Прежде чем я умру

Мудрый архангел в образе старца занимался врачеванием еще со времен древнего Рима. Его длинная белоснежная борода тянулась до пола, делая Рафаила похожим на чародея Мерлина из «Преданий о Короле Артуре», а яркие синие глаза намекали на скрытую силу архангельской души. Он всегда был облачен в светлую тунику с длинными рукавами, опоясанную кожаным шнурком. На ногах он носил исключительно сандалии, и кто-то из ангелов клялся, будто это обувь самого Персея.

Этот разговор происходил, когда Рафаил лечил Яна. Ангел частенько наведывался в различные бары и пабы, где любили кутить темные, чтобы пропустить пару стаканчиков ирландского виски, побеседовать за жизнь со знакомой демоницей и расслабиться. Но стычки между светлыми и темными в таких местах были не редкостью. Когда телу наносился ущерб оружием темного – залечить такие раны светлые могли только в лазарете Келестис, у главного целителя Рафаила. Как бы то ни было, но Иоанн – одно из имен Яна.

Что же касается темных, то в большинстве своем это были мускулистые и брутальные демоны, славящиеся стихией огня. Прожженные сердцееды, сплошь покрытые татуировками, чтящие кодекс правил, которые, тем не менее, постоянно нарушали.

Но для светлых законы непреложны, и Яну вменялось соблюдать их. Ангелу не хотелось вновь отправиться в Нижнюю Аиду, или, тем более, лишиться крыльев. Крылья для него – все.

Сунув ноги в домашние тапки, заботливо оставленные Анжеликой, ангел прихватил чашки с кофейником и направился на кухню. Хозяйки уже не было дома, только в коридоре четко ощущался цветочный парфюм. Неудачно задев дверь в ванную, Ян пролил себе на руки остатки кофе. Кипяток обжег ладони, и ангел стиснул зубы, чтобы не выругаться, хотя мысленно выкрикивал проклятья.

Подставив обожженные руки под ледяную струю воды в раковине, он наблюдал, как кожа сначала покраснела, покрывшись багровыми пятнами, а затем резко побелела. Быстрая регенерация тканей всегда была очень кстати, и ему отчего-то вспомнилась собственная смерть.

***

Ян

Это случилось в конце XIV века в Праге. Тогда я занимал должность духовника Королевы. Ян Непомуцкий или Иоанн Непомук – простой люд произносил мое имя с надеждой и трепетом. Дворянство поверяло мне тайны своих душ, и я тщательно их хранил. Серый Кардинал – вот кем я был…

Развитие конфликта между Королем Вацлавом IV, вмешавшимся в дела Церкви, и Высшим духовенством страны привело к тому, что я впал в немилость. По приказу Короля я и двое моих учеников были схвачены и заточены в тюрьму. Я вспоминаю вонь и сырость холодной темницы, шуршание крысиных хвостов по скользким плитам пола, невыносимую жажду и голод, от которых мое старое тело медленно приходило в негодность. Тьма, застилавшая мои тусклые глаза, была благословением Божьим – двум молодым священникам рядом со мной было отказано в этом счастье. День за днем они истощались, делаясь похожими на скелеты, обтянутые серой кожей. Их избитые, замученные пытками тела со сломанными пальцами и ребрами скручивались от постоянного холода на жалких холщовых подстилках. Господь наш всевидящ – его слугам оставалось недолго мучиться. Мои протеже были избавлены от заточения – их отпустили… Я остался один, и это дало легкую надежду на то, что скоро и я буду избавлен от этих оков.

Но свету было суждено померкнуть в момент, когда меня отвели в пыточную и разместили на дыбе. Я чувствовал, как разрываются мои суставы, как боль завладевает каждым миллиметром тела. Почему я продолжал дышать, а мое сердце билось? Как я мог вынести подобную агонию?!

У меня пытались выведать все хранящиеся в голове тайны, но даже под пытками с уст моих не сорвалось ни звука. Про себя я молился Отцу своему, просил дать мне сил и терпения, дабы выдержать это, простить грех людей…

Последнее что я помню – как Вацлав приказал заковать мое тело в «молитвенный крест», но оковы спадали— тело было слишком худо и измучено…

Ощущаю холод, в который я окунулся… мне хочется спать, и я безропотно отдаюсь в объятья вод Влтавы, куда мои истязатели меня выбросили, как ненужную шахматную фигуру с поля интриг и козней… Теперь душа моя всецело принадлежала Богу. Для каждого Рай – свой. Я никогда не мог представить, какой Он… Возможно, там действительно есть золотые врата, у которых стоит Святой Петр…

Я очнулся среди поля пшеницы близ журчащего ручья. Тело мое больше не ломила боль, я чувствовал себя юным и полным сил. Взглянув на собственные запястья, некогда растерзанные дыбой, увидел упругую, здоровую кожу, по жилам резво бежала обновленная кровь. Прикоснулся к лицу: куда-то исчезли морщины и борода старца. Заглянув в ручей, я увидел свое отражение – я снова был молод. Время повернулось вспять.

Рай – это чистое голубое небо, золотые колосья пшеницы, отделяющие меня от Тьмы. Я был готов к новой жизни, и энергия, бьющая внутри, как ручей у ног, кричала о себе. Мы умираем, чтобы заново возродиться, подобно фениксам из пепла…

***

Ангел выключил кран и вытер руки полотенцем: «Я ненавижу время с 9 утра и до 9 вечера».

Прошла ровно неделя с того самого вечера, когда Ян увидел девушку, овеянную яблочным ароматом. В бар «Амстердам» он больше не заходил, зато частенько наведывался в кофейню «Филижанка», располагавшуюся ниже по улице от его дома.

Кофейня, или по-местному «Кав`ярня»[7 - Кофейня], была небольшим заведением с крохотной открытой верандой.

Обстановка внутри – самая что ни на есть старинная: неровные стены выкрашены в желтый цвет, кованые светильники создавали таинственную атмосферу, излучая мягкое теплое свечение, на круглых деревянных столиках, заботливо укрытых вязаными салфетками, стояли миниатюрные глиняные вазочки с сухоцветами. Официантки каждый раз мило улыбались Яну, подавая меню. Здесь отлично готовили полюбившуюся ему «каву по-вiденськи»[8 - Кава по-вiденськи – кофе по-венски (укр.)] с горкой взбитых сливок, посыпанных тертым шоколадом.

Ангел наслаждался кофе, изучая просторы Интернета. Поиск «яблочной» девушки в социальных сетях по городу проживания «Бердичев» не дал положительных результатов, и Ян закрыл крышку ноутбука.

«Значит, придется искать ее старым проверенным способом – на своих крыльях, ориентируясь на ауру… – он поднял глаза к деревянному потолку, —азарт превращает меня в сыщика», – усмешка тронула его губы, и официантка за кассой томно вздохнула.

Расплатившись по счету и кивнув девушке на прощание, Ян собрал вещи и, перекинув рюкзак через плечо, покинул «Филижанку». Середина августа в Бердичеве была теплой, без изнуряющих жары и духоты, которые Ян, по понятным причинам, не выносил. Перейдя на противоположную сторону, он двинулся по вымощенной камнем дорожке к воротам в кирпичных стенах, защищающих костел[9 - Костел – католический храм.].

Архитектура крепости гармонично сочетала в себе стили барокко и классицизма, которые угадывались в колоннах, поддерживающих стены главного комплекса моления католиков.

Отреставрированная лестница пахла свежим цементом, а тяжелая железная дверь, за которой скрывалось помещение для богослужений, не сразу поддалась, чтобы открыться.

Обмакнув кончики пальцев в каменную чашу с водой, Ян совершил крестное знамение и ступил на мраморный пол. Внутри все было таким же величественным, как и в любом католическом соборе: высокие потолки, уходящие вверх, арки и колоннады, разноцветные витражи, картины с изображениями святых в тяжелых рамах, деревянные лавки, установленные вдоль отштукатуренных колонн, и широкий алтарь в белоснежном облачении.

Послышались звуки органа: «Скоро начнется месса». И действительно, через мгновение в колонках зазвучал приятный женский голос, поющий молитву. Ян питал слабость к органной музыке, а католические мессы были его сердцу ближе, чем православные.

Присев на скамью, ангел сложил ладони в молитвенном жесте и, закрыв глаза, зашептал на латыни: «Rеquiem ?tеrnam dona eis Dоmine et lux perpеtua l?ceat eis. Requiеscant in pace. Amen»[10 - Вечный покой даруй им Господи, и пусть вечный свет воссияет над ними. Покой. Истинно.]. Мелодию органа заглушил звон колокола, оповестивший о начале вечерней литургической службы.

В собор медленно заходили люди, их было немного: двое мужчин преклонили колени, женщины рассаживались по лавкам ближе к алтарю. Все ожидали священника. Ян встал со скамьи и поднял взгляд к витражу с изображением белого голубя над иконой Девы Марии. Сквозь разноцветное стекло проникали лучи света, они падали на алтарь и тянулись по полу.

Ян с удовольствием отстоял всю мессу. В конце он прошептал на латыни: «In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti»[11 - Во имя отца и сына и святого духа (лат.)]. Затем коснулся креста на шее и покинул собор.

На улице при свете заходящего солнца ангел еще раз осмотрел Кармелиты: часть правой стены разрушена, и велись восстановительные работы, а башня слева нуждалась в капитальном ремонте. Во многих местах отвалилась штукатурка, оставив после себя желтоватые следы. Стекла в окнах разбиты, а те, что уцелели, покрылись слоем пыли и были увешаны вуалью из паутины. Обойдя собор со стороны, где находилась небольшая музейная пристройка, Ян направился к круглой площадке с парой лавок.

Фальшивые звуки скрипки, доносившиеся из окна, заставили ангела поморщиться: «Значит, здесь музыкальная и художественная школы, про которые рассказывала Анжелика». На красной кирпичной стене обнаружилась латунная табличка, подтверждающая этот факт. На заднем дворе крепости было пусто: никаких учащихся или рабочих, только одиноко стоящее дерево, распростершее мертвые седые ветви к розовому закатному небу.

Ян подошел ближе. «Странно, вокруг все такое зеленое и только оно… мертвое», – он прикоснулся к гладкому стволу, и кончики пальцев обожгло льдом, но это ощущение длилось ровно секунду, а затем прошло.

«Это место не такое простое, каким кажется… – он приложил пальцы к губам, согревая их. От дерева исходила едва ощутимая волна энергии. – Никакой подпитки я от него не чувствую, но ощущаю, что когда-то это древо использовали для хранения артефакта. Видимо, оно и вобрало в себя часть его силы».

Заинтересованным взглядом Ян изучил старые окна, за которыми дети занимались музыкой, а затем остановился на большом куполе с узкой башенкой. Кровля из оцинкованного железа покрылась ржавыми подтеками, изумрудная краска облупилась, обнажив черные пластины.

Стеклянные окна в башенке не пропускали ни одного луча света, настолько грязными и неухоженными они были. «Конечно, кому есть дело до святого места», – в Яне заговорила подзабытая натура священника.

Порталы стекол окружали тонкие колонны, на которых держалась острая крыша, уходящая в небо длинным крестом с золотым шаром на конце. Башенка привлекла Яна черным парапетом. Пространство между ним и окнами было ровно таким, что там можно было спокойно сесть, свесив ноги вниз.

Вдалеке грянул гром, и только сейчас ангел почувствовал приближающуюся грозу. В воздухе запахло дождем. «Стоит попробовать туда взобраться, но позже, когда совсем стемнеет», – сейчас нецелесообразно привлекать к себе лишнее внимание.

Рядом с мертвым деревом ангел заметил разбитые ступени лестницы, он быстро подошел к ним, но резко остановился, видя, что у подножия лестницы нет ничего, кроме стальной двери в стене и клочка земли, поросшего высокой травой. Выше «пустыря», в прыжке от лестницы, была отвесная стена, на нее Ян и запрыгнул. Кирпичная крошка зашуршала под подошвами кед. Ангел с тоской посмотрел вниз: расстояние примерно в пять-шесть этажей. «Упади отсюда, точно шею свернешь…», – сделал он вывод, возвращаясь на твердую землю.

Как раз в этот момент небо расчертило несколько серебристых молний, и хлынул сильный дождь. Ян быстро покинул территорию Кармелит, перебежал дорогу и зашлепал по лужицам в сторону дома.

Вернувшись в пустую квартиру промокшим до нитки, он направился в душ. Высушив волосы и смахнув влагу полотенцем, он переоделся в домашнее. Сидя на кухне и жуя остатки утреннего пиршества, ангел с умиротворением смотрел на льющийся дождь за окном. Капли соединялись в струйки, которые стекали по чистой поверхности стекла, завораживая взгляд. Впрочем, огонь привлекал его гораздо больше, чем созерцание водной стихии.

Убрав посуду в раковину, Ян ушел в свою комнату немного вздремнуть. Он проспал около трех часов, пока его не разбудила вибрация будильника на мобильном. Уткнувшись в подушку, ангел вдруг понял: ему давно никто не готовил завтраки, не заботился, подобно Анжелике. Женщина чем-то напомнила его собственную мать, образ которой почти стерся из памяти: «Она не дожила до того дня, когда я окончил обучение. Не видела, как высоко я поднялся и упал. Не смогла меня поддержать. А я даже не могу вспомнить, как она выглядела…». Ему стало невероятно тоскливо, но он тут же себя одернул: «Хватит предаваться унынию, нужно срочно развеяться».

Ян всегда отличался от других ангелов. Он был подвержен быстрой смене настроения, от которого зависели его дальнейшие слова и действия, обладал собственным видением Света и Тьмы, и это никто из Старших архангелов не мог изменить или принять. Ангел знал, что хорошо, а что плохо. Мог прекрасно выполнять обязанности Хранителя, но халтурил, оправдываясь тем, что если он, как другие, будет трястись над своим подопечным, тот никогда не сможет самостоятельно идти по жизни и прочно встать на путь истинный.

Переодевшись во все черное, чтобы стать незаметным для человеческого глаза, Ян покинул квартиру. Оказавшись на улице, он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. После прошедшего дождя чувствовался запах влаги, скошенной травы и костра: «Проклятье! Я так не смогу ее найти, нужно забраться повыше, чтобы меня ничто не отвлекало». Быстрым шагом он добрался до крепости: в такой поздний час на воротах висели замки, отсекая возможность попасть на территорию. «По кирпичным стенам без единого выступа не так-то просто взобраться на купол», – воровато осмотревшись по сторонам, ангел распахнул крылья и, разбежавшись, подпрыгнул. Подошва кед зашуршала по стене, как если бы он просто шел по ней.

Оказавшись наверху, он довольно улыбнулся, стряхивая кирпичную крошку с джинсов. Темнота и черные вещи прекрасно скрывали его от окружающих. Обогнув стену с западной стороны, Ян совершил еще один прыжок и оказался на куполе. Здесь, сидя на парапете, он мог спокойно сосредоточиться, отдавшись на волю интуиции. «Аромат яблочной ауры подскажет местонахождение девушки…», – взгляд серо-голубых глаз блуждал по окрестности, следя за течением реки Гнилопять, уходящей в сторону Красной горы. «Нет, я не чувствую ее там…», – он сделал глубокий вдох и закрыл глаза. В сознании проявилась карта города с его районами и улицами: «Володарская, Чудновская. Нет! И это тоже не то, попробую по Житомирской…». Перед глазами возникли пятиэтажки, а затем ангел углубился в череду узких улочек: «Русская, Урожайная, Чапаева… сколько же их?!» Он дернул головой вправо так, что шея неприятно хрустнула, и вдруг уловил тонкую нить знакомого аромата. Мысленно он шел по улице Сабурова, пока не оказался перед домом номер девятнадцать. Вокруг витала полупрозрачная женская аура. «Нашел!» – возликовал ангел.

Его наполовину белоснежные крылья раскрылись. Он скользнул тяжелым взглядом по черным перьям: «Так я расплачиваюсь за то, чтобы оставаться таким, какой есть…». Подпрыгнув и оказавшись среди просторов звездного неба, Ян почувствовал толчок упругого ветра в грудь и воспарил над землей.

Подобно нити Ариадны, яблочный аромат вел его за собой к нужному дому. Ян прошептал заклинание невидимости и опустился на блестящую после дождя крышу. Из-за тучи вышла большая желтая луна, осветившая окна-витражи на втором этаже. Дом, в котором жила девушка, был построен из белого камня и покрыт синей черепицей. Он отличался от других – сделанных из красного кирпича, со старыми поросшими мхом серыми крышами, с покосившимися заборами, скрипучие калитки которых давно нуждались в смазке петель. Участок дома номер девятнадцать был окружен белой кирпичной стеной, защищающей от любопытных соседей. Кованые железные ворота с такой же калиткой не давали возможности забраться внутрь ни одному вору. На ухоженном газоне росли молодые яблони и вишни. Трава под деревьями поблескивала от сырости, а с реки тянуло легким болотным зловонием. В воздухе витали сырость и туман. Окна комнат второго этажа выходили на задний двор, где располагались небольшие овощные грядки и были воздвигнуты две теплицы. Вдоль каменных дорожек расстелились фиалки и благоухающая мята.

«Это должна быть ее комната», —как можно тише Ян съехал по металлической черепице и, схватившись за водосточную трубу, спрыгнул на открытый балкон. Под ногами валялось несколько подушек, на которых он едва не поскользнулся и чудом не уронил стоящую на кованом столике вазу с розами. От алых бутонов отделилось несколько лепестков, упав на пол. Рядом с балконной дверью находились деревянные полки, уставленные толстыми свечами.

«А здесь уютно, но если сидеть, для меня будет узковато, нельзя вытянуть ноги…», – он скользнул взглядом по железной решетке с орнаментом, а затем заметил тонкую полоску света, появившуюся под дверью комнаты. Скрип ручки – и в спальне зажегся светильник. Белесый тюль мешал рассмотреть детали, но когда дверь открылась и внутрь вошла хозяйка, Ян замер.