Нулевой пациент. О больных, благодаря которым гениальные врачи стали известными

– Ты же не хочешь сказать, что собираешься пойти на этот пошлый спектакль?

– Но посмотри, он профессор и после спектакля прочитает лекцию…

– Неужели ты попадешься на эту удочку?

– Нет, я просто-напросто хочу немного развеяться.

Госпожа Уэллс довольно легко дала себя уговорить…

Вечером, в начале спектакля, они встретили в Юнион Холле Сэмюэла Кули, с которым были хорошо знакомы, поскольку он иногда приходил помогать в зубоврачебный кабинет Уэллса. Молодой человек брался за все и был большим жизнелюбом, но в основном работал у одного аптекаря и не пренебрегал развлечениями, когда представлялся такой случай. Супруги решили сесть рядом с ним в первом ряду. Госпожа Уэллс опасалась худшего…

Ища глазами добровольца, говорун Колтон уронил взгляд на зрителей в первом ряду. Госпожа Уэллс почувствовала, как в жилах у нее стынет кровь. Колтон посмотрел на Хораса Уэллса и пригласил на сцену его. По правде говоря, это вышло непреднамеренно. Видя, что Уэллс колеблется, Кули вызвался подняться на сцену вместо него. Колтон, казалось, был доволен, поскольку строгий Уэллс вряд ли обеспечил бы тот результат, которого ожидал Колтон после своего представления… Идеальный кандидат…

Все шло как по маслу: Кули хохотал, шатался как пьяный, рассекал воздух беспорядочными движениями и в конце концов упал со сцены. Но во время падения он напоролся на плохо вбитый гвоздь, который раскроил брючину и рассек сверху вниз икру. Осознав, насколько глубока рана, Хорас Уэллс задохнулся в вопле, тогда как Сэмюэл Кули поднялся на ноги и принялся жестикулировать под взрывы хохота публики. Обрадовавшись подвигам своего первого добровольца, Колтон ничего не заметил. Супруги Уэллс обработали рану их несчастного друга и отвели его домой.

После представления они пошли справиться о самочувствии Кули и нашли его в скромной по-спартански комнате; он лежал, стиснув зубы, лицо его было искажено от боли.

– Очень болит? – спросила Элизабет.

– Последние пять минут просто ужасно, – подтвердил Кули.

– Как же так, до этого вы не ощущали боли? – удивился Хорас Уэллс, наклонившись, чтобы осмотреть ногу.

Из-за гематомы колено увеличилось вдвое, порез икры был глубоким, и рана все еще немного кровоточила.

– Так вы действительно ничего не почувствовали после падения? – настойчиво продолжал свои расспросы Уэллс.

– Нет, зато сейчас болит все сильнее и сильнее.

– Я очень вам благодарен, – сказал Хорас.

Элизабет и Сэмюэл посмотрели на него с изумлением. Неужели он тоже потерял голову?

– Да, я полагаю, что это веселящий газ не дал вам почувствовать боль, – продолжал Хорас.

– Кажется, я вел себя как дурак, – сказал Сэмюэл, – по правде говоря, я не очень хорошо помню подробности.

– Нет, вы были безукоризненны. Я очень вам признателен, – настойчиво повторил Хорас.

После того как супруги Уэллс вышли от Кули, Элизабет потребовала объяснений. Ее муж ответил, что он только что совершил революцию в искусстве зубодеров и наконец-то станет дантистом.

На следующий день Хорас Уэллс попросил своего ассистента вырвать ему коренной зуб, который уже некоторое время причинял ему беспокойство, одновременно пригласив краснобая-профессора Колтона прийти к нему в кабинет с веселящим газом. Он считал, что ему необходима большая доза, чтобы не ощутить боли. Во время операции он так глубоко вдохнул газ, что побледнел. Заметив его состояние, ассистент поначалу не решался начать операцию, но в конце концов уступил настойчивой просьбе Уэллса, который был близок к обмороку.

– Ну что, ты вырвал зуб? – поинтересовался Уэллс у коллеги.

– Как, ты не почувствовал? Я же тянул изо всех сил.

– Да-да, я почувствовал словно укус комара.

И под действием веселящего газа он принялся громко хохотать; взрывы смеха перемежались громогласными «ура».

Таким образом, Хорас Уэллс открыл общую анестезию, поставив эксперимент на себе. Случалось, что врачи становились своими же подопытными кроликами, как, например, канадцы Фредерик Бантинг и Чарлз Бест: они протестировали инсулин, сделав инъекции друг другу в декабре 1921 года, тем самым перевернув одну из самых прекрасных страниц в истории медицины.

Что касается общей анестезии, то нулевым пациентом можно считать Сэмюэла Кули, дурачившегося перед ошеломленным взором Хораса Уэллса. До этого эфир и закись азота служили исключительно в качестве увеселения для жадных ярмарочных артистов и лишенных изобретательности профессоров. А для появления научного интереса к веселящему газу достаточно было, чтобы в мозгу наблюдателя щелкнул переключатель. Таким наблюдателем стал Уэллс, а Кули неожиданно оказался его подопытным. Уэллс был одновременно и первооткрывателем, и первым пациентом, на котором была испытана общая анестезия. В кои-то веки пациента невозможно игнорировать, потому что он же и врач.

Но медицина неблагодарна, а ее история часто несправедлива. Официально создание анестезии приписывается совершенно другому человеку – некоему Уильяму Томасу Грину Мортону, мошеннику, который скупал имущество в кредит и перепродавал его, выходя сухим из воды с помощью денег. Он начинал учиться на дантиста, но был вынужден прервать обучение и бежать. Когда в Хартфорде он познакомился с Хорасом Уэллсом, ему было 23 года. Это было в 1842 году, за два года до описываемых событий. И тогда он принял решение вновь быть честным человеком, следуя советам старшего товарища и став его помощником, но очень быстро оставил его, чтобы, пользуясь его уроками, устроиться в другом месте.

Следовательно, Мортон не присутствовал, когда его бывший товарищ в декабре 1844 года обнаружил свойства закиси азота. Но через несколько месяцев после открытия Мортон бессовестным образом воспользуется неудачами Уэллса…

Успешно применив анестезию на нескольких пациентах, Уэллс решил рассказать о своем открытии. В начале 1845 года он представил его в больнице общего профиля Массачусетса перед знаменитым хирургом, профессором Джоном Уорреном, а также пришедшими по случаю студентами и зрителями. Уэллс применил газ к студенту, который согласился вырвать зуб. Но очень неудачно маску сняли раньше времени, и в момент операции студент завопил от боли. Может, студент закричал, чтобы угодить профессору Уоррену, который совершенно не верил истории с общей анестезией? Мы никогда этого не узнаем. Как хирург, влиятельный и уважаемый человек, мог поверить какому-то зубодеру?

«Какой вздор!» – хором кричали профессор Уоррен, его студенты и зрители после провалившегося на их глазах опыта Уэллса.

Мортон был свидетелем публичного позора, обрушившегося на его бывшего учителя и коллегу. В тот же вечер он попросил его повторить опыт, и все прошло безукоризненно. Мортон был очарован и тут же представил, сколько можно заработать на подобном открытии. Однако он не мог столь поспешно и открыто предать своего учителя. Тогда он решил использовать эфир, который демонстрировал те же свойства, хотя и переносился пациентами явно хуже. Он объявил бой закиси азота – битву более благородную, чем вызов, брошенный учителю учеником. Кроме того, Мортон был изворотливее и умел обольщать, а история науки не лишена и тактической хитрости.

После продолжительных экспериментов, 16 октября 1846 года Мортон был готов. Ему было 27 лет. Перед тем же Джоном Уорреном, в той же общеклинической больнице Массачусетса он повторяет опыт Хораса Уэллса. Оперируемый пациент с большой опухолью на шее ничего не почувствовал. Зал взорвался аплодисментами. Так 16 октября становится днем рождения эфира, официальной датой возникновения общей анестезии. Зал, ставший свидетелем этой присвоенной победы, переименовали в Ether Dome («амфитеатр эфира»), чтобы увековечить место его изобретения. Столь престижное заведение больше приличествовало подобному открытию, чем ярмарочный балаган.

Как и многие другие, Мортон понял: чтобы войти в историю, одного ума недостаточно – нужно еще выбрать подходящую публику, время и место. На его могиле высечена надпись: «Создатель и провозвестник ингаляционной анестезии, до которого хирургия всегда была агонией. Благодаря ему во время операций удалось не просто избежать боли, а вовсе избавиться от нее. С тех пор наука держит боль под контролем». Эта эпитафия должна была быть посвящена Уэллсу.

Между тем Уэллс продолжил делать операции с применением закиси азота. Он быстро понял, что не в силах соперничать с хитрецом Мортоном. Он попытал счастья в Париже, но, прочитав статью об использовании в анестезии хлороформа, вернулся в Нью-Йорк. Как ранее с веселящим газом, Уэллс решил испробовать действие хлороформа на себе. Ошибка стала роковой. Он не знал, что хлороформ вызывает сильную зависимость, особенно у людей, обладающих психической предрасположенностью. Вероятно, Уэллс относился к их числу. Он лишился рассудка. В январе 1848 года он был арестован после того, как облил лица двух проституток серной кислотой. В том же году он покончил с собой в тюрьме, вскрыв бедренную артерию. Скорее всего, такой конец был вызван действием хлороформа в сочетании с биполярным расстройством.

Но вернемся к Мортону и его успешному испытанию эфира. Как и многие американцы, он считал, что идея удачна только в том случае, если приносит много денег. К сожалению, он не мог запатентовать уже всем известный в то время эфир. И тогда он изготовил смесь эфира и апельсинового масла, которую назвал «летеон». Однако все прекрасно понимали, что ее основным действующим веществом был именно эфир. Создание или продление действия патента с добавлением вспомогательного вещества к известному продукту и приписыванию ему тем самым новых свойств оказалось очень прибыльной уловкой, переделкой, которая вошла в обиход фармацевтической промышленности. Как минимум, Мортон стал изобретателем этого приема.