Кроме того, она была заинтересована в продолжении знакомства с ним еще и потому, что оно приносило ей успех, приковывало внимание к ее поступкам, а ради рекламы женщина конца века готова была пожертвовать всем…
– Скажите же мне, что вы думаете об всем этом? – наконец спросила она мистера Бессребреника, отдавшего должное всем черным яствам.
– О чем?.. о поваре?.. о кушаньях?..
– Мне хотелось бы знать ваше мнение обо всем.
– Что же! Повар ваш совершил подвиг… придумать такие блюда – настоящий подвиг… Убранство тоже оригинально… А что касается гостей – я скажу, что янки умеют ценить подобные проявления оригинальности.
Миссис Клавдия изобразила мину избалованного ребенка, капризно покачала своей хорошенькой головкой, пепельные кудри которой еще рельефнее выдавались на черном фоне всей обстановки, и с гримасой проговорила:
– Вы несколько жестоко относитесь к моему празднику и его устроительнице…
– Вы намереваетесь защищать янки и признаете за ними тонкий вкус?
– В таком случае я, как американка…
– Вы прежде всего женщина; ваш каприз – закон, это ваше право.
– Вы уклоняетесь от ответа… Мой обед…
– Я говорю, что очень приятно быть настолько богатой, чтобы позволить себе подобные увеселения…
– Я знаю, как это оценят в Америке! Но в Европе… Вы не американец?
– И вовсе не горюю об этом.
– Вы родились в Европе?
– Кто знает!
– Вы француз?
– Может быть.
– Парижанин?
– Я – человек без гроша в кармане.
– Это так, но от вас зависело сделаться миллионером!
– Куда уж мне!..
– Вы имели бы солидное состояние и в два-три года могли его удвоить.
– Благодарю за хорошее мнение.
– Я – владелица нефтяных скважин, открытых недавно в Дакоте.
– Я мельком слышал об этом.
– Там теперь возник уже целый городок – Нью-Ойл-Сити, будущий соперник многолюдного Петроли-Пенсильвании… Мистер Джай Гулд – золотой король, мистер Джим Сильвер – серебряный, я сделаюсь нефтяной королевой. У меня будет дворец в Нью-Йорке, коттедж в Йеллоустон-парке, собственный салон-вагон на всех железных дорогах, отель в Париже, вилла в Ницце, яхта водоизмещением в тысячу тонн на океане… Я буду блистать по своему капризу на землях и морях то одного, то другого полушария.
– Вы не находите, что все это будет слишком утомительно? – спросил джентльмен равнодушным тоном.
Но восклицания, вызванные у гостей планами на будущее красавицы вдовы, заглушили вопрос Бессребреника.
Все знали историю быстрого обогащения миссис Клавдии: ее покойный муж, молодой инженер, погибший в одной из ужасных железнодорожных катастроф, разбогател благодаря счастливой случайности.
Миссис Клавдия Остин не продала землю, на которой оказались нефтяные скважины, а продолжала их разработку.
Со свойственной ей сообразительностью и энергией она сумела наладить работу и заставить всех – от последнего рабочего до главного инженера – повиноваться себе.
За полтора года она получила от своего предприятия прибыль в полтора миллиона долларов и положила ее неприкосновенным капиталом.
Многие ею восхищались, и у красивой, высокообразованной, деловой женщины не было недостатка в женихах.
Говоря со своим гостем, она возвысила голос так, чтобы все присутствующие слышали ее.
Поскольку все всерьез верили в возможность осуществления грандиозной мечты, то и отнеслись к ней с шумным восторгом.
Один из гостей встал и, подняв бокал с фиолетовым вином, предложил тост:
– Леди и джентльмены! Божественная хозяйка позволит мне поднять бокал в ее честь. Пью за здоровье миссис Клавдии Остин, королевы ума и красоты и – все надеемся – будущей, в скором времени, нефтяной королевы…
Под звон стаканов, наполненных темным вином, и восторженные возгласы гостей в комнату вошел метрдотель миссис Клавдии.
Одетый в безукоризненный черный костюм, он был единственный белокожий слуга.
Представьте ужас хозяйки! Это бледное лицо явилось вопиющим диссонансом в окружающей обстановке… Еще одна непростительная оплошность: непрошеный гость держал в руках не черный лаковый поднос, а белый.
А на подносе?..
– Что такое, мистер Шарп?.. Зачем вы вошли?
– Важная телеграмма.
– Как вы это определили?
– Я прочел ее, прежде чем нарушить ваше приказание… Я – старый и верный слуга.
– Хорошо, мистер Шарп, – сказала миссис Клавдия, разворачивая депешу.
Телеграмма была длинная, и по мере того, как молодая женщина читала ее, лицо ее покрывала бледность. Когда она кончила, губы ее были почти так же белы, как и щеки.
Это было, впрочем, единственным проявлением волнения, так как руки ее не дрожали, а глаза сверкали.
Наступило тяжелое выжидательное молчание.