключения… в том числе детям и собакам». Для него это было непривычно, потому что к началу георгианской эпохи в среде богатых горожан уже стало складываться новое отношение к спальне как к личным покоям.

В XVII веке в типичном доме представителя среднего сословия (фермера или торговца) на втором этаже находились смежные спальни, причем тот, кто спал во второй комнате, мог попасть туда только через первую. В XVIII веке у людей появляется стремление оградить свою личную жизнь от посторонних взглядов, и в городских домах возникает пространство, предназначенное исключительно для прохода. В высоком и узком доме обычного горожанина, похожем на соседние дома, на каждом этаже появляется лестничная площадка, откуда можно попасть в спальни. Теперь тот, кто занимал дальнюю спальню, мог попасть в нее прямо с лестницы, не проходя через чужую комнату.

Следующим шагом в усовершенствовании планировки дома стал коридор. С его появлением в самом конце XVII века каждая спальня превратилась в полностью обособленное личное пространство. Кассандра Уиллоби[14 - Кассандра Уиллоби (1670–1735), герцогиня Чандос, – английский историк, автор путевых записок и художник, дочь английского натуралиста и путешественника Фрэнсиса Уиллоби (1635–1672).], проявлявшая живой интерес к условиям быта своих современников, в 1697 году одобрительно отмечала, что в новом доме некоего господина Артингтона имелись верхние галереи, по которым «можно было спокойно дойти до нужной комнаты, не превращая остальные покои в проходной двор».

Итак, современники георгианской эпохи, в отличие от тех, кто жил в период правления Тюдоров, уже относились к своим спальням как к неприкосновенному личному пространству. Дверь спальни стали навешивать так, чтобы она открывалась внутрь комнаты, к кровати. «Это делалось с той целью, чтобы входящий, открывая дверь, не мог увидеть сразу всю комнату», – объяснял в 1904 году Герман Мутезиус[15 - Герман Мутезиус (1861–1927) – немецкий архитектор, теоретик, публицист.], изучавший особенности английского быта. Ему нужно было обогнуть открытую дверь, «чтобы попасть в комнату, а к тому времени находившийся там человек успевал подготовиться к встрече с гостем».

И все же спальня продолжала оставаться местом, отчасти открытым для свободного посещения, – здесь играли в карты, устраивали чаепития и встречи с друзьями или вели дела, писали письма, занимались учебой и исследованиями. На картине Уильяма Хо-гарта «Будуар графини» (датирована 1743 годом) при утреннем туалете графини присутствуют без малого десять человек: куафер, флейтист, певец, священник, приятельница, чернокожий паж и даже посыльный из магазина игрушек, демонстрирующий свой товар. Графиня – легкомысленная натура, ее гости из числа мужчин – неприятные женоподобные типы. В 1765 году Оливер Голдсмит[16 - Оливер Голдсмит (1730–1774) – английский поэт, драматург и прозаик ирландского происхождения, яркий представитель сентиментализма.] описывал подобное будуарное сборище так:

За ней спешит, в шелках блистая,
Хлыщей напудренная стая[17 - Пер. А. Парина.].

Звучащее в его словах неодобрение свидетельствует о том, что в ту пору общество уже считало неподобающим массовый прием посетителей в спальных покоях.

Следующий этап в развитии спальни пришелся на викторианскую эпоху. Иметь собственную комнату для сна стало не только желательным, но и необходимым, и стремление к уединению походило на одержимость. Мужчинам и женщинам, в том числе даже слугам и служанкам, полагалось спать раздельно, а подготовка ко сну превратилась в еще более трудоемкий и дорогостоящий ритуал.

В аристократических кругах викторианского общества считалось немыслимым, чтобы муж и жена, живущие в большом просторном доме, спали в одной комнате. К сексу относились как к чему-то постыдному и непристойному. Женщины имели о нем весьма приблизительное представление и страшились физической близости, а мужчины оберегали их от греховного знания. В спальне теперь полагалось только изредка заниматься сексом и спать. Все «салонные» функции спальни отпали. Журнал «Архитектор» был в этом вопросе категоричен, утверждая, что использование спальни для любой другой деятельности, кроме сна, «вредно, безнравственно и противоречит установившемуся принципу, в соответствии с которым для каждого важного занятия должна быть отведена отдельная комната».

Фолгейт-стрит в Спитлфилдсе (Лондон): созданный в 1720-е годы городской дом этого типа воцарится на следующие два столетия. Спальни в таких домах, как правило, служили местом уединения.

Состоятельный джентльмен зачастую ночевал в своей гардеробной, когда возвращался поздно вечером после затянувшейся встречи с друзьями. Гардеробная дамы называлась будуаром (англ. boudoir, от фр. bouder — «дуться», «сердиться», «хандрить»). Идея раздельных спален, прижившись в домах богатых, вошла в моду: в начале XX века на аристократию стал равняться средний класс. Располагая более скромными возможностями, супруги, чтобы поделить пространство, спали в одной комнате, но на односпальных кроватях.

Кровати в доме викторианской эпохи стали еще более пышными. В руководствах по ведению домашнего хозяйства XIX века много внимания уделено правилам содержания спального места: белье должно быть свежее, постель проветрена и застелена множеством простыней и одеял. Подготовка кровати ко сну выливалась в настоящий ритуал.

С 1826 года веревочные сетки на кроватях начали заменять металлическими. Вместо льна и шерсти для изготовления постельных принадлежностей все чаще использовали новый чудо-материал, благодаря которому Британия вступила в индустриальную эпоху, – XIX столетие было веком хлопка. К 1830-м годам половину всего британского экспорта составляли хлопчатобумажные ткани. Хлопок-сырец стране поставляли сначала Индия, потом – Америка, а перерабатывали его на мануфактурах Ланкашира. В 1853 году в одном только Манчестере – хлопковой столице – насчитывалось не менее 108 ткацко-прядильных фабрик.

Викторианские домохозяйки, старательно копившие продукцию этих фабрик, гордились тем, что их шкафы забиты постельным бельем, которое они берегли, заменяя нижние простыни верхними после двухнедельного использования. В викторианскую эпоху к подготовке постели относились очень серьезно. Миссис Пантон, автор книги «От кухни до чердака» (1887), жаловалась, что ни один слуга не способен приготовить постель так, чтобы спальное место соответствовало ее высоким требованиям. «За всю свою жизнь я еще не встречала слуги, который добросовестно проветрил бы постель». Обычно он «удовлетворялся тем, что просто застилал ее», оставив «непроветренной и неудобной для сна». Возможно, она и права, но вы только представьте себе, что значит «добросовестно проветрить» викторианское спальное место, которое состояло из самой кровати, накрывавшего железную сетку плотного голландского полотна, матраса, набитого конским волосом, перины, наматрасника, наперника, нижней простыни, верхней простыни, трех-четырех шерстяных одеял, стеганого пухового покрывала и подушек в наволочках. Миссис Пантон предлагала ежедневно снимать все, что укладывалось на остов кровати: «После того как вы встали, на кровати не должно остаться ни единой постельной принадлежности. Их нужно не просто перевернуть – проследите, чтобы все было вынуто из-под матраса, а постельное белье снято и развешено». После этого в соответствии с ее наставлениями несчастный слуга должен был «стащить с кровати матрас и положить его как можно ближе к окну». Кроме того, она рекомендовала нарядные наволочки с оборками, украшавшие подушки в течение дня, на ночь снимать «и заменять обычными из соображений экономии». Я лично пробовала стелить викторианскую постель в загородном доме Таттон-Олд-холл в Чешире, следуя инструкциям миссис Пантон. Эта процедура заняла у меня полчаса, а самостоятельно перевернуть матрас из конского волоса я так и не смогла – не хватило сил. Неудивительно, что слуги миссис Пантон проявляли халатность в исполнении своих обязанностей.

В комнатах прислуги миссис Пантон нарядных наволочек с рюшками и фестонами вы не увидели бы. Как указывалось в викторианских справочниках по домоводству, убранство помещений для слуг должно быть предельно скромным. «Обстановка в спальне прислуги должна состоять только из предметов первой необходимости, – рекомендовал «Справочник по домоводству Касселла» (1880-е). – Кровать, постельные принадлежности… простыни из суровой ткани… недорогое цветное покрывало, комод, зеркало, умывальник… и стул – вот все, что нужно». Больше похоже на тюремную камеру, чем на жилое помещение.

Миссис Пантон тоже утверждала, что обстановка в комнатах слуг не должна быть «чрезмерно роскошной», хотя и признавала за слугой право иметь отдельную кровать. К своим горничным она относилась как к животным, считая, что у них нет ни вкуса, ни каких-либо человеческих чувств. В помещениях прислуги занавески на окнах вешать не разрешалось. Слугам не позволялось «держать в комнатах сундуки… они обязательно будут складывать туда всякий хлам». Учитывая, что дорожные сундуки, привезенные из дома, были единственным личным «жизненным пространством», которым слуги располагали в доме работодателя, со стороны миссис Пан-тон было жестоко лишать их и этой малости.

Конец обилию оборок и складок в убранстве богато драпированной викторианской спальни положило Движение за санитарную реформу, возникшее в обществе вслед за появлением представлений о существовании микробов. В отчете Эдвина Чедвика[18 - Эдвин Чедвик (1800–1890) – один из авторов санитарного законодательства в Великобритании.] «Санитарные условия жизни трудящегося населения» (1842) подчеркивалось большое экономическое значение охраны здоровья рабочих путем поддержания чистоты в их жилище. Борцы за санитарные реформы отмечали преимущество железных кроватей перед деревянными: железные не служили рассадником вшей и прочих паразитов. Единственный способ изгнать клопов из деревянной кровати – это сжечь ее. Соответственно железо оказалось предпочтительным материалом.

Однако и в первом десятилетии XX века кровать продолжали старательно застилать несколькими простынями, шерстяными одеялами и пуховым покрывалом. Даже в относительно скромном особняке в начале двадцатого столетия одна горничная не справилась бы со всей работой. Если она и спала в отдельной комнате, то обязанности явно делила с кем-то еще, и бездельничать не приходилось никому: «Подъем в 6:30. Распахнуть окна и так далее. Приготовить утренний чай. Принести горячую воду в спальни. Приготовить ванны. Подмести пол и вытереть пыль в холле, вымыть крыльцо. Затопить камины. После завтрака застелить кровати, вынести помои и навести порядок в спальнях. Подмести комнаты. Одеться (в форменное платье) к 15:00. Перед ужином разнести по спальням горячую воду. Разжечь камины, включить газовое освещение, задвинуть шторы. При необходимости помочь с туалетом юным леди или гостям. Если требуется, помочь накрыть на стол. Расстелить постели и подготовить спальни ко сну».

Лишь в 1970-е годы произошла величайшая революция в застилании постелей. В то десятилетие из Скандинавии пришло тонкое простроченное пуховое одеяло. С его появлением фактически исчезла нужда в верхних простынях, тонких шерстяных одеялах и покрывалах – их продолжали использовать лишь те, кто ностальгировал по прошлому. Познакомил англичан с новым изобретением Теренс Конран[19 - Теренс Конран (р. в 1931) – английский дизайнер, ресторатор, владелец сети магазинов по всему миру.], и называлось оно изначально «сламбедон» (англ. slumberdown, буквально «пуховик для сна») или «континентальное стеганое одеяло» (второе название отражает происхождение этой заморской диковины). Немного позже «континентальное стеганое одеяло» получило широкое распространение во Франции, и в Великобритании прижилось его французское название – «дювей» (фр. duvet – «пух»).

Тонкие простроченные пуховые одеяла произвели революцию в сфере постельных принадлежностей, вытеснив шерстяные, которыми укрывались на протяжении многих веков. В каталоге магазина «Хабитат» 1970-х годов нашла отражение еще одна новая черта времени: центральное место в жизни семьи отныне заняли дети.

Тонкие простеганные пуховые одеяла ассоциировались не только с освобождением от тяжелой процедуры застилания кровати, но и со свободой нравов вообще. «Спи со шведом!» – таков был один из первых рекламных лозунгов в наступивший век терпимости. Пуховые одеяла с пододеяльниками продавались в магазинах сети «Хабитат», созданной Конраном. С достоинствами пухового одеяла покупателей знакомили демонстраторы, одним из которых была Патрисия Уиттингтон-Фаррелл. Целыми днями она надевала пододеяльник на одеяло и снимала его, демонстрируя искусство приготовления постели за десять секунд. Когда я с ней встретилась, чтобы взять интервью, за десять секунд она не управилась, зато с огромным энтузиазмом говорила о магазинах «Хабитат» и о товарах, так облегчивших жизнь молодым домохозяйкам в 1970-е.

«Десятисекундная постель», разбиравшаяся одним движением руки, была гордостью каталогов «Хабитат». Ткани на картинках поражали смелостью расцветок и узоров: синие, пурпурные, горчичные, в полоску, с цветочным рисунком – полная противоположность кипенно-белому викторианскому постельному белью. Поначалу покупатели приобретали тонкие пуховые одеяла для своих детей. Те, кто родился в 1970-е, я в том числе, ничего другого и не знали (вспоминаю, как бабушка советовалась с подругами: «А оно не тяжелое? А под ним не жарко?»).

Мало кто возвращался к простыням и шерстяным одеялам, хотя бы раз попробовав спать под тонким пуховым одеялом. На самом деле те, кто отдает предпочтение многослойной постели, попросту потакают страсти к излишеству: у этих людей или их прислуги есть время на то, чтобы по утрам застилать такую кровать и стирать кучу простыней, шерстяных одеял и покрывал.

Простота современной постели – один матрас, одно одеяло – парадоксальным образом возвращает нас во времена Средневековья, когда человек довольствовался соломенным тюфяком и укрывался собственным плащом.

Глава 2

Рождение человека

Позволь помолиться за всех младенцев, еще не рожденных, что зреют во чревах со всеми их жилами и членами. Пусть придут они в этот мир здоровыми и совершенными, без изъянов и уродств.

    Томас Бентли. Молитва для беременных женщин, 1582

В течение столетий (вплоть до XVIII века, когда стали открываться первые родильные дома) почти все люди появлялись на свет в стенах своего жилища. Жизнь человека начиналась в спальне и чаще всего заканчивалась там же. Возможно, даже на той же самой семейной кровати. До тех пор пока больницы не стали местом, где происходят эти два величайших события – рождение и смерть, спальня была первым и последним, что видел человек.

И сегодня любая будущая мать волнуется в ожидании родов, а ведь в прошлом риск осложнений был гораздо выше. В жизни молодой женщины едва ли случалось что-то более опасное, чем роды, поэтому один вид спального покоя, куда она удалялась, чтобы разрешиться от бремени, вселял в нее страх и тревогу. В Средние века при родах погибали две роженицы из ста. Учитывая, что женщины нередко рожали по десять и более раз, угроза смерти была вполне реальной. В период правления Тюдоров многие знатные дамы во время беременности заказывали свои портреты, полагая, что, прощаясь с мужем перед родами и удаляясь в спальный покой, они, возможно, прощаются навсегда. Если женщина умирала, то на память мужу и детям оставался портрет почившей любимой жены и матери.

Средневековая операция по извлечению младенца из чрева матери путем кесарева сечения, проводимая в спальном покое роженицы.

В эпоху Тюдоров всем было известно то, что знают и нынешние приверженцы естественных родов: при разрешении от бремени помогает сила тяжести. В XVI веке королевы рожали на тронах с вырезанным сиденьем. Эти так называемые «кресла стонов» были обтянуты парчой и дополнялись медным тазом, в который падал послед. В распоряжении повитух, помогавших роженицам разных сословий, имелись и родильные кресла попроще. Некоторые из них были снабжены всякими усовершенствованиями – кожаными сиденьями, спинками с откидным механизмом или подлокотниками с ручками, на которые роженица опиралась при потугах.