Полчаса

– Признаться честно, давно, но я очень люблю балет, и если вы, Людмила Борисовна, тоже любите, тоя бы хотел пригласить вас с её светлостью княгиней, вашей матушкой, в театр на балет Дидло… – весело ответил Евгений.

– Что ж, сударь, предложение принимается! Я думаю, что на сегодня мы и так хорошо пообщались, но это лишь начало. Благодарю-с за такой милы визит…

– До встречи, прекрасная княжна… – хотел уже раскланяться Евгений и тут спросил – скажите на последок, мадмуазель, а что за историю вы рассказывали своим танцем на балу? Неужели… свою?

– Да, – подтвердила Людмила – я рассказывала историю своей семьи и свои чувства этой полькой…

… Евгений, приятно удивлённый, вдохновлённый, в приподнятом настроении поехал домой, теперь мир ему виделся совсем в других цветах, словно заново обрёл краски, ароматы и звуки…

…Людмила сидела в своё мягком кресле тоже обновлённая: на её нежном личике играла улыбка, хрупкие руки изящно окутала зелёная вышитая шаль, а взгляд наполнился мечтательностью, будто она где-то далеко от этого места, где-то в романтических девических грёзах. А на душе было так легко, словно весной на Пасху…

Вдруг Людмилу осенило, она почувствовала, что, хотя вспоминать батюшку ей по-прежнему грустно, но грусть стала светлой, доброй, христианской. Она мысленно в этот миг отпустила папу туда, в рай, где он будет блаженствовать с праведниками вечной жизни. Отпустила ради того, чтобы дать в своей жизни появиться новому чувству и человеку, совершенно доселе незнакомому, но приятному. И больше Людмиле не хотелось причинить себе физическую боль специально, просто больше её душа в этом не нуждалась. Девушка позвала крепостную девку Машу и попросила:

– Маша, будь добра, возьми мою польскую обувь и выкинь с другим мусором, она мне не нужна…

Маша радостно улыбнулась, она очень обрадовалась за любимую добрую барышню и с лёгким поклоном головы воскликнула:

– Конечно, барышня-благодетельница Людмила Борисовна, как скажите!

После этого девка Маша схватила польские башмачки деревянной подошвой и поспешила выкинуть. Даже у крестьянок Людмилы обувь лучше была, поэтому башмачки и, правда, только в мусор годились.

… А Людмила с благодарностью Господу взялась за вышивание бисером иконы Божьей Матери, причём в этот раз девушка не забыла о напёрстке. Спустя час в гостиную зашла тихими шагами с библейски кротким выражением лица княгиня Зоя Витальевна внимательно посмотрела на весёлую доченьку, на её новую атласную обувь, на напёрсток, очень удивилась этим переменам и нежно, ласково спросила:

– Доченька любимая, радость ты моя ненаглядная, я смотрю, что-то случилось приятное? У тебя откуда-то новенькие пинеточки, ты улыбаешься, какая-то непривычно улыбчивая, взяла напёрсток, хотя я тебя все четыре месяца уговаривала вшивать с напёрстком, ты и слушать не хотела. Что-то изменилось? Что же такое случилось приятное у моей лапочки?

Людмила, манерно сложив губки бантиком и опустив ресницы, протянула:

– Ах, милая любимая маменька, разве вы не замечаете, что у меня романтическое настроение? – тут Людмила перестала кокетничать и совершенно серьёзно сказала – Да, мамочка моя хорошая, я влюбилась…

Зоя Витальевна с волнением в первую очередь спросила:

– Кто он?!

– Маменька моя милая, вы меня удивляете, разве у меня есть какой-то претендент на руку и сердце, кроме графа Евгения? Мамочка, не волнуйся, ничего грешного я не сделала, я в Евгения Петровича, своего жениха, между прочим, просто влюбилась… – Стала пояснять Людмила. – Он сегодня приезжал с визитом, мило извинялся за своё грубое поведение на балу, восхищался моими танцевальными способностями и любовью к искусствам. И заботливо подарил мне эти чудесные бальные пинеточки с Кузнецкого моста, а когда я призналась в мазохизме, он нежно и бережно успокоил, заверил в своей любви, и считает, что любовь вылечит меня. Так что ты, мамочка, права была, первое впечатление было обманчивым, теперь я увидела, что он способен на проявления внимательности и чуткости, это и растопило моё сердце. Теперь я выбросила свою польскую обувь, собираюсь использовать напёрсток, и уж те боле беречь ручки. Мама, я сама себя до конца понять не могу, драгоценная маменька моя, но почему-то мне хорошо стало после разговора с ним…

Зоя Витальевна кротко и многозначительно улыбнулась, её огромные карие глаза засияли счастьем, и смуглое лицо, словно от радости помолодело.

Она приласкала дочку и ликующе ответила:

– Доченька, милая, любимая! Это же замечательно! А я знала о его благочестивом и добром нраве от его дяди, графа Шустрова, я верила, что чудо случится! Ах, так рада, что у тебя всё на лад пошло! Услышал Господь Христос мои материнские молитвы! Услышал, Вседержитель! Ох, хоть бы не сглазить, а то ещё расхвалю раньше времени! Но, правда, я так рада, что ты нашла с Евгением общий язык! Ты же у меня умница и красавица, самая лучшая дочка в мире, я так переживаю ведь за тебя, и рада, и сглазить боюсь!

…После этого мама с дочкой вышли на красивую террасу и стали обсуждать, что неплохо бы невесте кое-что из модных вещиц приобрести, и, составив желанный список, отправились за покупками…

Тучная француженка, владелица одной из самых лучших и дорогих модных лавок на кузнецком мосту так и старалась угодить Людмиле и её матушке, подавая белоснежные перчатки, бальные атласные пинеточки разных цветов, изысканное нижнее бельё и разнообразные платья. То цвета морской волны, то белое с ярко-зелёной лентой под грудью и изумрудным камнем на ленте, то персиковое, то нежно-сиреневое, то белое, украшенное яркими красными пионами на лифе и под грудью, то ярко-синие…

Людмила радовалась модным обновкам, как никогда раньше. Словно она заново жить сейчас начинала после пережитого потрясения, будто расцвела от любви с большей силой…

… Тем временем Евгений приехал домой и, напевая какой-то мотив вальса, легко и быстро переоделся, отобедал, а потом взял раствор петрушки и огорошил Николя тем, что подвинул его у зеркала и стал натирать светлое лицо соком петрушки!

Николя ошарашено поправил светло-русую модную причёску и бакенбарды, красивая улыбка превратилась в оскал, молодой человек процедил сквозь зубы:

– Эм… Евгений, а где ты полдня пропадал? Дядя тебя искал. И с чего это ты решил объявить войну своим веснушкам? Не уродился красавцем, так уж не станешь, только смазав лицо соком петрушки!

– Был я у своей невесты, делал светский визит к мадмуазель Варшавской, и она оказалась очень даже умной начитанной образованной сударыней, у нас совпадают вкусы, что касается искусств, совпадают взгляды на жизнь, и, кстати, она сказала, что я недурён и внешне тоже! И, Николя, я тебя по-братски, хотел попросить: у тебя много влиятельных друзей, достань мне, пожалуйста, в театр на любой из балетов Дидло три билета: на меня, княжну и, так как ей нельзя поехать со мной в люди до свадьбы без сопровождения, на её маменьку, её светлость княгиню Варшавскую…

Николя обозлился так, как, наверное, ещё ни разу не злился и крикнул на Евгения:

– Сам со своей кислой дурочкой разбирайся! Стоило ей тебе подпеть чуть-чуть, ты и растаял! Потом пожалеешь!

– Да ну тебя, Николя, я лучше у дяди помощи попрошу! – буркнул Евгений, у Николя не вышло сейчас испортить ему настроение.

Окончив свою работу с соком петрушки, Евгений поднялся в роскошный кабинет дяди. Николя сидел у камина, а сам граф Шустров – в роскошном мягком кресле за дубовым столом.

Старенький сморщенный Иннокентий Александрович ласково взглянул на Евгения и со слабой улыбкой протянул:

– Евгений, где же ты так долго был? Неужели, как мне тут расписывал Николя, ты ездил с визитом к княжне Варшавской, принёс ей извинения, и вы сейчас в перемирии? Просто меня вчера сильно огорчило твоё далеко не галантное поведение в адрес сударыни, я, конечно, обрадуюсь, если у вас всё пошло на лад…

Евгений сел рядом с дядей, обаятельно улыбнулся в ответ и тихо изрёк:

– Да, милый дядюшка, я сегодня с извинениями и презентом нанёс визит к своей наречённой Людмиле Борисовне, и она меня простила, приняла подарок и мы приятно пообщались и, как, оказалось, сошлись во взглядах на многие жизненные вопросы, и даже вкусы у нас чем-то схожи. Я очень благодарен тебе за то, что ты нас сосватал, мы сейчас, со второго взгляда, действительно пришлись друг другу по душе. Только не подумайте, дядя, что-нибудь неприличное или греховное, это был самый обычный визит пока ещё дружеского характера, мы просто общались. И…, дядя, у меня к тебе такой вопрос: ты почему сразу тогда не предупредил меня о том, что она болеет мазохизмом? Ну? Разве можно от жениха скрывать такие вещи о невесте?! Это ведь не шутка, а серьёзная болезнь!

Граф Иннокентий Александрович прошамкал по-старчески:

– Знаешь, я не хотел говорить тебе сразу, потому что боялся, что тогда ты точно не согласишься, помолвка сорвётся, я хотел, чтобы вы пообщались, дали друг другу шанс, мадмуазель Людмила всё равно имеет больше достоинств, чем недостатков, вдобавок, совсем юная, она ещё выздоровеет, это просто что-то временное, отроческое. У неё хорошая родословная, как у дворянки и шикарное приданое, но намного больше меня в ней привлёк её характер. Да, с ней нелегко поладить, как с огнём, но такие девушки-музы способны вдохновлять на положительные перемены, я хотел, чтобы она своей чрезмерной активностью заставила быть более смелым и уверенным в себе и тебя. Так что, ты хочешь из-за болезни порвать помолвку или ты изменил своё отношение к ней и хочешь жениться?

– Дядя, – промолвил неуклюжий Евгений – Когда я узнал, то теперь точно женюсь! Она – самая лучшая, и красивая, и добрая, и женственная, и благочестивая, и умная, ни одна не сравняется с ней, а насчёт болезни: это она заглушает тоску по отошедшему ко Господу отцу, и я приложу все силы, чтобы моя любовь излечила её. Вот, мы с ней так хотим побывать на балете Дидло, не мог бы ты три билета достать: на меня, княжну и, как положено по этикету, на её маменьку, её светлость Варшавскую?

Граф Шустров ликующе улыбнулся, морщинистое лицо засияло радостью, граф воскликнул племяннику:

– Ой, как же ты давно не говорил со мной по душам, не просил в чём-либо помочь! Я буду на седьмом небе от счастья, что мы примирились, и, конечно, достану три билета! Дидло? Значит, Дидло, хоть я мало в этом знаю толк, но есть у меня связи, завтра будут билеты!

Евгений с радостным блеском в огромных обаятельных глазах-вишенках произнёс:

– Дядя, я очень благодарен, что ты меня поддерживаешь, я бы очень хотел, чтобы мы снова стали близки, как в былые годы, но это не получится, пока ты не примешь мой выбор и не уберёшь командирский тон. Я сознательно выбрал долю писателя, я хочу искусством обогащать этот мир, и. главное, я знаю, что я способен на это. Ты, видя развратный образ жизни Николя на военной службе, мечтал, чтобы я стал штатским чиновником, но это мне не по душе, я быстро завяну на такой нудной службе без творчества. И сударыня Людмила поддерживает меня в этом выборе…

Шустров сначала задумался, потёр своё морщинистое старческое лицо, а потом прокряхтел:

– Ладно, обошли вы меня, молодёжь , ты ведь очень умный учёный молодой человек, раз никак не хочешь внять моим советам, пусть будет по-твоему. Не волнуйся, подсоблю, издателю хорошему представлю, верю в тебя, что ты у меня талантлив. Понял я свою ошибку, больше не буду командиром, лучше помощником быть…

Евгений в знак благодарности крепко-крепко обнял дядю, старый граф от умиления даже прослезился…

…Один Николя стоял тихо в стороне, и с ядовитым гневным оскалом думал: « Ну, всё Евгений, ты зашёл слишком далеко, теперь у нас будет война за руку и сердце гордой полячки, и ты, тюфяк, тюлень, ещё не знаешь, на что я способен! Я не умею проигрывать, так что любой ценой княжна будет моей…».

Глава «Николя начинает войну или поездка в театр на балет и эксцесс на балу…»

… Скоро предприимчивый старенький граф Шустров достал три билета на балет постановки Дидло «Амур и Психея», а ещё по просьбе Евгения они активно занялись его внешним видом: Евгений под советы дяди похудел на два килограмма, они закали ему пошив новых модных сюртуков, фраков и жилетов, как у настоящего лондонского денди, так же за эти две недели Евгений с помощью сока петрушки навсегда распрощался с веснушками. А под конец преображения Шустров и его племянник решили покрасить его волосы басмой. Вышел весьма приятный каштановый цвет.

Старенький Иннокентий Александрович даже прослезился от радости за племянника и ностальгически протянул: