Империя. Том 3

Итак, первые дни работы оставались неплодотворными из-за ненастной погоды, отсутствия дивизии Газана и нежелания ускорить осаду. Комендант Менахо, в свою очередь, желая замедлить работы частыми вылазками, решил выполнять их сильными колоннами, пользуясь многочисленностью гарнизона. Тридцать первого января он направил на центральный подкоп перед фортом Пардалерас колонну из четырех батальонов, двух орудий и двух эскадронов кавалерии. Испанцы выдвинулись так стремительно и решительно, что французы, едва успев схватиться за оружие, были оттеснены. Генерал Жирар, подоспев с тремя ротами саперов и батальоном 88-го, остановил испанцев и оттеснил штыками до самого прикрытого угла крепости. В результате этой вылазки осаждавшие потеряли шестьдесят человек, а неприятель – около сотни. Подкопы почти не пострадали.

В последующие дни дождь и ураганы были столь сильны, что всякие работы стали невозможны. К счастью, прибыла, наконец, дивизия Газана с 6 тысячами пехотинцев, тяжелой артиллерией и снаряжением. Теперь в распоряжении французов было более чем 12 тысяч пехотинцев, 1200 солдат инженерных и артиллерийских частей и 2500 всадников, в целом – 16 тысяч человек. Подкопные работы пошли быстрее. Справа траншее придали форму длинного оборонительного рва, скорее для прикрытия от испанцев, чем для серьезной атаки. В центре приблизились к форту Пардалерас, который намеревались захватить и превратить в базу главной атаки, а слева охватили круговой линией высоту Сьерра-дель-Вьенто, на которую опиралась оконечность линии. Несколько дней ушло на очистку траншей от грязи, нанесенной дождем, и на противостояние вылазкам неприятеля; в целом за неделю французы продвинулись мало и произвели лишь незначительную бомбардировку крепости с целью напугать население.

Шестого февраля стало известно о появлении подкрепления, возвратившегося из Лиссабона. Объединив всех, кто вернулся из английских линий, с теми, кто находился в окрестностях Бадахоса, неприятель мог представить силу в 10 тысяч пехотинцев и 2 тысячи всадников. Сообщаясь с крепостью через каменный мост Бадахоса, англичане могли, соединившись с гарнизоном, сформировать войско в 21 тысячу человек, готовых броситься всей массой на французскую армию.

Первое применение своим силам они произвели 7 февраля, предприняв большую вылазку. Исполнив ложную атаку на французский левый фланг, они дебушировали на правый фланг, перейдя Ривильяс под прикрытием огня из замка. Энергично двигаясь компактной массой в 7–8 тысяч человек, англичане добрались до первых линий. Французские подразделения, примчавшиеся к этому пункту, были недостаточно сильны, чтобы противостоять их числу и напору. Но маршал Мортье вскоре остановил их, развернув в линию несколько батальонов и двинувшись на них в лоб, а затем, воспользовавшись тем, что англичане сильно выдвинулись вперед, бросил им во фланг два батальона из центра. Теснимые спереди и с фланга, испанцы отступили – вначале упорядоченно, а затем в беспорядке, оставив в руках неприятеля 700 человек убитыми и ранеными.

После этой вылазки маршал Сульт задумал напасть на лагерь Санта-Энграсия и лишить испанцев возможности повторять подобные операции, уничтожив вспомогательную армию, что было весьма разумной мыслью, ибо присутствие этой армии сообщало гарнизону значительную моральную и материальную силу. Но пока собирались средства, чтобы переправиться через Гвадиану, что было непросто ввиду сильного подъема воды, он решил подобраться ближе к стене, захватив форт Пардалерас. Форт представлял собой бастион, фланкированный двумя полубастионами и закрытый с горжи простым частоколом. Его можно было захватить внезапной атакой, а затем превратить в опорный пункт для прямого движения к тому месту стены, который французы намеревались атаковать.

Согласно задуманному плану, 11 февраля в семь часов вечера из траншей в глубокой темноте вышли две колонны, выдвинулись на исходящий угол форта Пардалерас и разделились, пройдя вправо и влево от него вдоль гребня гласиса, чтобы осадить укрепление с горжи. Правой колонне удалось спуститься в ров, где она обнаружила приоткрытую потерну[5 - Потерна – подземный коридор (галерея) для сообщения между фортификационными сооружениями, фортами и т. д. – Прим. ред.] и живо двинулась к ней. Руководивший колонной капитан Кост бросился на испанского офицера, подбежавшего закрыть потерну, ударил его шпагой, смело устремился внутрь со своими солдатами и проник в укрепление в ту самую минуту, когда левая колонна, обогнувшая бастион, обрушила ударами топора частокол, закрывавший горжу. Обе колонны соединились с криками «Да здравствует Император!» и со штыками наперевес бросились на испанцев. Несколько человек было убито, многих взяли в плен, а остальные обратились в бегство.

Эта смелая акция доставила французской центральной атаке прочный опорный пункт, способный ускорить успех. Однако Сульт думал больше о том, как избавиться от испанской армии, расположившейся за Гвадианой, нежели об ускорении осадных операций. Разбить на равнине испанскую армию не составляло большого труда, но нужно было переправиться через Гвадиану, разбухшую от дождей, а затем подобраться к лагерю Санта-Энграсия, перейдя вброд Хевору под огнем неприятеля и не поставив под угрозу осаду, ибо на охрану траншей можно было оставить совсем немного людей. К счастью, испанцы, несмотря на мудрые советы Веллингтона, не возвели вокруг лагеря ни частокола, ни земляных укреплений; к тому же они плохо охраняли его. Если действовать скрытно и стремительно, для внезапного нападения и разгрома хватило бы и 7–8 тысяч человек. Такого же количества людей должно было хватить и для охраны траншей, ибо неприятель не догадывался о грозившей ему опасности.

Спланированная Сультом операция была исполнена столь же хорошо, как и задумана. К 18 февраля ему удалось собрать, заботами инженерной части, средства переправы через Гвадиану для 6 тысяч пехотинцев и 2 тысяч всадников. В ночь на 19-е отборные войска из дивизий Жирара и Газана переправились через реку и спустились правым берегом к Сан-Кристобалю и высотам Санта-Энграсия. Густой туман скрывал все движения маленькой армии.

Прежде чем испанцы успели их заметить, французы достигли берега Хеворы. Кавалерия перешла ручей на правом фланге и в одно мгновение опрокинула испанскую кавалерию, прикрывавшую лагерь с равнины. Пехота, ведомая Мортье, перешла Хевору вброд и в самом прекрасном порядке подошла к подножию крутой высоты Санта-Энграсия в ту самую минуту, когда начал рассеиваться туман.

Прежде чем дать сигнал к атаке, Сульт выдвинул на левый фланг два батальона и поставил их между фортом Сан-Кристобаль и испанцами, дабы помешать последним спастись в крепости. В то же время он предписал кавалерии осуществить поворотное движение правым флангом, обойти неприятельский лагерь и подойти к нему с пологой стороны, после чего и дал сигнал к атаке.

Французские солдаты, не боявшиеся испанских войск, смело принялись взбираться на высоту под плотным навесным огнем, причинявшим немалые потери. Через несколько мгновений они уже добрались до вершины, в то время как два батальона, отправленные влево, перекрыли путь к форту Сан-Кристобаль, а кавалерия зашла неприятелю в тыл. Испанцы, которых атаковала спереди пехота, а с фланга и с тыла – кавалерия, перестроились в два больших каре и держались довольно стойко. Но вскоре пехота и драгуны их прорвали, и испанцы понесли такие потери, какие обычно несут прорванные каре, потеряв убитыми и ранеными около 2 тысяч человек. Французы захватили в плен 5 тысяч человек со всей артиллерией и множеством знамен. Из 12 тысяч солдат испанцы сохранили не более 5 тысяч, которые разбежались во все стороны.

Маршал Сульт воспользовался своей победой, окружив крепость на правом берегу Гвадианы и лишив ее всякого сообщения с внешним миром. Если бы он воспользовался этим преимуществом для ускорения капитуляции Бадахоса, то наверняка закончил бы осаду до 1 марта, после чего мог бы, с большими шансами дать толчок ходу событий, спокойно выдвинуться на Тахо, ибо после взятия Оливенсы и Бадахоса испанские войска в Эстремадуре уже не могли представлять большой опасности. Правда, тем самым Сульт вдвое увеличивал расстояние, отделявшее его от Виктора, но в любом случае, моральное воздействие большой победы на Тахо компенсировало бы все неудобства его отсутствия. В то же время, обрекая оставленного в одиночестве Массена на отступление, Сульт рисковал быть жестоко за это наказанным, потому что англичане, избавившись от Массена, неминуемо выдвинулись бы против него самого. После одержанной им победы и с учетом будущего неосмотрительное великодушие таило в себе меньше опасностей, чем осмотрительная сдержанность. Мы будем судить об этом по результатам.

Избавившись от испанцев, Сульт спокойно и неторопливо вернулся к осадным работам. В это время Веллингтон и Массена ожидали исхода операций у Бадахоса с совершенно различными чувствами. Французы располагали войсками и в Эстремадуре, и в Кастилии (ибо дивизия Клапареда уже прибыла в Визеу), и Веллингтон не мог понять, почему они не объединяются на обоих берегах Тахо у Абрантеса. Он ждал этого и страшился превыше всего. Если бы дивизия Клапареда и 5-й корпус присоединились к Массена, ему пришлось бы противостоять 75 тысячам солдат, и он счел бы свое положение критическим даже за линиями Торриш-Ведраша. Вовсе не собираясь давать сражение Сульту, если тот покинет Андалусию и придет на помощь Португальской армии, он приказал маршалу Бересфорду, который командовал в Абрантесе, оборонять притоки Тахо, протекающие через Алентежу, чтобы задержать прибытие французов, и возвращаться в линии Торриш-Ведраша. Путь перед маршалом Сультом был открыт, он рисковал только отдалиться от Севильи и оставить своих соратников без поддержки. Всё было подготовлено, чтобы он мог с легкостью совершить великое дело. Правда, сам он этого не знал, и при мысли о движении на Абрантес перед ним вставал призрак английской армии.

Массена этого призрака не страшился; если бы ему пришлось на открытой местности столкнуться только с этой армией, он, хоть и оценивал англичан по достоинству, немедленно атаковал бы ее. Но ему приходилось бороться еще и с голодом, с нехваткой боеприпасов, с растущим разочарованием армии и, главное, с сопротивлением своих подчиненных, которое в некоторые моменты принимало форму почти мятежного отчаяния. Хотя после прибытия генерала Фуа они склонили голову перед императорским приказом оставаться на Тахо, вскоре под влиянием уныния и голода к ним вернулось пламенное желание покинуть страну, в которой они считали себя обреченными на смерть от нужды, без возможности свершения каких-либо великих подвигов.

Пока оставалась надежда на прибытие генерала Друо и маршала Сульта, впереди видели великую цель и средства ее достижения. Когда Друо привел только 7 тысяч человек, наступил первый приступ уныния, но оставалась еще надежда на прибытие Сульта. Его ждали; время от времени отзвуки бурной канонады долетали от Бадахоса до Пуньете и наполняли сердца трепетом. Но вот уже несколько дней их не было слышно, из чего сделали вывод, что Сульт вернулся в Андалусию. Поэтому солдаты считали себя полностью оставленными – бессильными против линий Торриш-Ведраша и обреченными на бесполезную и бесцельную голодную смерть на пустынном берегу.

Ренье в конце февраля объявил, что начинает потреблять резервный запас сухарей. Командиры корпусов уже несколько раз грозили прибегнуть к этому последнему ресурсу, но это было попыткой поколебать главнокомандующего, который не поддавался на угрозу. Однако теперь он не мог усомниться в реальности нужды и собственными глазами убедился в страстном желании, полностью завладевшем армией, лишенной всякой помощи и известий и оставленной почти на полгода на самом краю континента. После того как растаяла надежда получить подкрепление от маршала Сульта, это желание никем не скрывалось, и под влиянием командиров, которые не обуздывали свой язык, следовало даже опасаться неповиновения.

Массена никогда не верил в прибытие Сульта. Когда наступил март и надежды не осталось, переправа через Тахо, а следовательно и дальнейшее выживание, сделались невозможны. Дальнейшее ожидание грозило уничтожением драгоценного двухнедельного запаса сухарей, единственного ресурса армии в случае отступления, и тогда Массена принял, наконец, решение отступить на Мондегу. Маршал всегда считал это действие самым благоразумным, и он исполнил бы его тотчас после совещания в Голгао, если бы не пришлось покориться категорическому приказу Наполеона оставаться на Тахо до последней крайности. Массена отдал необходимые распоряжения, чтобы произвести отступление с 4 по 6 марта.

Прежде чем начинать движение армии, необходимо было отправить вперед больных, раненых и тяжелые обозы, и желательно с опережением дня на два, чтобы их скопление на дороге не помешало отступлению. Однако эти предварительные движения могли насторожить англичан. Следовало опасаться, как бы, узнав об отступлении, они не передвинулись в Лейрию, Помбал и Кондейшу и не опередили французов в Коимбре и на Мондегу. Эти беды можно было предотвратить, сходу заняв Лейрию хорошо рассчитанным движением, произведенным в нужное время, не слишком поздно и не слишком рано.

К вечеру 4-го больные и раненые, за исключением нескольких умирающих, не подлежавших перевозке, большой артиллерийский парк и тяжелые обозы начали движение. Наиболее ценная часть груза, то есть раненые, перевозилась на ослах. За отсутствием лошадей максимально уменьшили количество артиллерии, оставив только самые легкие орудия для каждого корпуса. Ставшие бесполезными зарядные картузы переделали в патроны благодаря изобретательности генерала Эбле. Армия покидала расположение с удовлетворением, отравляемым, в то же время, вынужденным отказом от великих замыслов. В минуту снятия с лагеря Массена вновь отправил в Париж генерала Фуа, чтобы тот рассказал о причинах вынужденного отступления на Мондегу и просил срочно прислать помощь, если Наполеон сочтет необходимым, чтобы Массена возобновил наступление или хотя бы сохранил честь оружия.

Через сутки после отправления больных, раненых и тяжелых обозов, на склоне дня 5 марта пришла в движение и вся армия. Ренье, который располагался в Сантареме, совсем близко от неприятеля, стойко продержался весь день. Вечером он уничтожил мосты через Рио-Майор и затем направился, соблюдая тишину, на дорогу Голгао. Жюно, подразделения которого располагались в верхнем течении Рио-Майор, действовал точно так же и покинул Торриш-Ведраш по дороге через Торриш-Новаш и Орен. Этот превосходный человек, к сожалению, более храбрый, нежели рассудительный, получил в недавней стычке на аванпостах пулю в лоб, ранение, которому суждено было впоследствии его погубить; неизменно преданный, хотя и не всегда послушный, он желал во время отступления оставаться верхом. Чтобы избавить его от подобной тяготы, Массена лично возглавил отступление 8-го корпуса. Ней, в свою очередь, передвинулся на Орен и Лейрию, чтобы преградить путь на Коимбру по склону, обращенному к морю, и оставить свободным проход через Томар и Орен корпусам, которые двигались по склону, обращенному к Тахо.

Вся армия была на марше 6 марта, и англичане не преследовали ее. На следующий день она сформировала линию сражения, оседлав оба склона. Ренье был в Томаре, Жюно в Орене, Ней в Лейрии. Оставшийся в Пуньете Луазон дожидался конца дня, чтобы уничтожить понтонный экипаж, чудесный и бесполезный плод изобретательности генерала Эбле. Вечером, предав его огню, Луазон отбыл в Томар, захватив некоторое снаряжение и поставив в крайнем арьергарде батальон моряков, подбиравший отставших раненых и больных. На следующий день, 8 марта, вся армия была уже вне пределов досягаемости. Ренье справа карабкался по длинному ущелью, которое спускается к Мондегу. Жюно в центре перебирался через цепь высот в Орене и направлялся с легкой кавалерией занимать Коимбру и восстанавливать мосты через Мондегу. Ней замедлил движение, пропуская всех вперед и готовясь сформировать из дивизий Маршана, Мерме и Луазона, кавалерии Монбрена и пехоты Друо неодолимый арьергард.

Только утром 6 марта лорд Веллингтон получил точные сведения об отступлении. Он о нем догадывался, на основании замеченных 4-го движений и некоторых разведданных, но пребывал в неуверенности и с присущей ему осторожностью не стал ничего предпринимать, прежде чем полностью не убедится в намерениях французов. Отступление было для него успехом столь великим, что он не хотел ставить его под угрозу каким-нибудь поспешным движением, которое подвергло бы его риску серьезной неудачи. Он решил следовать за французами по пятам, плотно тесня их и готовясь воспользоваться первой же ошибкой. В то же время, получив известие, что Бадахос доведен до последней крайности, Веллингтон обратился к коменданту крепости с посланием, обещая ему скорую помощь и настоятельно прося продержаться еще несколько дней. Он отправил из Абрантеса маршала Бересфорда с войсками генерала Хилла, дабы подкрепить слова делом и спасти крепость, которая была ключом к Алентежу. Покончив с этими распоряжениями, он пустился в путь, останавливаясь каждый вечер на ночлег на расстоянии пушечного выстрела от французских арьергардов.

Девятого марта французский арьергардный 6-й корпус, ведомый маршалом Неем, которому присутствие неприятеля возвратило все его выдающиеся достоинства, прибыл в Помбал. Луазон еще не присоединился; он находился меж двух склонов, связывая Нея на севере Эштрелы с Ренье на юге. Жюно выигрывал день для занятия Коимбры и Мондегу. Массена, желая дать ему больше времени, решил задержаться на два дня в Помбале, который располагал некоторыми ресурсами и который легко было оборонять. Остановка также предоставляла возможность пропустить вперед многочисленные обозы с ранеными, боеприпасами и сухарями.

Ней расположил дивизии Маршана и Мерме перед Помбалом, напротив английской армии, которая тоже остановилась и вскоре весьма увеличилась в результате присоединения сил, подтянувшихся за один день, подобно воде, быстро прибывающей перед остановившей ее движение преградой.

Видя, что французы не возобновляют движение и остаются на позиции весь день 9-го и даже 10-го, Веллингтон предположил, что они хотят отыграться за свое отступление сражением. Смелость солдат и командиров допускала такое предположение. Озабоченный и почти напуганный подобной возможностью, английский генерал подтянул к себе основную массу своих сил.

Ней, заметивший из Помбала сосредоточение английской армии, вечером 10-го уведомил о нем Массена, попросив, чтобы ему либо позволили сняться с лагеря, либо придали достаточное подкрепление, чтобы он мог противостоять неприятелю. Хотя Ней был храбрейшим и искуснейшим мастером маневра на поле боя, он не умел оценивать положение с тем несколько пренебрежительным спокойствием, каким был обязан складу своего характера и огромному опыту Массена. Последний спешно прибыл в штаб-квартиру Нея, постарался его ободрить, обязал держаться перед Помбалом и оставить его не ранее следующего дня, а затем как можно дольше отстаивать Рединью, чтобы дать войскам Жюно необходимое время для занятия Коимбры и Мондегу. Ней, вблизи видевший армию англичан, не дал себя убедить так легко, как хотелось бы Массена, но обещал держаться как можно дольше.

В довершение неприятностей генерала Друо, обязанного поддерживать Нея, вновь обуяло желание уйти, и он объявил о своем незамедлительном отбытии, в результате чего силы Нея уменьшались до двух дивизий. Массена, способный проявлять величайшую энергию, но только тогда, когда доходил до крайности, совершил ошибку и не отдал категорического приказания. Хотя войска Друо и были вспомогательными, в присутствии неприятеля не может быть двух главнокомандующих, а поскольку в Португалии только Массена обладал таковым качеством, он должен был отдать категорический приказ. Ней, не способный противиться своему сочувствию по отношению к тому, кто торопился покинуть Португалию, не поддержал Массена, и все разошлись, не объяснившись достаточно ясно. Друо обещал отступать медленно, но не сказал, когда начнет отступление. Ней обещал отстаивать Помбал, но не сказал, как долго.

Ранним утром 11 марта Ней, расположившийся в Помбале на правом берегу Арунки, увидел, как англичане спускаются по ее левому берегу, чтобы перейти реку ниже Помбала, и внезапно приказал начинать отступление, не желая слушать начальника главного штаба Фририона, пытавшегося его удержать. Тот настаивал, и Ней, заметив, что можно привести англичан в замешательство, отбив у них Помбал, бросил на них батальон 69-го, батальон 2-го и батальон 6-го легкого. Эти войска во главе с генералом Фририоном вернулись в Помбал, оттеснили англичан к самому мосту через Арунку, сбросив некоторое их количество в реку, подожгли город, где многие английские раненые погибли в огне, и таким образом задержали на несколько часов продвижение британской армии.

После боя Ней спокойно продолжил отступление по правому берегу Арунки на виду у англичан, занимавших ее левый берег. Вечером он остановился в Венда-да-Крус, где дорога покидала долину Арунки и переходила в долину Сори.

Массена, уведомленный о бое в Помбале, велел передать Нею, что приблизит к нему генерала Луазона, подведет одну из двух дивизий Жюно (верные, хоть и запоздалые диспозиции) и предпримет новые усилия удержать генерала Друо. Он заклинал Нея отступать на Рединью как можно медленней, ибо до берега Мондегу оставался небольшой отрезок пути и не следовало позволять теснить себя слишком плотно, чтобы иметь возможность спокойно переправиться через реку и расположиться за ней.

Двенадцатого марта Ней снялся с лагеря до рассвета, чтобы неприятель не двинулся за ним в те ущелья, через которые ему предстояло идти. Он вступил в пересеченную местность, где приходилось двигаться то по равнине, то по холмам. Возглавляла колонну, уйдя далеко вперед, дивизия Маршана. Ней располагал дивизией Мерме, численностью в 6 тысяч великолепных пехотинцев, участников сражений в Эльхингене, Йене и Фридланде, всегда служивших только под его началом, угадывавших его волю с одного взгляда и готовых броситься куда угодно по знаку его меча. Кроме того, с ним были 6-й и 11-й драгунские полки, 3-й гусарский и четырнадцать артиллерийских орудий. И с этими 7–8 тысячами человек он медленно отступал, сопровождаемый 25 тысячами англичан, двигавшихся тремя колоннами, правую из которых составляли войска генерала Пиктона и португальцы генерала Пака, центральную – войска генерала Коула, а левую – легкая пехота генерала Эрскина. Кавалерия генерала Слейда, португальская кавалерия и тиральеры служили связью между колоннами.

Ней, как лев, настигаемый охотниками, не сводил глаз с преследователей, чтобы броситься на самого дерзкого. Когда одна из колонн начинала теснить его слишком плотно, он накрывал ее картечью, атаковал в штыки или же выпускал на нее драгун, используя виды оружия сообразно особенностям участка с восхитительным искусством и неодолимой энергией. Когда остановленные англичане выдвигали вперед свои крылья, чтобы вынудить французов отступить, обойдя их, что они всегда проделывали несколько неуклюже, Ней набрасывался на колонну, дерзавшую обойти его, атаковал ее во фланг и оттеснял, жестоко потрепав, к ее боевому корпусу. Так он провел половину дня, продвинувшись не более чем на два лье и подготовив англичанам на берегу Сори последний горячий прием, который должен был достойно завершить день.

Ней прибыл на высоты, окаймляющие Сори, у подножия которых на самом берегу реки расположен городок Рединья. Спиной он прижимался к руслу Сори и к Рединье, а перед ним расстилалась небольшая округлая равнина, посреди которой тяжеловесно передвигались англичане, пытавшиеся, как и всё утро, обойти крылья французской армии то справа, то слева. Позиция была удобной для обороны, поскольку со всех сторон возвышалась над котловиной, в глубине которой находился неприятель.

Ней пропустил вперед дивизию Маршана, приказав ей спуститься на берег Сори, перейти по мосту в Рединье на другой берег и занять там позицию, что позволяло ему отступить на реку, если его потеснят слишком сильно. Ней решил продержаться несколько часов перед Рединьей с одной только дивизией Мерме, тремя кавалерийскими полками и несколькими орудиями, будто хотел показать, что можно сделать с семью тысячами человек против двадцати пяти тысяч, умело маневрируя на пригодном к обороне участке.

Гордо расположившись на высотах, он развернул четыре своих пехотных полка в две линии, выставил впереди артиллерию, справа и слева расставил за всеми неровностями участка многочисленные команды тиральеров, а позади в центре разместил три кавалерийских полка, готовых атаковать при каждом удобном случае через промежутки в пехотной линии. За его левым флангом спускалась дорога на Рединью, формировавшая линию отступления, с которой он не спускал глаз. За правым флангом обнаружился брод, по которому кавалерия могла в надлежащую минуту перейти через Сори и скрыться. Обеспечив себе пути к отступлению, Ней уже не боялся вступить в бой, зная, что сможет в случае необходимости отойти.

Англичане, развернув порядки на равнине, продолжали свой дневной маневр и старались обойти фланги французов. Генералы Пиктон и Пак пытались взобраться на высоты на левом фланге, чтобы помешать Нею отступить на Рединью, генералы Коул и Спенсер продвигались в центре, а легкая пехота Эрскина пыталась перейти реку на правом фланге через броды, предназначенные для французской кавалерии. Но Ней, с прежним присутствием духа используя все рода войск, стал забрасывать ядрами войска Пиктона, сражая наповал целые линии и принуждая их совершить движение, дабы укрыться от его ударов. Однако они все-таки взобрались на высоты, хоть и понеся большие потери, надвигались на фланг Нея и были уже на расстоянии ружейного выстрела, когда Ней, собрав шесть орудий, накрыл их картечью в упор, затем направил на них батальон 27-го, батальон 59-го и всех тиральеров. Эти три небольшие колонны энергично атаковали англичан Пиктона в штыки и отбросили их к подножию высот, убив и ранив довольно большое количество неприятельских солдат.

Тогда Веллингтон выдвинул вперед центр, намереваясь собрать и присоединить свой правый фланг и атаковать французов в лоб. Подпустив англичан, Ней выдвинул против них 25-й легкий и 50-й линейный, с артиллерией в промежутках между батальонами, поддержав эти два полка 6-м драгунским и 3-м гусарским. Встретив англичан артиллерийским, а вслед за ним ружейным огнем, он атаковал их в штыки и энергично оттеснил по наклонному участку. Затем он выпустил на них 3-й гусарский полк, который прорвал первую линию и порубил саблями множество пехотинцев. Вся масса англичан в эту минуту пришла в полный беспорядок, и если бы Ней, оставив дивизию Маршана при себе, мог полностью вовлечь в бой дивизию Мерме, разгром англичан стал бы повсеместным и бесповоротным. Однако Ней, не желавший ставить под удар свои войска, отвел их, перестроил в боевые порядки и оставался на позиции еще более часа, продолжая посылать в сторону неприятеля ядра, оставлявшие глубокие бреши в его рядах.

Было четыре часа пополудни. Веллингтон, задетый за живое тем, что его сдерживает, нанося серьезные потери, горстка людей, собрал всю свою армию, построил ее в четыре линии и двинулся вперед с явной решимостью прорвать позицию любой ценой. Настало время отступить Нею, и он произвел отступление с апломбом и энергией. В то время как англичане медленно, но решительно двигались вперед, полки французской пехоты по очереди проходили перед ними, открывая батальонный огонь, и отходили влево, чтобы спуститься к Сори по дороге в Рединью. Поприветствовав таким способом английскую армию, все четыре полка дивизии Мерме отошли влево, вслед за своей артиллерией, в то время как кавалерия, проходя вправо, мирно спускалась к Сори и переходила ее вброд. Все войска Нея перешли на другой берег Сори и расположились позади дивизии Маршана. Взойдя вслед за французами на оставленные ими высоты, англичане поспешили спуститься на берег реки и хотели перейти ее, но увидели расположившуюся на другом берегу дивизию Маршана, которую прикрывало множество тиральеров. Артиллерия Маршана подожгла бедную Рединью и сделала ее необитаемой. Англичанам пришлось остановиться перед Сори после тяжелого боя, который обошелся им не менее чем в 1800 убитых и раненых, что было для них значительной потерей, тогда как французам он стоил от силы 200 человек.

После этого боя англичане имели все основания стать осмотрительными, а французы – уверенными в себе. Ней отошел в ущелье, которое ведет из Рединьи в Кондейшу и завершается удобными для обороны высотами, после которых выходишь прямо на Мондегу и Коимбру. Это был последний этап на пути от Лиссабона к Коимбре, и нужно было держаться на нем крепко, чтобы Жюно успел навести мосты через Мондегу и занять Коимбру, расположенную на другом берегу.

Вечером 12-го, после великолепного боя при Рединье, Массена вернулся к Нею, поздравил его с успехом и просил оказать упорное сопротивление перед Кондейшей, что было вполне осуществимо благодаря выгодному расположению участка, а также завоеванному 6-м корпусом превосходству. Массена повторил, что если французские войска не устоят перед Кондейшей, то будут либо сброшены в Мондегу, либо вынуждены стремительно подняться по его течению, отказавшись от плана водворения в Коимбре. К несчастью, Нея не особенно тронули доводы Массена, и он не гарантировал успех, хоть и обещал сделать всё возможное. Он казался крайне обеспокоенным отвлекающими атаками англичан на его левый фланг, которые, будь они серьезны, могли отрезать его от Луазона и Ренье, то есть от основной части армии. Чтобы предотвратить такую опасность, Массена поместил Луазона на высотах между долиной Сори, где действовал Ней, и долиной Сейры, куда спустился Ренье. Кроме того, Массена передвинул в поддержку Луазону дивизию Клозеля из корпуса Жюно, так что слева Нея связывали с Ренье две дивизии. Сочтя, что достаточно обеспечил безопасность Нея и убедил его самого просьбами и приказами, Массена отбыл утром 13-го к Луазону, чтобы с занимаемой им позиции судить об истинных планах неприятеля.

Оставшись один, Ней принялся наблюдать за малейшими движениями англичан со странным недоверием к ситуации, в которой не было, между тем, ничего угрожающего. Весьма пострадав в бою накануне, англичане продвигались медленно, что, вовсе не успокаивая Нея, напротив, внушало ему всё большее беспокойство, склоняя к мысли, что они, возможно, затевают что-то в другом месте. Движение на левом фланге генерала Пиктона, пытавшегося его обойти, тотчас убедило Нея в том, что все его опасения вот-вот сбудутся, он будет отрезан от основной части армии и даже, возможно, окружен. Этот герой с верным сердцем и нерешительным умом оставался непоколебим на участке, который мог объять глазами, но менее уверен в себе на пространстве, которое мог объять лишь разумом. Он ощутил тревогу и, по-прежнему опасаясь быть отрезанным и, конечно же, слишком торопясь покинуть ставшую ему ненавистной португальскую землю, недолго поборовшись за высоты Кондейши, поспешил их оставить и отойти в узкое ущелье на левом фланге, выводившее через три-четыре лье на Миранда-ду-Корву и соединявшее его с Луазоном, Клозелем и Ренье. Почувствовав, однако, что подвергает оставшегося на берегу Мондегу Монбрена опасности быть отрезанным и захваченным, он дал ему знать о случившемся и послал приказ отступать без промедления, восходя галопом по берегам Мондегу, параллельно его собственному движению.

В это время Массена передвинулся в Фуэнте-Куберта, где Луазон, при поддержке Клозеля, связывал Нея с Ренье, готовый дать отпор любому поползновению англичан вклиниться между двумя главными силами французской армии. Когда Массена доложили, что Ней оставил Кондейшу и тем самым решил судьбу кампании, его охватил такой гнев, что он во всеуслышание выразил свое крайнее недовольство начальнику главного штаба Фририону, который своим усердием и старанием сблизить командиров армии исправлял, насколько это было в его силах, совершавшиеся всеми ошибки. Массена был настолько выведен из себя, что даже подумал предать случай огласке и отобрать у Нея командование; но в такой близости от неприятеля, когда он нуждался в содействии всех храбрецов и Жюно еще не оправился от ранения, Массена почувствовал несвоевременность подобной меры. Он только выразил свое недовольство, передав маршалу Нею сухой приказ остановиться у выхода из ущелья, дабы после спасения 6-го корпуса от мнимой опасности спасти Монбрена и тяжелые обозы от опасности реальной, дав им возможность осуществить движение, подобное движению 6-го корпуса. Поспешное отступление Нея ставило под удар и самого Массена, располагавшего только дивизиями Луазона и Клозеля, ибо оголило его правый фланг: англичане, будь они попроворнее, могли теперь отрезать его от 6-го корпуса. Но он стремительно отступил и двигался всю ночь с двумя сопровождавшими его дивизиями. К утру он был вне опасности, дебушировав между Казал-Нову и Миранда-ду-Корву.

По выходе из ущелья, ведущего из Кондейши в направлении Миранда-ду-Корву, Ней должен был сначала остановиться у Казал-Нову. Там начинался более открытый холмистый участок, приводящий к Арунке на Сейре. На этом участке к Нею и собирались постепенно присоединиться дивизии Луазона и Клозеля, корпуса Жюно, Ренье и Друо. Он остановился в Казал-Нову вечером, твердо решив теперь, когда он мог соединиться с армией и был уверен в уходе из Португалии, отстаивать каждую пядь земли и задержать англичан на целый день, чтобы отставшие подразделения успели к нему присоединиться.

На следующий день, 14 марта, несмотря на густой туман, едва позволявший различать предметы на самом малом расстоянии, он начал маневрировать перед англичанами с уверенностью, точностью и проворством, ставшими предметом всеобщего восхищения. Почти вся английская армия следовала за ним по холмистой равнине, орошаемой притоками Мондегу. Ней искусно расставил свои войска эшелонами на удобных для обороны высотах. Арьергард генерала Ферея он расположил в Казал-Нову, чуть поодаль – дивизию Мерме, за ней, на холме, дивизию Маршана. Дивизии Луазона, Клозеля и Солиньяка из корпуса Жюно формировали последний эшелон у Миранда-ду-Корву. Английская армия медленно следовала за французской, притом что французы уступали участок лишь шаг за шагом, после хорошо рассчитанного сопротивления каждого эшелона. Англичане с трудом продвигались вперед под смертоносным огнем неприятеля, которого никак не могли догнать. К концу дня они были вынуждены остановиться перед французскими частями, соединившимися на почти неприступной позиции. Французы остановились на ночлег на берегах Сейры, которую перешли, оставив две дивизии в Арунке. Обе армии встали биваком одна рядом с другой.

За этот день, использованный Неем гораздо лучше предыдущего, все обозы успели вернуться в головную часть армии, Ренье дебушировал между Миранда-ду-Корву и Арункой на Сейру, а Монбрен успел отойти и уже догонял основную часть армии.

Сорванным оказался только план главнокомандующего расположиться на Мондегу. Все армейские корпуса воссоединились со снаряжением, понеся потери вчетверо меньшие, чем англичане, и оставив позади самый трудный участок пути. Прибыв вечером 14-го на Сейру к подножию Сьерра-де-Мусела, Массена намеревался перейти через нее на следующий день и занять позицию в Понте-Мусела на Альве. Генерал Друо, повиновавшийся только тогда, когда нужно было возглавлять отступление, передвинулся в Понте-Мусела, где восстанавливал мост через Альву.

Пятнадцатого марта утром Жюно находился слева в низовьях Сейры, Ней в центре у Арунки, Ренье справа в верховьях Сейры. Англичане, сильно пострадав в Рединье, не выказывали большого нетерпения догнать противника. Казалось, они скорее сопровождали французов, нежели преследовали. В ожидании восстановления мостов через Альву французские войска оставались 16-го между Сейрой и Альвой и не подверглись атакам англичан, а на следующий день передвинулись на Альву.

Массена, как нетрудно догадаться, жестоко страдал от того, что был вынужден отступать – по вине повелителя, поставившего перед ним невыполнимую задачу, по вине соратников, противившихся всем его планам, и по вине обстоятельств, которые, можно сказать, сговорились против него. Ему хотелось, чтобы это попятное движение выглядело как маневр, а не как отступление. Именно поэтому он планировал расположиться на Мондегу в окрестностях Коимбры, что означало переход на позицию несколько более удаленную, чем Сантарем, но вовсе не означало ухода из Португалии. Лишившись этого ресурса из-за поспешного ухода Нея из Кондейши, он надеялся остановиться хотя бы на Альве, протекающей вдоль Сьерра-де-Мусела. Однако эта позиция была ненадежна, поскольку англичане могли обойти ее по правому берегу Мондегу, и к тому же была не настолько удобна для обороны, чтобы оправдать неудобство расположения во многих днях пути от Алмейды и Сьюдад-Родриго, где были собраны ресурсы армии. Желание расположиться на этой позиции было скорее утешением для гордости Массена, нежели маневром, успешность которого имела большое значение. В любом случае, не его подчиненным было судить об этом, и, после того как он захотел расположиться на Альве, их долг состоял в содействии его замыслам. Но на Альве они послужили ему не более, чем на Мондегу.

Восемнадцатого французы находились на Альве, мосты через реку были полностью восстановлены. Жюно располагался справа (если повернуться лицом к неприятелю) возле места впадения Альвы в Мондегу; Ней в центре за Понте-Мусела, Ренье слева на склонах Эштрелы, где Альва берет свое начало; Друо, которого не удерживали более приказы Массена, – на дороге в Алмейду. Массена недвусмысленно рекомендовал Нею хорошенько оборонять позицию Понте-Мусела. Ней обещал и был полон решимости исполнить обещание.

Но на этот раз, казалось, рок, преследовал Португальскую армию: неповиновение исходило от самого послушного из подчиненных Массена, того, кто выказывал себя до сих пор наименее строптивым, – от генерала Ренье. Заняв позицию в Понте-Мусела, Ней пытался убедиться через разведчиков, что его крылья хорошо защищены и не подвергаются риску неожиданного нападения неприятеля. На своем правом фланге он обнаружил посты Жюно, плотно прилегавшие к его собственным. Но на левом фланге он вовсе не нашел постов Ренье, а именно там, где Сьерра-де-Мусела слабо связана с Сьерра-де-Эштрела, через нее могли перебраться англичане. Ней, встревоженный тем, что оказался оголенным на левом фланге, пожаловался Массена. Тому пришлось послать нескольких офицеров на поиски Ренье, которого в конце концов обнаружили в большом отдалении, на Сьерра-де-Мойта, другом отроге Эштрелы, далеко позади нынешней позиции армии. Ренье, которому во время отступления не приходилось исполнять роль арьергарда, выпавшую Нею, усвоил за эти две недели обыкновение уходить вдаль в поисках провианта и распускать войска по деревням, вместо того чтобы держать их собранными и готовыми к бою.