Маленькие женщины

– Где же он?

– Он – ваше лицо.

– Вздор какой! Что в нем толку?

– А вот подождите – и увидите, не принесет ли оно вам что-то вполне достойное, – сказал юный джентльмен, посмеиваясь при мысли о том, что владеет прелестной маленькой тайной, какую, по его мнению, он разгадал.

Мег покраснела за веточкой папоротника, но вопросов никаких не задавала, только смотрела за реку с тем же выражением лица, какое было у мистера Брука, когда он начинал рассказывать историю о рыцаре.

– Если через десять лет от нынешнего дня все мы будем живы, давайте встретимся и посмотрим, скольким из нас удалось осуществить свои мечты, или хотя бы насколько ближе к их исполнению мы оказались, чем сегодня, – предложила Джо, всегда готовая представить некий план действий.

– Святые Небеса! Я же тогда такая старая буду! Двадцать семь лет! – воскликнула Мег, уже считавшая себя совершенно взрослой в свои только что наступившие семнадцать.

– Вам и мне будет по двадцать шесть, Тедди, Бет – двадцать четыре, а Эми двадцать два. Что за почтенная компания! – отметила Джо.

– Надеюсь, я к этому времени успею сделать что-то, чем смогу гордиться, однако я такой лодырь, что, боюсь, проволыню все время, Джо.

– Мама говорит, вам нужен побудительный мотив, и, когда он у вас появится, вы будете великолепно работать, она в этом не сомневается.

– Правда? Клянусь Юпитером[80 - Клянусь Юпитером… – Юпитер – у римлян главный бог, сын Сатурна и Реи, соответствующий греческому Зевсу.], так оно и будет, если только у меня появится возможность! – вскричал Лори, с неожиданным энтузиазмом сев прямо. – Мне надо бы удовлетвориться тем, что я могу сделать приятное дедушке, и я действительно стараюсь это делать, но ведь это значит – действовать себе во вред, понимаете, и потому дается с трудом. Он хочет, чтобы я, подобно ему, занялся торговлей с Индией, а мне это – хоть застрелись! Я терпеть не могу весь этот чай, шелк и специи – вообще то барахло, что его дряхлые суденышки везут сюда, и меня совершенно не заботит, как скоро они все пойдут ко дну, когда попадут ко мне в руки. Мое поступление в колледж должно его удовлетворить, потому что, если я подарю ему эти четыре года, он не станет пока вводить меня в дело. Но он сам все уже решил, и я должен делать так, как делал он, если только не отважусь поступить, как поступил мой отец, – порвать с домом и жить так, как хочу я. Если бы только был какой-то человек, кто мог бы со старым джентльменом остаться, я сделал бы это завтра же.

Лори говорил возбужденно, и видно было, что он и правда готов привести свою угрозу в исполнение при малейшем неудовольствии, ибо он очень быстро взрослел и, несмотря на склонность к ничегонеделанию, как всякий молодой мужчина, терпеть не мог подчиняться кому бы то ни было, стремясь самостоятельно пробовать мир на вкус.

– А я советую вам отплыть на одном из ваших кораблей и никогда больше домой не возвращаться, пока не попробуете идти своим собственным путем, – сказала Джо, чье воображение вдруг воспламенилось от мысли о таком дерзновенном подвиге, а сочувствие к бедному мальчику еще более возросло из-за того, что она называла «притеснениями Тедди».

– Это неправильно, Джо! Ты не должна так говорить, и Лори не должен следовать такому дурному совету. Вам нужно поступать так, как желает ваш дедушка, мой дорогой мальчик, – возразила Мег своим самым материнским тоном. – Старайтесь изо всех сил хорошо учиться в колледже, и, когда ваш дедушка увидит, как вы пытаетесь угодить ему, он не будет с вами так непреклонен и несправедлив. Вы же сами говорите, что, кроме вас, некому с ним остаться, некому его любить, и вы бы в будущем никогда не смогли простить себе, если бы оставили его без его разрешения. Не отчаивайтесь, не беспокойтесь, просто выполняйте свой долг, и вы обретете свою награду, как обрел ее мистер Брук, и будете уважаемы и любимы.

– А что вы о нем знаете? – спросил Лори, благодарный за добрые слова, но в душе протестуя против нотации и с радостью отводя разговор от собственной персоны после неожиданного взрыва эмоций.

– Только то, что рассказал нам о нем ваш дедушка про то, как нежно мистер Брук заботился о своей матери вплоть до ее смерти и не поехал за границу домашним учителем к хорошему человеку, так как не захотел оставить ее одну. И как он помогает теперь той пожилой женщине, что была у его матери сиделкой, и никогда никому об этом не говорит, а просто ведет себя как щедрый, добрый и терпимый человек, каким только он и может быть.

– Да, старина Брук просто замечательный, – сердечно отозвался на эти слова Лори, когда раскрасневшаяся и посерьезневшая во время своего рассказа Мег остановилась. – В этом – весь мой дедушка: он не мог не выяснить все о мистере Бруке, ни намеком не дав ему узнать об этом, не мог не рассказать другим о том, какой он хороший, чтобы все его полюбили. Брук не понимал, почему ваша матушка была так к нему добра, и приглашала его приходить к вам вместе со мной, и отнеслась к нему так по-дружески прекрасно. Он нашел, что она – замечательная женщина, и говорил об этом целые дни напролет, и обо всех вас говорил в самых пламенных выражениях. Если я когда-нибудь добьюсь исполнения своих желаний, вот увидите, что я сделаю для Брука.

– Начните с того, чтобы не отравлять ему жизнь! – резко ответила Мег.

– Откуда вам это знать, мисс?

– Я всегда могу угадать это по выражению его лица, когда он от вас уходит. Когда вы хорошо себя ведете, он выглядит довольным и идет бодро. А если отравляете ему жизнь, он задумчив, идет медленно, и кажется, что ему хочется вернуться назад и все переделать получше.

– Это мне нравится! Значит, вы ведете счет моим хорошим и плохим отметкам по выражению лица Брука?! Я вижу, как он кланяется и улыбается, проходя мимо вашего окна, но не понял, что вы установили там телеграфное сообщение.

– Ничего мы не установили. Не сердитесь, Лори, и – ах, прошу вас, не говорите ему, что я вам что-то сказала! Я только хотела показать вам, что меня заботит, как у вас идут дела, а то, что мы говорим здесь, говорится между нами, вы же понимаете, – воскликнула Мег, встревоженная тем, что могло воспоследовать за ее неосторожным высказыванием.

– Я не склонен сводить сплетни, – ответствовал Лори, напустив на себя «спесиво-надменный вид», как называла Джо то выражение, какое порой принимало его лицо. – Только, если Брук собирается превратиться в термометр, я должен это учитывать и постоянно устраивать ему хорошую погоду, о которой он и будет вам сообщать.

– Ну пожалуйста, не обижайтесь! Я вовсе не хотела читать вам проповеди или сводить сплетни и говорить глупости. Просто я подумала, что Джо поощряет те ваши чувства, о которых вы со временем станете жалеть. Вы так добры к нам, мы относимся к вам так, как если бы вы были нам родным братом, и мы говорим вам все, что думаем. Простите меня, я говорила из самых добрых чувств. – И Мег с любовью и в то же время застенчиво протянула Лори руку.

Устыдившись краткой вспышки гнева, Лори сжал маленькую добрую ручку в своей ладони и вполне искренне признал:

– Это я должен просить прощения. Я сердит и весь день был в дурном настроении. Мне очень по душе, когда о моих ошибках и недостатках говорите вы, и очень нравится, что вы относитесь ко мне, как родные сестры. Так что не обращайте внимания, если я иногда бываю брюзглив. Я все равно вам благодарен.

И, стремясь показать, что вовсе не обижен, Лори всячески старался сделать девочкам приятное: он мотал нитки для Мег, читал стихи по просьбе Джо, тряс с дерева шишки для Бет и помогал Эми с ее папоротниками, доказывая, что он – персона, вполне достойная членства в «Сообществе трудолюбивых пчелок». Посреди оживленного обсуждения домашних привычек черепах (одно из этих дружелюбных созданий добралось до них от реки) еле слышный звук гонга предупредил их о том, что Ханна поставила чай «настаиваться» и им едва хватит времени, чтобы попасть домой к ужину.

– Так можно мне участвовать? – спросил Лори.

– Да, если будете себя хорошо вести и полюбите свой букварь, как обычно говорят начинающим ученикам, – ответила, улыбнувшись, Мег.

– Я постараюсь.

– Тогда можно. А я научу вас вязать носки, как это делают шотландские мужчины, – сейчас очень требуются мужские носки, – пообещала Джо, помахав своим вязаньем, словно большим синим флагом, когда они расставались у калитки.

Вечером, когда сумерки сгустились и Бет играла мистеру Лоренсу, Лори стоял у окна в тени занавеса и слушал песню «Маленький Дэвид», чья простая мелодия всегда успокаивала его смятенный дух. Он смотрел на своего старого деда, сидевшего, опустив на руку седую голову, и явно с нежностью вспоминавшего теперь маленькую умершую внучку, которую он так любил. В памяти Лори все еще звучал дневной разговор, и он, с чувством радости решив принести эту жертву, сказал себе: «Я дам своему замку растаять в воздухе, я останусь с дорогим мне стариком, пока буду ему нужен, ведь я – все, что у него есть».

Глава четырнадцатая. Тайны

Джо была ужасно занята на чердаке. Октябрьские дни становились все холоднее, послеполуденное светлое время – все короче. Солнце теперь стояло в высоком оконце всего два-три часа, согревая сидевшую на дряхлом диване Джо, что-то увлеченно писавшую; рядом с нею, на сундуке, лежали листы рукописи, а любимый крыс Скрэбл прогуливался по потолочным балкам над ее головой в сопровождении своего старшего сына, юнца, явно весьма гордившегося собственными усами. Глубоко ушедшая в работу Джо быстро исписывала листок за листком, пока не заполнила последний; тут она вздохнула, подписала свою фамилию с красивым росчерком и отбросила перо, воскликнув:

– Ну вот! Я сделала все, что могла. Если это не подойдет, придется мне подождать, пока я сумею сделать что-нибудь получше.

Улегшись на диване на спину, она внимательно прочитала всю рукопись, ставя черточки то тут, то там и вставляя во многих местах восклицательные знаки, похожие на маленькие воздушные шарики. Потом она перевязала рукопись крепкой и длинной красной лентой и с минуту сидела, глядя на нее с рассудительным и печальным видом, ясно говорившим, какой по-настоящему серьезной была ее работа. Письменным столом Джо здесь, наверху, служил старый, крытый жестью кухонный, прикрепленный к стене. В нем девочка хранила свои бумаги и кое-какие книги, тщательно оберегаемые от Скрэбла: тот, подобно своей покровительнице, имевший склонность к литературе, считал, что пользуется библиотекой с выдачей книг на дом, если какие-то произведения попадались ему на глаза, и буквально пожирал их, страницу за страницей. Из сего хранилища Джо извлекла еще одну рукопись и, уложив обе в карманы, тихонько спустилась вниз, оставив своего приятеля грызть ее перо и пробовать на вкус оставшиеся чернила.

Как можно бесшумнее она надела шляпку и жакет и, пройдя к окну на дальней стороне дома, вылезла на крышу низкого заднего крыльца, спрыгнула вниз на поросший травой пригорок и закоулками вышла на дорогу. Тут она приободрилась, помахала проходившему мимо омнибусу и покатила в город. Вид у нее при этом был очень веселый и таинственный.

Если бы кто-нибудь за нею наблюдал, он нашел бы ее действия решительно странными, ибо, сойдя с омнибуса, Джо поспешила далее и быстро шагала до тех пор, пока не достигла определенного дома на определенной, весьма оживленной улице. Не без трудностей отыскав нужный ей вход, она вошла в двери, смерила взглядом грязную лестницу и, постояв с минуту совершенно неподвижно, вдруг вынырнула обратно на улицу и пошла прочь так же быстро, как пришла. Такой маневр она повторила не один раз, чем весьма позабавила черноглазого юного джентльмена, бездельничавшего у окна в доме напротив. Вернувшись в третий раз, Джо встряхнулась, надвинула шляпку пониже на лоб и двинулась вверх по лестнице с таким видом, будто ей нужно было вырвать все зубы сразу.

У входа, среди других вывесок, была и вывеска зубного врача, и, посмотрев с минуту на пару вставных челюстей, медленно открывавшихся и закрывавшихся, чтобы затем продемонстрировать два ряда прекрасных зубов, черноглазый юный джентльмен надел пальто, взял шляпу и вышел, чтобы занять пост у дверей противоположного дома, сказав себе с некоторым содроганием, но все же с улыбкой: «С нее, конечно, станется – пойти одной! Но если ей придется там туго, ей может понадобиться чья-то помощь, чтобы добраться до дому».

Десять минут спустя Джо сбежала вниз по лестнице с раскрасневшимся лицом и с видом человека, только что прошедшего через тяжелейшее испытание. Когда она увидела юного джентльмена, лицо ее вовсе не выразило удовольствия, и она прошла мимо, едва этому джентльмену кивнув. Однако тот последовал за нею и с участливым видом спросил:

– Вам там туго пришлось?

– Не очень.

– Вы быстро отделались.

– Да уж.

– Почему вы пошли одна?

– Не хотела, чтобы кто-нибудь знал.

– Вы – самое странное существо из всех, кого я знаю. И сколько же вышло таких, от которых вам пришло в голову избавиться?

Джо глядела на своего друга, как бы ничего не понимая, и вдруг рассмеялась так, словно что-то ее сильно позабавило.

– Я хотела, чтобы вышло два, но мне придется подождать целую неделю.

– Что вас так рассмешило, Джо? Вы явно задумали какую-то хитрую штуку! – вскричал совершенно озадаченный Лори.