Мама, я здесь и с тобой! Невыдуманная история мамы

© Людмилла Лютц, 2021

ISBN 978-5-0053-7538-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Невыдуманная история женщины

ВСЕМ ГЕРОИЧЕСКИМ ЖЕНЩИНАМ, КОТОРЫЕ ВОСПИТЫВАЮТ БЕСПОМОЩНЫХ ДЕТЕЙ-ИНВАЛИДОВ, И ОТЦАМ, КОТОРЫЕ НЕ ОТКАЗАЛИСЬ ОТ СВОИХ ДЕТЕЙ, ПОСВЯЩАЕТСЯ…

История о том, как мать боролась за жизнь сына. И хотя диагноз врачей был неумолим: «Ваш мальчик проживёт не более восемнадцати лет», женщине удалось продлить жизнь сына на десять лет…

«Ты можешь плакать, сожалея о том, что я ушёл,

или ты можешь смеяться и радоваться тому,

что я жил и был в твоей жизни…

Ты можешь закрыть свои глаза и просить,

чтобы я снова вернулся,

или ты можешь их открыть и видеть всё то,

что я тебе оставил:

всю твою жизнь для других…

Твоё сердце может быть опустошённым,

потому что ты меня не можешь больше видеть,

но оно может также быть наполненным любовью,

которую я имел для тебя в моём сердце…

Ты можешь постоянно думать о том, что я ушёл,

или ты можешь носить меня в своём сердце

и тем самым продлить мою жизнь…

Ты можешь плакать и чувствовать себя опустошённой,

или ты можешь делать то, что я от тебя ожидаю:

ЧТОБЫ ТЫ ОТКРЫЛА СВОИ ГЛАЗА, ЖИЛА, СМЕЯЛАСЬ,

ШЛА ДАЛЬШЕ И ДАРИЛА ЛЮДЯМ СВОЮ ЛЮБОВЬ…»

МАМА

Боже, как давно всё это было! Много-много лет назад. Но ничего не стёрлось из памяти. Не зря говорят, что время залечивает раны. Но только залечивает, а рубцы и шрамы от глубоких ран остаются и всю оставшуюся жизнь напоминают о той боли, которую когда-то пришлось пережить…

1978 год. Конец октября. Москва.

Мне было 22 года, и я ждала своего первенца.

Схватки начались в пятницу рано утром. Мама отвела меня в женскую консультацию, и моя врач предложила мне лечь в родильный дом. Так я и сделала. Схватки были нечастыми, но очень болезненными. И только в субботу вечером началось…

Сестричка привезла в палату каталку, помогла мне на неё забраться и повезла в родильное отделение. Там я перебралась на родильное кресло.

Дежурная врач, молодая женщина лет тридцати, осмотрела меня.

«Шейка матки раскрыта на четыре пальца,» сообщила она акушерке. «Но будет нелегко. У ребёнка ягодичное пред лежание.»

На тот момент мне было абсолютно всё равно. Схватки стали невыносимыми. Я стонала от боли, но не кричала, нет. Потому что знала, что когда женщина кричит, она выдыхает из себя воздух, и ребёнок может задохнуться.

«Дыши! Дыши!» командовала врач. «Стоп! Пауза. И теперь тужься изо всех сил! Тужься! Тужься!» кричала она. «Нечего отдыхать! Не на курорте! Вот и ножки показались… Мальчик…»

«Слава богу,» думала я. «Хоть что-то происходит…»

«Туловище застряло,» комментировала врач. «Ножки синеют. Ребёнок может задохнуться. Надо резать. Приготовьте ножницы.»

«Господи! Да делайте, что хотите, лишь бы мой ребёнок был жив!» неслось у меня в мозгу.

И вдруг я услышала звук… Боли не чувствовала, нет. Только очень неприятный звук…

«Чёрт! Ножницы тупые!» сетовала врач, разрезая мою промежность, как кусок мяса.

Наконец-то моего мальчика из меня вытащили. Показали мне его мельком и, странно шушукаясь, куда-то унесли. Вероятно, на осмотр.

Потом накладывали мне швы. Семнадцать внутренних и пять наружных. Больше ничего не помню. Очнулась утром в палате.

«Эй, просыпайся!» будила меня за плечо соседка. «Сейчас малышей принесут кормить.»

Я осмотрелась. Со мной в палате были ещё три женщины. Они готовили груди к кормлению.

Из коридора послышался детский плач, дверь распахнулась, и сестричка привезла на каталке крохотные свёрточки и раздала их женщинам. Всем, кроме меня…

Свёрточки разом замолчали. Слышалось только чмоканье.

«А где мой сын?» спросила я у сестрички.

«Чуть позже к вам придёт детский врач, и всё объяснит,» ответила она.

Я отвернулась к стене, чтобы не видеть счастливых лиц кормящих мамочек…

«Ну почему у меня всё не как у людей?» думала я, вспоминая свою жизнь почти от самого рождения.

Я родилась в Новосибирске, в пятидесятых годах прошлого века. Там, куда были сосланы во время войны моя бабушка, её дочь Нелли, моя будущая мама, и её сын Виктор. Они были немцами с Украины и поэтому находились под комендатурой, то есть должны были каждую неделю отмечаться в милиции. На этих «отметках» бабушка познакомилась с ссыльной женщиной из Латвии. Дело в том, что латыши лютеранского вероисповедания как и моя бабушка. Они подружились. Когда комендатура закончилась, и всем выдали паспорта, бабушка переехала жить в Латвию, в прекрасный город Юрмала.

Через три года у меня родился братик Антон. А ещё через три года мама в возрасте тридцати лет очень серьёзно заболела. Настолько серьёзно, что мой отец написал бабушке: «Ваша дочь неполноценная женщина. Она мне не нужна. Заберите её.»

Бабушка в тот же день, как получила письмо, не раздумывая села в самолёт, прилетела в Новосибирск и забрала нас к себе в Юрмалу. И здесь началась наша райская жизнь в полном смысле этого слова в маленьком уютном курортном городке на берегу Рижского залива, на Рижском Взморье.

Кстати, Юрмала в переводе с латышского значит: Jura – море, mala – берег, берег моря, одним словом Юрмала это Взморье.

А курорт по-немецки значит: Kur – отдых, Ort – место, то есть «Место для отдыха.» Вот так всё просто…

Время кормления подошло к концу, снова пришла сестричка с каталкой и собрала свёрточки.

«Так, мамочки, готовимся к обходу врача,» сообщила она.

Я села на кровати и напряглась в ожидании.

Вскоре пришла врач, полная женщина лет пятидесяти, и подошла ко мне.

«Вы Нина Осипова?» спросила она грубоватым голосом.

«Да я. Что с моим сыном? Почему его мне не приносят?» нетерпеливо спросила я.

«С вашим сыном, к сожалению, всё не так просто,» сказала врач. «У него наблюдается явная патология. На темечке, где должен быть небольшой родничок, у него целый колодец.»

«Как это?» с ужасом выдохнула я.

«А это так, мамочка, что череп вашего ребёнка прикрыт сверху только кожицей. По правде сказать, я за мою почти тридцатилетнюю практику наблюдаю такое впервые. У ваших родственников или у родственников мужа были подобные аномалии?» поинтересовалась она.

«У моих точно нет, я бы знала,» уверенно ответила я. «А у мужа…» я задумалась, «я не знаю…»

«Значит, узнайте,» посоветовала врач. «Это очень важно. Потому что это явно не от недостатка кальция. Сегодня вашего ребёнка обследует врач-невропатолог и даст своё заключение. Так что ждите.»

И она продолжила беседу с другими женщинами.

А я снова отвернулась к стене и, чтобы не думать о плохом, снова предалась воспоминаниям…

Наше с братом детство было чудесным! Бабушка окружила нас всех любовью, теплом и заботой, поставила на ноги маму. И вот наступил канун первого нашего совместного с бабушкой Нового года.

Мои предки пришли в середине 19 века из Германии на Украину. Там они образовали немецкое поселение и жили, бережно сохраняя все немецкие обычаи, традиции, а так же немецкий язык. И моя бабушка Эрна всегда наряжала ёлку на немецкое Рождество, то есть 24 декабря.

В Новосибирске мы наряжали ёлку как все, 31 декабря. А в этот раз я заметила, что ёлка у нас появилась намного раньше, чем у соседей. Хоть мы и жили в Латвии, но именно в нашем доме все соседи были русскими.

Помогая бабушке наряжать ёлку, я спросила:

«Бабуля, а почему мы делаем это так рано, ведь все наши соседи наряжают ёлки в канун Нового года, то есть 31 декабря?»

И моя бабушка мне ответила:

«Потому что они – русские, а мы – немцы», и рассказала мне историю своей семьи.

Эта история очень долгая, и я сейчас не хочу отвлекаться. Возможно, когда-нибудь расскажу и её.

Я была так обрадована этой новости, что в тот же вечер выучила молитву «Отче наш» на немецком языке. А потом очень просила бабушку научить меня говорить по-немецки. Но она сказала, что это запрещено ещё со времён войны с немцами, и мне пришлось учить в школе латышский и английский языки.

Когда мне исполнилось 16 лет, и я должна была получать свой первый паспорт, я заявила бабушке, что хочу в графе «национальность» записать «немка». И это не было простой бравадой, я действительно чувствовала себя принадлежащей больше к немецкой народности, чем к русской.

Но моя бабушка сказала: «Ни за что! Ты не знаешь, что тебя ждёт в этой жизни. А я не хочу, чтобы ты и твои дети страдали так же, как когда-то страдали мои.»

И мне пришлось в графе «национальность» записать «русская», по моему отцу. Именно это и сыграло роковую роль в моей судьбе, когда спустя 20 лет я приехала с детьми в Германию. Но это будет ещё очень и очень не скоро.

А пока я вспоминала о том, как хорошо училась в школе, ездила на олимпиады юных литераторов и, порой, побеждала. Перепробовала множество видов спорта и остановилась на фигурном катании. Потом поступила в Московский государственный институт культуры на отделение детских библиотек, потому что очень любила детей и мечтала о том, чтобы у меня их было много.

На третьем курсе я приехала в Юрмалу на зимние каникулы, и вдруг мне позвонил мой бывший одноклассник Женя Кац. В школьные времена он очень увлекался фотографией.

«Привет! Как дела? Чем занимаешься?» спросил он.

«Привет!» обрадовалась я. Мы с ним в школе неплохо ладили. «У меня всё нормально. Учусь в Москве. Во МГИКе.»

«Серьёзно?» удивился он. «И я тоже, только во ВГИКе, на операторском отделении. Так давай в Москве встретимся?»

«Согласна!» ответила я.

«Тогда предложение такое,» продолжал Женька. «Мы с моими одногруппниками увлекаемся горными лыжами. Ездим по воскресеньям на склон в Подмосковье. Хочешь с нами? И лыжи мы тебе найдём.»

«Жень, ты серьёзно? А я смогу? На горных-то лыжах?» недоверчиво спросила я.

«Сможешь!» уверено сказал Женька. «Ты же у нас девушка спортивная!»

«Ну, наверно, тебе видней,» согласилась я. «Тогда где и когда?»

«Вернёмся после каникул в Москву, и я тебе позвоню,» пообещал Женька.

«Договорились,» ответила я и положила трубку.

В чудесное февральское морозное воскресенье мы встретились на перроне Рижского вокзала. Женька представил меня своим друзьям. А потом отвёл в сторонку и сказал:

«Обрати внимание вот на этого парня. Его зовут Дима Васильев. Он один из лучших у нас в группе и на лыжах тоже хорошо держится. Может и тебя научить.»

Я посмотрела на высокого худощавого сероглазого молодого человека, но впечатления на меня он не произвёл. В тот вечер после горных лыж мы ели жареную картошку в общежитии ВГИКА и слушали песни, которые Дима очень красиво пел под гитару. И через несколько недель общения мы оба поняли, что не можем жить друг без друга…

Дверь в палату распахнулась, и я вскочила на кровати. Вошёл врач, молодой мужчина с улыбчивым лицом, и направился ко мне. Я поняла, что это невропатолог.

«Здравствуйте!» обратился он ко мне.

«Здравствуйте!» ответила я взволнованным голосом.

«Меня зовут Николай Петрович. Я детский врач-невропатолог,» представился он. «Ну что же, мамочка. Не хочу вас пугать, но прогноз у вашего ребёнка неутешительный. Похоже, что у него гидроцефалия.»

«А… а что это такое?» снова с ужасом спросила я, испугавшись незнакомого слова.

«Говоря простыми словами, это скопление лишней спинномозговой жидкости в желудочках, полых пространствах внутри головного мозга. Это приводит к увеличению размеров желудочков и чрезмерному давлению на мозг,» попытался объяснить врач.

Но для меня всё равно ничего не было ясно.

«И что же теперь делать? Это очень опасно? Это лечится?» засыпала я врача вопросами.

«К сожалению, больше ничего конкретного сказать не могу. Скорее всего придётся вашего ребёнка после роддома госпитализировать и наблюдать его уже в детской больнице,» подвёл итог всему сказанному врач и вышел из палаты.

Я сидела на кровати, не шевелясь. Как будто окаменела. Мои соседки по палате тоже молчали. Видно было, что им жаль меня, но слов утешения у них для меня не находилось.

А у меня не было слёз, чтобы плакать, или, тем более рыдать от горя. И я снова легла, укуталась одеялом, чтобы хоть как-то исчезнуть из этой ужасающей реальности.

«Господи, за что? За что моему малышу такая участь?» думала я, совершенно не подозревая о том, что с моим вторым ребёнком судьба ударит меня намного сильнее…

Воспоминания снова захлестнули меня, и я окунулась в другую реальность.

В МОСКВЕ

Я приехала в Москву из Латвии. Мои одногруппницы называли меня «девушка с запада», и это было неслучайно. Я очень отличалась от них. И внешностью, и одеждой, и поведением.

У меня были роскошные длинные каштановые волосы, брови, как размах крыльев чайки, глаза как у лани и очаровательная улыбка. Стройную фигуру дополняли красивые ноги. А чтобы подчеркнуть их красоту, я всегда ходила на высоких каблуках.

В 70-е годы прошлого века одеться оригинально и модно было практически невозможно. Но в Латвии в то время выходил журнал «Рижские моды». А шить я научилась в детстве от мамы и бабушки, и используя выкройки из журнала, шила всё себе сама: от платьев, блузок, юбок, до брюк, блейзеров и пальто. Ну а так как я шила и для подруг на заказ, то могла себе позволить покупать и носить только импортную обувь.

Что же касается поведения… Ну вот маленький пример. У нас в Латвии (я часто буду возвращаться в Латвию, потому что там прошли моё детство и моя юность) культура чистоты всегда была на высоте. Через каждые пятьдесят метров стояли или висели на заборах мусорники, и никому в голову не приходило бросить даже билет от автобуса но дорогу или в траву.

Однажды я с моей подружкой Светкой (она была внучкой ректора нашего института) по дороге в институт купили мороженое на палочке и в обёртке. Я доела своё, завернула палочку в обёртку и, не найдя мусорника, положила в сумку.

Светка перестала есть своё мороженое, и внимательно наблюдала за мной, вытаращив глаза.

«Та что делаешь?» спросила она в недоумении.

«Как что?» не поняла я её вопроса.

«Ты зачем мусор в сумку прячешь?»

«Мусорников в окрестности не наблюдаю. Выброшу в институте,» простодушно ответила я.

«Ты из Риги, а я из Москвы!» с этими словами она вытащила из моей сумки обёртку и бросила её в траву.

В нашей группе было много девочек из российской глубинки. И все они мечтали после окончания института остаться в Москве. Выйти замуж за москвича или сделать сногсшибательную карьеру по комсомольской линии. Это в те времена тоже котировалось.

Я всегда говорила: «А меня никакой муж в Москве не удержит, и я обязательно вернусь в свою Латвию!»

Какая же я была самонадеянная! Ведь не зря говорят, что человек предполагает, а Бог располагает. И это сказано про всю мою жизнь. Так или иначе, но в Латвию я вернулась только через тринадцать лет…

Из родильного дома меня с сыном выписали через десять дней. Было начало ноября.

В палату пришла врач и, подавая мне какие-то бумаги, сказала:

«Вот ваша выписка и ребёнка. Постарайтесь как можно быстрее встать на учёт к детскому невропатологу по месту жительства. И он решит, что делать дальше. А пока можете собираться домой.»

На пороге родильного дома нас встретили Дима и моя мама. Когда мы вернулись домой, Дима сказал:

«Мне надо бежать на студию. У меня съёмки. Отпросился на часок.»

«Ну хорошо,» улыбнулась я в ответ. «Иди, конечно, и не волнуйся. Мы справимся.»

«Как ты себя чувствуешь?» спросила мама. Вид у неё был грустный.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.