Сердар

Сердару не оставалось ничего другого, как сыграть достойную его роль: с невозмутимым спокойствием продемонстрировать врагам мужество, равное его репутации.

Он сделал несколько шагов к офицеру и просто сказал ему:

– Этим именем меня обычно зовут индийцы.

Англичанин посмотрел на него с любопытством, смешанным с удивлением, так как подвиги этого человека стали легендарными даже у его врагов.

– Вы мой пленник, – сказал он наконец, – дайте мне слово, что вы не будете пытаться бежать, и я постараюсь смягчить полученные мною суровые инструкции.

– А в случае отказа?

– Я буду вынужден приказать, чтобы вам связали руки.

– Хорошо, я даю вам слово.

– Прошу о том же и вас, – продолжал офицер, обращаясь к Бобу Барнету, – хотя не имею чести знать вас.

– Американский полковник Боб Барнет, – с гордостью ответил Боб, – экс-генерал на службе раджи аудского. Я также даю вам слово.

– Хорошо, господа, – сказал офицер, делая поклон, – вас не будут связывать.

По знаку командира от отряда отделились четыре человека и, обвязав Нариндру, как колбасу, веревками и прикрепив затем к длинной бамбуковой палке, взяли в таком виде его себе на плечи. По сигналу офицера весь отряд двинулся в направлении порта Галле, куда прибыл почти перед самым рассветом.

Пленников заключили под стражу в Королевский форт и объявили, что скоро они предстанут перед судом военного трибунала. На основании действующего с самого начала восстания в Индии и на Цейлоне закона их дело передается в чрезвычайный суд. Кроме этого, закон позволял судить и приводить в исполнение приговор в течение двух часов с момента заключения.

Этот уникальный закон объявлял, кроме того, что в случае необходимости «достаточно трех простых солдат, чтобы под председательством старшего из них могло состояться заседание трибунала, имеющего право жизни и смерти над каждым индийцем, бунтовщиком или соучастником».

Таким образом Англия, устроив гнусное подобие правосудия, смогла утверждать, что ни один индиец не был казнен без суда.

Когда позже английские войска взяли верх и солдаты, уставшие от резни, останавливались, чтобы сосчитать трупы, устраивался военный суд и выносился приговор, которым узаконивали только что происшедшую резню, присуждая к смерти двести или триста уже мертвых человек.

Трудно довести до большего совершенства любовь к закону. И пусть не думают, что мы преувеличиваем. Это подтверждено самыми безупречными авторитетами: «В течение двух лет, уже по окончании революции, англичане затопили кровью всю Индию, убивая стариков, женщин и детей с единственным намерением оставить такие страшные воспоминания, чтобы навсегда отбить у индийцев желание бороться за свою независимость».

Каким ужасным зверем становится англосакс, когда им овладевает страх, на этот раз страх потерять Индию!

И подумать только, что эти люди в своих журналах обвиняли французских солдат в жестокости, проявленной ими в Тонкине и других местах… Никогда французская армия не согласилась бы, даже в течение суток после усмирения, исполнять роль палача, которую английская армия исполняла два года.

Пусть мирно покоятся в родной земле сотни тысяч погибших индийцев! Постепенно из-за Афганистана надвигаются на быстрых лошадях донские и уральские казаки. Киргизские всадники и кочевники Туркестана объединяются под властью белого царя. И не пройдет четверти века, как через нашествие русских Божие правосудие отомстит за мертвых и накажет убийц.

Сердара, однако, избавили от оскорбления предстать перед судом из трех по горло накачавшихся виски солдат. Трибунал, перед которым предстал он со своими спутниками, состоял из председателя-генерала и ассистентов-офицеров. Приговор был вынесен заранее, и их судили только для проформы. Боб Барнет, как американец, протестовал против чрезвычайного суда и требовал, чтобы его выпустили на поруки. Ему рассмеялись в лицо и объяснили значение слова «трибунал»… Он не унывал, доказывал их неправомочность, потребовал отсрочки на две недели, чтобы иметь время…

– Бежать? – перебил его любивший пошутить председатель.

– Случая не упущу! – отвечал Барнет при общем смехе присутствующих.

Короче, он потребовал адвоката, ему отказали. Потребовал прочтения протокола, ему сказали, что не нашли необходимым писать его. Он поставил на вид, что является иностранцем, потребовал своего консула. Одним словом, он испробовал все процедурные тонкости, с которыми познакомился в бытность свою адвокатом, но лишь заставил судей надрываться от смеха и добился того, что его вместе с друзьями приговорили к смертной казни через повешение утром, на восходе солнца. Чтобы не расстреливать, их судили, как лиц гражданских, обвиненных в заговоре против государственного строя.

Сердар с улыбкой выслушал приговор, как будто бы дело совсем его не касалось.

Когда осужденных привели в тюрьму, Боб Барнет продолжал по-прежнему волноваться. Он потребовал завтрак, и, когда его ему подали, он с привычным аппетитом съел его. Затем он написал пять или шесть писем. Одно дядюшке Барнету, которого уведомлял, что по случаю революции он лишился генеральского чина и будет повешен через семь с половиной минут. Второе капитану Максуэлу, сообщая ему, что, к великому сожалению своему, ему удастся свести с ним счеты только в долине Иосафата в день Страшного Суда. Затем он отрезал пять или шесть прядей своих волос и разложил их по конвертам, которые передал одному из охранников с просьбой немедленно отнести их на почту.

Сердар тем временем спокойно прохаживался по камере. Вдруг через решетчатое окно к его ногам упала маленькая записка. Он поднял ее и быстро пробежал глазами. В ней было всего несколько слов: «Не бойтесь, мы здесь!

«Духи вод».

Радостная улыбка осветила его лицо, но он сейчас же прогнал ее, чтобы никто не заметил.

Название «Духи вод» было взято членами многочисленного тайного общества, приверженцы которого были рассыпаны по всей Индии и Цейлону и цель которого заключалась в ниспровержении власти чужеземцев в древней стране браминов. Благодаря деятельности этого общества и явилось то единодушие, с которым в один и тот же день и час индийцы перешли на сторону революции.

Сердар был душой и руководителем этого общества еще до начала восстания. Он не переставал быть им и теперь, хотя после осуществления великого заговора связи, соединявшие всех членов общества, значительно ослабли, так как для успеха дела тайные собрания были больше не нужны.

У них не было сторонников среди сингалов из-за начавшихся после буддистских реформ религиозных разногласий, но на Цейлоне жило большое количество малабарских колонистов, составляющих третью часть всех жителей. По профессии это были купцы, банкиры, судовладельцы, золотых и серебряных дел мастера, кузнецы, резчики, горшечники и другие ремесленники, а поэтому все города и преимущественно Галле, Коломбо, Джафна были населены исключительно индийцами Малабарского и Коромандельского побережий. И все они без исключения принадлежали к обществу «Духи вод».

А вот что произошло после ареста Сердара и его двух спутников. Арест видели Сами и Рама-Модели с плато, где они притаились в чаще бурао. Они были готовы каждую минуту бежать на спине Оджали к долине Анурадхапуры в случае, если бы сингальские сипаи решили подняться на верхние склоны горы. Но потому ли, что их присутствие было никому не известно, или их аресту придавалось мало значения, командующий отрядом офицер удовлетворился, как мы видим, главными арестантами, пойманными благодаря хитрой уловке шпиона.

Как только отряд скрылся из вида, Рама-Модели взобрался вместе с Сами на спину Оджали и погнал его по известной только ему лощине, сокращавшей путь наполовину, в порт Галле.

Он прибыл в город раньше отряда. Созвав к себе в дом группу друзей, он рассказал о случившемся и предложил собрать совещание для выработки плана спасения Сердара и его товарищей.

В Галле находилось около восьмисот членов общества, и их решили предупредить как можно скорее, поручив каждому передать это известие своим друзьям, а те должны были оповестить следующих. Действуя таким образом, достигнуть цели можно было менее чем за полчаса.

План, предложенный Рама-Модели своим друзьям, был принят с восторгом, и все они тотчас же рассыпались по городу, чтобы предупредить членов общества и исполнить первую часть плана. Что касается второй части, то мы на месте действия сами увидим, каким образом составил ее заклинатель пантер для достижения легкого и быстрого успеха. Быстрота была необходима особенно, так как пушки Королевского форта, находившиеся в двадцати пяти шагах от эспланады, места казни, всегда, с самого начала восстания, стояли с открытыми и начиненными картечью жерлами.

Что касается записки, полученной Сердаром, то ее бросил в камеру сторож Тава, приятель Рама-Модели.

Как только Сердар прочитал ее, первой мыслью его было сообщить генералу, но тот был так поглощен исполнением классических формальностей, принятых в подобных случаях, что Сердар боялся помешать ему в этих занятиях, вызвать какое-нибудь восклицание и тем навлечь на всех подозрение.

Честный Барнет писал с таким спокойствием, что беспристрастный свидетель этой странной сцены, где комизм тесно соединялся с драматизмом, получил бы самое высокое мнение о его мужестве. Он решил пожертвовать жизнью и умереть, как джентльмен, но не забыть ни одного из обычаев, принятых в этих случаях.

Особенно замечательно было завещание Боба. Он не имел никакого имущества, но как уйти из этого мира, не оставив никакого завещания!

Он взял последний лист бумаги и написал:

«Это мое завещание.

Сегодня я, в здравом уме, готовясь умереть нежелательным для меня способом, по вине этого негодяя Максуэла, да будет на нем проклятие Божие, завещаю своей семье…»

Смущенный, он остановился на этом слове.

– Что мне завещать своей семье, Фред?

– Свои последние мысли, – отвечал, улыбаясь, Сердар.

– Верно, а я и не подумал об этом.

И он продолжал:

«Завещаю своей семье мои последние мысли и четыре пряди волос, приложенные здесь. Передаю младшему брату моему Билли Барнету все права на мои дворцы, рабов и огромные богатства, конфискованные у меня англичанами в Аудском королевстве, и разрешаю делать с ними, что он пожелает.