Куда? не понял я сначала.
К морю.
Но ведь ты говорил, что к морю выйти невозможно?
Графиня ведь дала тебе разрешение… Так что – увидимся позже. Но не забывай, что одной ногой ты уже побывал здесь!
И Хегле снова ушел в город, очертания которого становились все более размытыми, а я направился туда, куда он мне указал – к морю. Домой.
X
Открыв глаза, я увидел, что лежу, укрытый одеялом, на узкой жесткой кровати в большой комнате, освещенной тусклыми оранжевыми лучами массивной лампы под жестяным куполом. Лампа висела в другом конце помещения, так что мое ложе оставалось в тени, что меня вполне устраивало. Воздух был напоен запахом касторки и еще чего-то едкого, щекочущего в носу и навевающего неприятные мысли о больнице. Кстати, поразмыслив и сопоставив все увиденное, я пришел к неизбежному выводу, что учреждение, в котором я нахожусь, именно больницей и является, свидетельством чему были еще несколько коек со стонущими на них телами да две-три сестры милосердия, снующие по комнате и даже здесь, в жарко натопленном помещении, не снимающие свои монашеские головные уборы.
У меня ломило все тело, гудела голова и нещадно чесалась левая лопатка, до которой – я по опыту знал – мне не дотянуться. Я вытащил из-под одеяла руку и поводил ею по воздуху, удивляясь тому, как мало в ней силы. Я заметил, что рука моя похудела и как-то съежилась, а кускам засохшей грязи под ногтями и вовсе не смог найти объяснения. Я попытался двинуть нижней частью туловища и, когда это мне не удалось, по-настоящему насторожился: что я, собственно, здесь делаю?
Я постарался собрать все мысли воедино и воссоздать в памяти последние события. Но, как я ни силился, последним моим воспоминанием оставалась прогулка по указанной Хегле тропке до границ злокозненного Графства, выбраться из которого мне помог – как я сейчас понимал – лишь счастливый случай. Помнится, я шел и шел, время от времени оборачиваясь на исчезающий в тумане город, пока не оказался у той черты, за которой искажалось пространство…
О, хвала тебе, Господи! прервал чей-то приглушенный выкрик тяжелый ход моих воспоминаний. – Взгляните-ка, сестра Оттилия, он очнулся!
Обе похожие на пингвинов сестры заспешили в мою сторону и, обступив кровать, стали на все лады восхвалять Всевышнего, не забывая трогать мне лоб, поправлять одеяло и выполнять прочие манипуляции по уходу за больными.
Послушайте, сестра, обратился я к той из них, что казалась мне помоложе, так это и вправду больница?
Госпиталь Святого Юлиуса, откликнулась вторая. – Но как же это хорошо, что ты пришел в себя! Славь Господа нашего, малыш, что так дешево отделался – никто уж и не чаял говорить с тобой!
– Госпиталь Святого Юлиуса? Это тот, что в Нордхаузене?
Именно! одна из монашек пыталась подбить мою ставшую плоской подушку, вторая же тем временем чаялась пропихнуть мне в рот ложку с какой-то терпкой жидкостью, должно быть супом. – Изволь отведать бульону, он поставит тебя на ноги!
Клотильда! с укором одернула вторая свою товарку. – Подбирай слова!
Ох ты, Господи, и правда! спохватилась та, что помоложе, и на всякий случай перекрестилась. – Я лишь хотела сказать…
Ничего не надо говорить, дай ему прийти в себя!
Верно, верно…
Признаться, смысл диалога моих добрых сиделок остался мне неясен, но я не очень-то задумывался об этом, имея гораздо более важные вопросы.
Скажите, сестры, что произошло? Почему я здесь?
Монашки переглянулись и враз запричитали:
Ох, да ты и память потерял! Бедняжка!
И все же?
Ну, несчастный случай с тобой приключился… Все были уверены, что ты не выживешь, а вот гляди-ка!
Тут, на мое счастье, в палату вошел доктор, которому каким-то образом стало известно о переменах в моем состоянии, и дружелюбно, хотя и осторожно, поприветствовал меня. От этого маленького человечка в огромных очках веяло спокойствием и выдержкой, что меня чрезвычайно обрадовало. Он поинтересовался моим самочувствием и, потрогав мне лоб, с удовлетворенным видом доложил:
Горячка ушла, теперь дело быстро пойдет на поправку.
Как долго я уже у вас, доктор?
Да почти две недели.
Что?! пораженный, я попытался подняться, но мне это снова не удалось, что было не удивительно: после двух недель постельного режима силы покинули меня.
Спокойно, спокойно, врач похлопал меня по плечу. – Ты свалился со скалы и немного… хм… повредился. Но хорошо, что в живых остался, хотя после таких травм… Это, ты знаешь, и впрямь похоже на чудо. Ну, да тебе действительно лучше и, если ты съешь пару ложек бульону, я впущу к тебе посетителя.
Посетителя? переспросил я, открывая рот для ложки угодливо поднесенной монашкой жижи.
А как же? Или ты думал, что за две недели никто не соскучился по тебе?
Веселый эскулап подмигнул мне и вышел, а через несколько секунд в дверях возникла женщина, увидеть которую здесь я, признаться, ожидал меньше всего.
Мириам?
Женщина, чуть смущенно улыбнувшись, присела на край кровати.
Надо же, узнал меня, подтвердила она мою догадку с деланно радостным видом и замолчала, видимо, собираясь с мыслями.
Вы сегодня без тачки? Почему вы здесь? не мог скрыть я своего удивления столь неожиданным визитом. – То есть, я хочу сказать, что очень рад… И все же?
Мириам чуть заметно пожала плечами.
Ну, во-первых, нам есть о чем поговорить, а во-вторых… больше к тебе прийти все равно некому – твой дед скончался две недели назад – в тот самый день, когда с тобой и Оле произошло несчастье, а отец, хоть ему и сообщили, пока не приехал.
У меня помутилось в голове. Мой дед умер? Мой строгий, суровый дед скончался, не посоветовавшись со мной? Как это могло произойти?
Мириам пояснила:
Он поскользнулся в темноте, на кладбище, и, упав, ударился головой о могильный камень. Утром, когда его нашли, он был уже мертв.
Но что он там делал?
То же, что и обычно – бродил да молился. А может, колдовал…
Понятно.
Мне стало грустно. Чудачество деда все же вышло ему боком. Не от людей суеверных пострадал, но по собственной неосторожности.
Кто его нашел? Кому нужно было спозаранку на кладбище?
Да соседи хоронили накануне свою старуху, а утром сунулись проведать, а он тут и лежит остывший. Неподалеку от того места, где находится могила Оле.
Чья могила?! вскричал я, не веря своим ушам. – Оле?!