Сердар
Де-Монморен, занявший пост губернатора Французской Индии, назначил его командиром 4-го полка морской пехоты, и между ними было условлено, что по первому сигналу он перейдет на сторону восставших вместе со своим полком, который и составит ядро индийской армии.
Сигнал этот был передан Утсарой, который не беспокоился о потере письма и передал поручение на словах, тем более что знал пароль, установленный между Сердаром, Де-Марси и полковником Де-Лотреком. Никто не подозревал причины появления Утсары, а так как он передал приказ поторопить отправку войск, то эта отправка была назначена на тот же день после окончания бала, который, собственно, и затеян был с той единственной целью, чтобы отвлечь внимание колонии и в особенности английского консула. Выступление полка было назначено на два часа ночи.
Все было готово. Офицеры, приободренные губернатором и полковником, ничего не желали другого, как выступить в поход. Все они жертвовали своим положением в случае неудачи, но эти храбрецы хотели только одного – вернуть Индию Франции. Солдаты были в восторге, и ни один из них не отказался последовать за своими начальниками.
Все шло благополучно, когда в девять часов вечера, в момент открытия гостиных и начала бала, были получены три шифрованные депеши на имя губернатора, полковника Де-Лотрека и командира Бертье, офицера, прикомандированного к батальону сипаев.
Первая депеша разрешала, согласно прошению, бессрочный отпуск исполняющему обязанности губернатора и предписывала взять место на первом же пакетботе, отправляющемся во Францию, передав свои полномочия военному комиссару, а в случае его отсутствия – прокурору судебной палаты.
Вторая назначала полковника Де-Лотрека командиром 2-го полка морской пехоты в Кохинхине, где адмирал Риго Де-Женуйи только что взял Пехио[78], и приказывал ему оставить командование 4-м полком немедленно по получении депеши.
Третья назначала Бертье командиром 4-го полка с приказом довести это до сведения подчиненных и вступить в должность тотчас же по получении депеши.
Вторая часть этой депеши строжайше предписывала ему при малейшем сопротивлении со стороны губернатора и полковника Де-Лотрека арестовать их и немедленно отправить во Францию на авизо «Сюркуф», находящемся на рейде Пондишери, и в этом случае принять управление колонией и пользоваться властью губернатора.
Эти телеграммы сразили господина Де-Марси и полковника Де-Лотрека и привели в отчаяние все войско, ибо полковник Бертье, скрыв вторую часть депеши, которую он должен был показать только в случае сопротивления, немедленно сообщил им содержание первой части.
Все произошло спокойно и мирно, и в четверть десятого полковник Бертье, буквально следуя приказу, принял командование полком.
Губернатор не хотел лишать удовольствия приглашенных, и вечер шел своим порядком, но, как мы уже видели, хозяин с нетерпением ждал окончания скучной церемонии приема гостей и затем отправился на веранду к ожидавшему его там полковнику.
– И я разделяю ваше нетерпение, мой дорогой друг, – сказал господин Де-Марси. – Прошу вас только, когда мы так беседуем вместе, оставьте титул губернатора. К тому же он лишь наполовину принадлежит мне, ибо я замещаю вашего друга Де-Монморена, а через несколько дней и совсем не будет принадлежать мне, когда я вернусь во Францию «согласно прошению». Обычный эвфемизм становится грубостью на фоне последующего сухого приказа вернуться.
Молодой губернатор, ему было около тридцати лет, произнес эти слова тоном, полным горечи, и через некоторое время продолжал:
– Не будете ли вы любезны пройти в мой кабинет. Там мы сможем побеседовать свободно.
– Охотно, мой дорогой друг, – отвечал полковник.
И он последовал за губернатором в его любимую комнату, служившую одновременно курительной и кабинетом.
– Итак, – начал господин Де-Марси, как только дверь плотно закрылась за ними, – какой удар для нас и особенно для бедного Де-Монморена!..
– Здесь, наверное, скрывается предательство!
– Мне пришла в голову та же мысль.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Нет! Не Бертье ли, хитрая лисица, замешался тут?
– Он не способен на такое… Подобный образ действий не достоин офицерского мундира.
– Ха!.. Чтобы получить чин полковника?.. Вы знаете, он никогда не добрался бы до него. И если это он, то вовремя догадался.
– Я остаюсь при своем и уверен, что он непричастен к этой подлости. Он хороший служака и честный человек. Такие качества несоединимы с изворотливостью и хитростью доносчика.
– Простите, что я подозреваю его, я слишком мало его знаю. Что бы там ни было, все это случилось не иначе, как по доносу, и, тот, кто взялся за это, получил, во всяком случае, достоверные сведения. Нам ничего не остается, как повиноваться.
– А я еще так радовался случаю отплатить англичанам за все зло, которое они нам сделали!.. Вы сказали, надо повиноваться… А между тем… если захотеть…
– Объясните вашу мысль…
– Хорошо! Если поддержать друг друга… можно было бы сказать, что депеша была получена через час после ухода войск… Такой прекрасный случай ведь больше не повторится!
– Я готов, со своей стороны, сделать все, что вы желаете… Но надо убедить Бертье. Считаете вы это возможным?
– Ни в коем случае!.. Бертье, как вы знаете, прошел через все чины и звания. Это один из тех старых педантов, рабов приказа, которых ничем не убедить, ничем не склонить, особенно когда результатом приказа является чин полковника, который он и не надеялся получить. Не ждите от него никаких уступок… Но можно обойтись и без него.
– Не понимаю вас.
– Четыре старших капитана полка приходили ко мне час тому назад и сказали, что ничего не изменилось в намерениях офицеров и солдат, и если я соглашусь стать во главе полка, все последуют за мной при звуках труб и барабанов.
– А вы что ответили?
– Я просил позволения подумать до полуночи… Что вы посоветуете мне?
– Так как вы заранее были готовы пожертвовать своей служебной карьерой, то я согласился бы на вашем месте.
– В добрый час! Хорошо сказано. В тот день, когда мы вернем Франции не только ее старые владения, но установим еще протекторат над Бенгалией и королевством Лахора, которое мы оставим Нане Сахибу, – какую славу пожнем мы!.. Надо только занять чем-нибудь Бертье до утра, чтобы он не помешал нам. Я знаю его… Если он увидит нас, когда мы будем выходить и его новый полк откажется ему подчиняться, он способен прострелить мне голову…
– Если только вы позволите ему это сделать.
– Само собой разумеется! Но какой шум поднимется! Лучше не допускать до скандала, займите его здесь до двух часов. Этого достаточно, а там уже казармы будут пусты.
– Постараюсь.
– Посмотрим, господа англичане! Судя по тому, что мне сказал посланный Де-Монмореном, мы должны будем прежде всего взять в плен генерал-губернатора Лоренса, находящегося в Биджапуре с небольшим отрядом. Неплохое начало кампании!
– Дорогой полковник, скоро полночь, и время не ждет. Если вы хотите захватить двенадцать пушек из казарм и двадцать четыре с набережной, не теряйте времени.
– Я покидаю вас, мой дорогой друг! Дай Бог успеха! Я отдал бы свою жизнь, чтобы только видеть, как будет развеваться французский флаг в Мадрасе, Бомбее и Калькутте.
– Обнимемся, Лотрек! Бог знает, увидимся ли мы когда-нибудь…
Они крепко обнялись и затем расстались, полные глубоких патриотических чувств.
Полковник вышел в сад, где его ждали капитаны… Можно осуждать действия этих людей с точки зрения дисциплины, но нельзя ими не восхищаться. Они всем были готовы пожертвовать ради своей родины.
Отныне они рисковали, и, в случае неудачи, их выдали бы палачам Лакхнау, Дели, Варанаси как разбойников с большой дороги. И несмотря на это, они шли без колебаний, черпая решимость в ненависти к англичанам, которые за полтора века, пользуясь бедами французов, отобрали у них все колонии. Они опирались на желание восстановить прежнее величие Франции.
После ухода Де-Лотрека господин Де-Марси отправился искать по гостиным нового полковника. Он нашел его на веранде, где тот разговаривал с таким же, как и он, старым служакой, комендантом города, и попросил его зайти к нему в кабинет перед окончанием бала.
– К вашим услугам, господин губернатор, – отвечал старый солдат.
Он точно явился на встречу. Было уже около половины второго ночи, и все уже разошлись. Этот бал устраивался только для служащих и напоминал скорее семейный вечер, а не настоящий бал для всей колонии, продолжавшийся обычно до утра.
Губернатор был один, и Бертье увидел на столе шахматы, великолепные сигары и бутылку шартреза. Все три слабые струнки его натуры были затронуты: ликер изерских монахов, превосходный гаванский продукт и шахматы.
– Дорогой полковник, – сказал господин Де-Марси, – мне захотелось попросить вас посидеть немного со мной. Я давно уже собираюсь обыграть вас в шахматы… Вы, говорят, большой мастер на этот счет… что весьма естественно, ведь эта игра прообраз войны.
Старый солдат был польщен вниманием, приправленным такой тонкой лестью, и партия началась. Господин Де-Марси был такой же искусный игрок, как и полковник, и скоро оба так углубились в свои ходы, что стали совершенно безразличны ко всему, что происходило вокруг.
Губернатор забыл в конце концов, что это западня, расставленная им полковнику, и играл с полным увлечением. Ставка стоила того: обладание Индией!..
– Шах! – сказал полковник после серии блистательных ходов, при которых он потерял ладью и двух коней, но зато загнал короля противника в угол вместе с ферзем, ладьей, оставшимся у него еще слоном и армией пешек, призванных остановить неприятеля. Был нанесен ловкий удар, и господину Де-Марси угрожал форсированный мат в три хода. Он сжал свою голову руками и задумался, как бы лучше исправить ошибку. Можно было вокруг него стрелять из пушек, и он бы не услышал.
Играющим прислуживал все это время вестовой сипай. Видя, как глубоко задумался губернатор, туземный солдат воспользовался этой минутой и сделал едва заметный знак своему командиру, а затем, приложив палец к губам, показал ему свернутый клочок бумаги.
Полковник понял и, как ни в чем не бывало, заложил руки за спину. Сипай прошел мимо него и опустил записку в его руку.
– Мат! – говорил губернатор. – Я получу мат! Ну, нет! Я не согласен на поражение и должен найти какой-нибудь выход.
И он снова погрузился в разные подсчеты и соображения.
Полковник тем временем развернул записку, которая была не больше ладони. Держа правую руку под столом, он прочел, не показав при этом ни малейшего признака волнения.
«Полковник! Губернатор и Де-Лотрек хотят вас одурачить. Баш полк собирается дезертировать со всем оружием и амуницией.
Капитан Де-Монтале».
Записка была прислана капитаном, командующим вторым батальоном сипаев, который четыре часа тому назад находился еще под началом Бертье.
Возмущенный поступком, который компрометировал его бывшего командира, он придумал этот способ, чтобы предупредить его. Бертье, такой же невозмутимый, как и на параде, положил записку в карман. Теперь он все понял.
Губернатор сделал ход. Бертье преднамеренно сделал грубую ошибку, и господин Де-Марси взял у него ферзя, воскликнув весело:
– Ваша очередь, полковник! Шах!
– Я проиграл, – отвечал полковник, вставая.
– Куда же вы? – спросил удивленный губернатор. – А ваш реванш?
– Если вы желаете, я могу дать вам его через час, – холодно отвечал ему Бертье. – Но я должен прежде всего образумить господина маркиза Де-Лотрека, который принимает меня, по-видимому, за круглого идиота.
– Что вы говорите, мой дорогой Бертье? – спросил губернатор, лицо которого сделалось сразу багровым.
Старый полковник повторил фразу, резко отчеканивая каждое слово, и, направляясь к дверям, быстро распахнул их. Сипай штыком преградил ему путь.
– Что это значит, Сами? – спросил старик, дрожа от гнева.
– Приказ моего капитана! – отвечал бедняга, не изменяя позы.
– По приказу, написанному губернатором, – отвечал капитан Де-Монтале, появляясь в коридоре.
Что было сказать этим исполнителям приказов? Авторитет губернатора безграничен, и собственноручно написанный им приказ заставляет всех повиноваться. Бертье обернулся.
– Итак, господин губернатор, вам мало того, что вы насмеялись надо мной, вы хотите еще обесчестить меня? Смотрите вот… Читайте! – сказал Бертье и бросил губернатору вторую часть депеши.
– Какое мне дело до этого! – отвечал господин Де-Марси, задетый за живое словами старого солдата. – Пока вы не приняли официально власть и не поселились во дворце, здесь, кроме меня, нет другого губернатора.
– Вы правы, сударь, – отвечал Бертье, – но слушайте внимательно, – он вынул из кармана револьвер. – Не бойтесь, я не убийца… Да, слушайте меня хорошенько. Если вы сейчас же не прикажете пропустить меня, я размозжу себе череп на ваших глазах и на глазах Де-Монтале. Франция узнает, что я лишил себя жизни у вас, потому что вы мешали мне выполнить свой долг. И он поднес дуло револьвера к своему лбу.[79]
– Остановитесь! – крикнул господин Де-Марси, восхищенный таким геройством.
Затем, обратившись к Де-Монтале, он произнес:
– Господин капитан, приказ отменяется… Пропустите господина полковника.
Полковник как безумный бросился к выходу и затем ринулся прямо в казармы…
Спустя несколько часов после этого Утсара, падиал и корнак вышли на дорогу в Биджапур, чтобы принести Сердару весть о провале. Это была первая неудача, и, к сожалению, не последняя.
ГЛАВА VI
Счастливая мысль. – Тайное совещание тхагов. – Кишная у вице-короля. – Экспедиция в Джахара-Богх. – Арест браматмы и его товарищей.
Нам необходимо вернуться назад и рассказать о целом ряде событий, происшедших в течение тех суток, которые факир и падиал провели в Колодце молчания.
В конце первой главы этой части мы оставили Кишнаю в глубоком раздумье. Придя к своим сообщникам, ждавшим его с нетерпением, он поделился своими опасениями. Он был почти уверен, что браматма присутствовал при его разговоре с вице-королем и поэтому был в курсе всех его коварных махинаций.
Необычное движение, замеченное шпионами в Джаха-ра-Богхе, указывало на то, что вождь общества что-то готовит против них. Необходимо действовать немедленно, и Кишная поспешил к ним, чтобы вместе обсудить план дальнейшего поведения. В душе они понимали, что не могут положиться на слуг. Ни один факир не согласится идти против браматмы, как только тот откроет ему всю правду. Возможно, что факиры и теперь уже все знают. Он заметил, например, что у Варуны появился недоверчивый тон, чего раньше тот никогда не смел показывать.
При таких обстоятельствах очень легко может случиться, что весь самозваный Совет семи в пять минут попадет в ловушку, не имея возможности оказать сопротивление.
Тут вошел Варуна и доложил, что падиал бежал. Факир нашел обе плиты открытыми, а потому не может быть и тени сомнения в том, что помощь пришла к заключенному извне.
– Таким образом, мы ничего не узнаем, – сказал Кишная, когда факир вышел. – Я нарочно приказал похитить падиала, чтобы вырвать у него признание, в каких отношениях он находился с браматмой. Я узнал недавно, что он изменяет нам, и возможность убедиться в этом теперь ускользнула от нас… Заметили вы равнодушие, с каким Варуна сообщил нам эту новость? Я едва сдержал свой гнев… В данный момент не следует принимать резких мер, но мне очень бы хотелось отправить его туда, откуда только что сбежал ночной сторож.
– И ты правильно бы поступил, Кишная! – сказал Тамаза, старый, опытный и хитрый тхаг, который вместе со своим начальником был душою Совета семи. – Любой неосторожный шаг привел бы только к тому, что они скорее бы начали выполнять задуманные против нас планы. Мое мнение, что побег падиала подтверждает все твои подозрения и показывает, как важно было не допустить его к допросу.
– А Утами, единственный, кому я доверял, – он исчез с самого утра…
– Если его не убили, что я подозреваю, чему я склонен верить, – продолжал Тамаза, – то он перешел на сторону врага. Верь мне или не верь, Кишная, но некогда терять время на бесполезные разговоры. Надо перехитрить наших врагов и действовать.
– А что можно предпринять с нашими маленькими силами?
– Ты ли, Кишная, с твоей изворотливостью, предлагаешь мне такой вопрос? Неужели твой ум заснул, и ты не видишь, что можно сделать?
– Мой план уже давно готов, но я хотел бы прежде узнать твои предложения… Каков твой вариант?
– Между нами нет желающих позорно бежать. Отправляйся к своему союзнику, английскому вице-королю. Расскажи ему обо всем, и он даст тебе батальон, чтобы окружить Джахара-Богх. И через десять минут после этого нам нечего будет опасаться наших врагов.
– Об этом думал и я, Тамаза! Но ты не боишься, что англичанин откажется выполнить просьбу?
– Почему?
– Слух об этом аресте распространится далеко за пределы Биджапура. Нана Сахиб, живущий сейчас в обманчивом спокойствии, узнает об этом, и тогда его не взять. Сэр Лоренс понимает это и поэтому до сих пор не решался захватить браматму. Для него несравненно важнее поимка Наны Сахиба, чем уничтожение общества «Духов вод».
– Довод действительно серьезный! Но поймать вождя восстания будет совершенно невозможно, если мы будем побеждены.
Кишная не успел ответить старому тхагу. Портьера, закрывавшая дверь, отодвинулась, и на пороге показался дежурный факир.
– Что случилось? – спросил с тревогой «древнейший из Трех».
– На этажах дворца, где живут англичане, сильное волнение. Мы отправились на разведку и узнали, что полковник Уотсон, начальник полиции, обнаружен умирающим в своей постели с «кинжалом правосудия» в груди… Вице-король в страшном гневе. Мы слышали, проходя мимо открытых окон дворца, как он кричал своим людям: «Сто долларов тому, кто приведет ко мне Кишнаю!»
– Чему ты улыбаешься? – спросил начальник тхагов. Он принял это за намек, забыв, что его лицо скрыто под маской.
– Английский сахиб может предложить еще больше и не разорится.
– Я не понимаю тебя.
– Как, сахиб не знает Кишнаи?
«Если ты его знаешь, ты умрешь», – подумал тхаг, судорожно сжимая рукоятку кинжала.
– Кишная, – продолжал факир, – был начальником душителей, которые наводили ужас на всю округу, но месяцев шесть тому назад его повесили с двумястами товарищами.
– Ага! – воскликнул тхаг, успокоенный этими словами, – а какое отношение может иметь Кишная к смерти полковника Уотсона?
– Я знаю об этом не больше вас, сахиб. Я только повторил слова вождя англичан.
– Хорошо, можешь идти к своим товарищам. Скажи им, чтобы они не уходили из караульного зала.
Не успел выйти факир, как Кишная воскликнул с мрачной радостью:
– Браматма сделал неосмотрительную глупость, отдав приказание привести в исполнение приговор, вынесенный прежним составом Совета против Уотсона. Теперь мы отомстим. Подождите меня здесь, я иду к вице-королю.
И не дожидаясь ответа товарищей, Кишная бросился в потайной ход, ведущий к Лоренсу.
Пройдя через потайное отверстие, он снова закрыл его и с минуту не показывался из-за портьеры.
Зал был пуст. Вице-король находился, вероятно, у постели умирающего. Это было на руку тхагу. Он подошел к письменному столу, на котором лежало множество книг и бумаг, и нажал звонок.
Появился сиркар.
– Передай своему хозяину, – сказал начальник тхагов, – что Кишная к его услугам. Пусть приходит один, иначе он не найдет меня.
Туземец поклонился и вышел.
Осторожный тхаг скрылся за портьерами окна, положив руку на секретный механизм, готовый исчезнуть, если сэр Лоренс не исполнит его требования.
Спустя несколько минут в зал вошел вице-король. Он был один, а окно, где скрывался тхаг, оказалось за его спиной. Кишная тихо вышел из-за портьеры, сделал несколько шагов и остановился.
Вице-король, удивленный тем, что никого нет, быстро обернулся и увидел того, кого искал. Лицо его выражало настроение человека, доведенного до крайнего предела гнева.
– Негодяй! – закричал он дрожащим голосом. – Тебе не пройдет это даром. Ты осмелился издеваться надо мной. Как, после всего, о чем мы договорились с тобой, ты посмел убить одного из самых верных и преданных мне друзей!
– Милорд, – отвечал Кишная серьезно и торжественно, – горе помутило твой рассудок. Я оправдаю себя одним словом.
– Тебе это трудно будет после разыгранной вчера вечером странной сцены.
– О какой странной сцене говорит милорд? Мне помнится, что разговор наш не заслуживает этого названия.
– Зачем притворяешься, что не понимаешь? Не ты разве, чтобы показать свое могущество, прислал вчера пандарома, который заявил бедному Уотсону, что ему осталось жить три часа? Посмей отрицать это.
Эти слова были для Кишнаи подобны лучу света. Он все понял.
Пандаром был не кто иной, как браматма, и успех его плана был теперь обеспечен.
– Не только осмелюсь отрицать это, милорд, но через пять минут докажу вам, что я не мог быть виновен в этом… Как вы можете думать, чтобы я приказал исполнить приговор, произнесенный теми, кого мы задушили с единственной целью быть вам полезными?.. И против кого был произнесен этот приговор? Против человека, который преследовал одну с нами цель и боролся с нашими врагами… Признайтесь, что это было бы большой ошибкой с нашей стороны и показало бы, что мы потеряли рассудок.
– Верно, – отвечал вице-король, смягченный логичностью этих доводов, – я совершенно тогда ничего не понимаю… Но кто такой этот пандаром, так посмеявшийся надо мной?
– Я говорил уже, что одно слово объяснит вам все… Пандаром – это не кто мной, как браматма, действительный вождь общества «Духов вод», и убийство полковника Уотсона – это дерзкий ответ на ваш указ о ликвидации общества, изданный вами в день прибытия в Биджапур.
Объяснение это было так логично и ясно, что сомнений не оставалось. Сэр Лоренс тотчас же переменил тон и объявил, что он вполне удовлетворен.
Но Кишная должен немедленно помочь ему в наказании преступников, наглость которых превзошла все, что он до сих пор представлял.
– Готов помогать вам, – отвечал Кишная, радуясь при виде того, что сэр Лоренс сам идет туда, куда его хотели направить. – Могу заверить вас, что быстрота, с которой вы будете действовать, произведет хорошее впечатление на население. Надо, чтобы оно узнало о наказании вслед за известием о преступлении.
– Таково и мое мнение.
– Не позволит ли мне ваша милость, милорд, хотя я и не смею надеяться на ваше доверие к моим советам, не позволит ли сообщить вам одну мысль?
– Я слушаю.
– Браматма не ограничится этим преступлением, а потому надо скорей пресечь его деятельность. Ночью он собрал в своем дворце самых главных членов общества «Духов вод», чтобы подготовить несколько новых преступлений, которые не пощадят самых высоких чиновников. На совете было решено вызвать вас на допрос перед тайным трибуналом. Он будет судить вас за все преступления, которые вам приписывают.
– Негодяи! – воскликнул вице-король.
Тхаг промолчал о том, что сам присутствовал на совещании, принявшем это решение.
– Если ваша милость, милорд, верит мне, то сию же минуту отправит батальон своих шотландцев, чтобы без шума оцепить Джахара-Богх и сразу арестовать браматму и его помощников.
– Мысль превосходная… Но мне говорили, что в этом дворце, как и во всех древних строениях Биджапура, много тайных выходов, через которые они могут убежать, а тебе лучше моего известен характер индийцев. Мы сделаемся общим посмешищем, если операция не удастся.
– А потому я хочу просить вашу милость позволить и мне присоединиться к этой операции. Я укажу место, где следует расставить часовых.
– Я сделаю лучше. Я прикажу офицеру, командующему отрядом, согласовывать свои приказы с твоими предписаниями.
С этими словами сэр Лоренс позвал дежурного адъютанта.
– Предупредите лейтенанта Кемпуэла, чтобы он приказал стать в ружье первому батальону шотландцев, но как можно тише, а затем пусть явится сюда за приказом.
Солдаты, сопровождающие вице-короля во время путешествий, спали всегда в полной амуниции, чтобы быть готовыми в любой момент.
Поэтому было достаточно нескольких минут, чтобы построить их в боевом порядке в главном дворе замка, и Эдвард Кемпуэл вскоре явился к своему начальнику.
– Лейтенант Кемпуэл, – сказал сэр Джон Лоренс, и голос его теперь представлял полную противоположность тому, каким он говорил обычно с молодым офицером вне службы, – отправляйтесь с вашими людьми, оцепите Джахара-Богх, следуя указаниям, которые вам даст этот индиец, и приведите сюда всех, кого найдете внутри и на кого он укажет.
– Будет все исполнено согласно вашему приказу, милорд, – отвечал Эдвард Кемпуэл, отдавая честь.
