Беглецы в Гвиане

– Вот как!

– Да. Они придумали названия для всех тех мест на нашем пути, которые ознаменовались для нас чем-нибудь особенным. Первым выдумал это Анри. Анри, скажи, как называется бухта, в которую мы вошли, миновав водопад Эрмину?

– Бухта Нику, в честь пьяного дерева.

– Эдмонд, а как называется то место, где река сделалась вдруг широка, точно озеро?

– Озеро Балата, в честь молочного дерева.

– А те гадкие скалы, – вмешался Эмен, – я прозвал Игуан.

– Место же, где мы находимся в настоящее время, я предлагаю назвать Кокосовой бухтой, – сказала госпожа Робен. – Видишь, мой друг, – продолжала она, обращаясь к мужу, – мы недаром провели нынешний день.

– Ну, а ты, Шарль, ничего не придумал? – спросил Робен своего младшего сынишку.

– Папочка, я ничего не придумал, я еще маленький, – отвечал крошка. – Когда вырасту…

– А вы сами-то что нашли сегодня? – спросила госпожа Робен. – Чем кончилась ваша разведка?

– Работа была трудная, но все завершилось благополучно. Не спрашивай меня покуда. После узнаешь.

– Ты, стало быть, готовишь сюрприз?

– Да, и притом приятный.

Ждать пришлось недолго. Разведчики сделали еще две вылазки, и на третий день Робен, ко всеобщей радости, объявил:

– Завтра отправимся дальше.

Расстояние было небольшое, зато дорога очень дурна. Приходилось продираться сквозь лесную чащу, причем ноги постоянно цеплялись за жилистые, суковатые корни. Впереди шел Казимир и двумя длинными жердями обивал ветви, чтобы сделать посвободнее проход. За стариком Андрэ нес на руках маленького Шарля, далее шла госпожа Робен, опираясь на палку, а за ней – Робен, неся на своих могучих плечах Эжена и Эдмонда. Анри шел сам. Шествие замыкал Ангоссо, вооруженный длинным ружьем.

Впереди шел Казимир и двумя длинными жердями обивал ветви

После двухчасовой ходьбы с небольшой передышкой странники вышли на широкую поляну, находившуюся на взгорье. Госпожа Робен радостно вскрикнула, увидев среди поляны просторную хижину. Дети позабыли всякую усталость и со всех ног пустились бежать к домику.

– Я без тебя тоже занялся здесь географией, как ты это называешь, – сказал Робен жене, – и придумал именовать это жилище Домом Доброй Матери. Годится? Как ты думаешь?

– О, еще бы, мой друг!.. Какой ты милый!..

Казимир, Робен и Ангоссо совершили настоящий подвиг: они втроем за три дня построили очень прочный домик, не проницаемый для дождя и ветра. Домик имел пятнадцать метров в длину, пять в ширину и три с половиной – в высоту; в нем были прорублены четыре окна и одна дверь.

Построена хижина была следующим образом. В землю врыты четыре толстых древесных ствола, срубленные у самого корня, и соединены между собой четырьмя толстыми жердями, которые, в свою очередь, были связаны волокнами арумы и лианами. Стены сплетены из гибких ветвей, крыша сделана из листьев.

Внутри домик был разделен на три комнаты. Одна предназначалась для столовой, другая – для спальни госпожи Робен и детей, а третья, кладовая, была вместе с тем и спальней Робена и Андрэ. Место для хижины «архитекторы» выбрали тенистое.

Робен не без гордости показывал своей семье новое жилище, выстроенное собственными руками. Дети и мать весело улыбались. Андрэ был в восторге, к которому примешивалось изумление.

– Да знаете, хозяин, ведь мы будем жить, как настоящие миссионеры, – сказал он.

– Ну нет, мой милый, далеко не так. У мисионеров есть столы, стулья, диваны, кровати, посуда, а у нас ни ложки, ни плошки.

– Да, правда, – согласился парижанин, восторг которого разом поостыл. – Мы будем спать на голой земле, есть руками, пить из листьев, свернутых дудочкой… Конечно, с этим нужно будет мириться, но, по правде сказать, я бы хотел иметь хоть какую-нибудь посуду…

– Успокойся, Андрэ, успокойся, мой милый. Посуда у нас будет, мы сделаем ее. У нас тут есть деревья, из которых выйдет прекрасная кухонная утварь.

– Если бы я это услышал не от вас, хозяин, я бы сказал: «пустые разговоры». Но раз это утверждаете вы, я сдаюсь – ведь вы можете сделать и невозможное.

– Это совсем несложно, Андрэ, только предупреждаю тебя, что посуда будет неважной… Видишь вот это дерево с круглыми плодами, похожими на тыквы?

– Да, я заметил его и подумал: «Вот так фрукты!»

– Ну вот, из этих фруктов мы и сделаем себе тарелки и блюда.

– Теперь я вижу, что вы совершенно правы, хозяин. Тарелки из этого сделать нетрудно, так что, пожалуй, я сам возьмусь за это.

– Не хвались, Андрэ, на это нужно уменье.

– Вот увидите.

Парижанин подошел к дереву, приподнялся на цыпочках и, схватив большой круглый плод обеими руками, быстро сорвал его, потом достал ножик и принялся его резать. Напрасный труд! Ножик только скользил по гладкой и блестящей корке. Андрэ попытался с силой вонзить нож в плод, как режут тыкву… Крак!.. Плод раскололся на пять или шесть частей. Все засмеялись. Вторая попытка имела такой же результат, третья тоже, вероятно, кончилась бы ничем, если бы не вмешалась госпожа Робен.

– Слушайте, Андрэ, – сказала она, – я слышала, что дикари раскалывают этот плод пополам, перевязывая его посередине веревкой. Не попробовать ли вам сделать то же самое посредством лианы?

– Очень вам благодарен, сударыня, за совет. Он, конечно, очень хорош, но я боюсь делать дальнейшие попытки – я очень неловок.

– В таком случае этим займусь я, – сказал Робен, которому тоже был хорошо известен способ, указанный госпожой Робен.

Дело оказалось очень простым и легким: туго перевязанный лианой плод раскололся на две совершенно правильные половинки.

– Какой я дурак! – воскликнул парижанин. – Как это я не догадался! Остальное, конечно, просто: нужно только выдолбить всю мякоть и высушить половинки плода на солнце.

– И они лопнут, как стеклянные, если не наполнить их сначала сухим песком. Этим же способом мы приготовим себе и ложки, выбрав плоды помельче и приделав к ним черенки. Что же касается вилок, то с ними я пока еще не знаю, как быть. Придется подождать, но впоследствии мы что-нибудь придумаем.

– Знаете что, хозяин? – сказал Андрэ. – Когда несколько дней тому назад мы были в таком бедственном положении, трудно было даже предположить, что мы так скоро и благополучно выберемся из него. Но что меня особенно удивляет, так это то, что здесь все необходимые для житейского обихода предметы чуть ли не на земле валяются, так что стоит только нагнуться и поднять их.

– Твое сравнение не совсем верно, Андрэ, – возразил Робен. – Необходимые предметы здесь не на земле валяются, а растут на деревьях, так что за ними не нагибаться нужно, а тянуться вверх. Если бы эти деревья росли здесь семействами, сами по себе, не требуя особого ухода, то здешняя страна была бы настоящим раем.

– Да, – задумчиво проговорил Андрэ, – каких только здесь нет деревьев!.. И молочные, и хлебные…

– Ты еще не все знаешь. Как, например, тебе нравится масляное дерево?.. Или свечное?.. Или мыльное?..

– Боже мой! Час от часу не легче!.. Да вы меня просто поражаете, хозяин.

– Постой, постой, это еще не все: есть еще сырное дерево…

– Как «сырное»?.. И это дерево едят?

– Нет, не едят; оно так называется потому, что у него древесина похожа на сыр: такая же мягкая, такого же цвета и такая же пористая. Оно полезно тем, что его шипы могут употребляться вместо гвоздей.