– Ты, несносная, ветреная, легкомысленная, вредная девчонка, предала меня! А я так старался тебе угодить!
Эмма опустила глаза в пол и спокойно ответом пояснила своё поведение:
– Прости, Энтон, ты любил меня, баловал подарками, содержал, но что бы было дальше? Я так бы и жила с тобой на птичьих правах? А Джон предложил мне гражданство США, карьеру и отношения с перспективой создания семьи, поэтому ты понимаешь мой выбор…
– Я тебе этого не прощу! – закричал Энтон на Эмму, а потом обратился к Джону Борсу – Дядя, ты сейчас не заработал себе несколько фингалов и больничный с переломом руки, ноги или шеи только потому что ты – мой дядя и я, до этого дня, чувствовал твою родственную заботу обо мне!
Энтон выскочил на улицу, послышался мотор машины…
Эмма стояла немного грустная…
– Эмма, моя детка, не грусти, ты достойна большего. Давай продолжим делать из тебя звезду, ведь тебя нужно подучить, а до твоего блистательно дебюта в главной роли в мюзикле «Чикаго» всего две недели…
… Две недели прошли спокойно, Эмма получила гражданство США, жила с Джоном в дорогом особняке, почти каждый день, кроме субботы и воскресения, ходила на репетицию мюзикла, но ей было это не в тягость. Во-первых, Джон выплатил ей аванс будущего гонорара за роль в мюзикле, и это оказалась крупная сумма, во-вторых, репетиции длились не слишком долго, Джон разрешал опоздать, уйти чуть раньше или пропустить репетицию по уважительной причине, в-третьих, Эмме самой нравилось петь, танцевать, играть эпатажную роль.
Наконец, состоялся мюзикл «Чикаго», казалось, в театре собрались все жители Вашингтона, Эмма была феерична на сцене. Как только постановка окончилась, корреспонденты бросились к Эмме, перекрикивая друг друга:
– Великолепная Эмма Скотт, где вы получали музыкальное образование? Или вы – тот редкий самородок гениальности, которому не нужно и даже вредно глупое зубрение?
– О, блистательная фея джаза, расскажите, как вы стали звездой, что вы чувствуете сейчас, после великолепного дебюта? Как вам удаётся так хорошо выглядеть? И что у вас на личном фронте? Правда ли, что у вас был роман с известным предпринимателем Энтоном Борсом?
– Вы – так красивы и талантливы, Эмма! Почему только сейчас мы увидели вас в главной роли? Неужели вы из другой страны? И что вы планируете в своей дальнейшей карьере?
Эмма с удовольствием и самолюбованием купалась в лучах славы, отвечая на вопросы журналистов частично правду, частично скрывая неприглядные моменты биографии, а где-то придумывая себе несуществующие заслуги и повороты судьбы.
Тут к ней робко подошёл скромный парень с красивым голубыми глазами, подарил букет цветов и очень застенчиво, но обаятельно промолвил:
– О, восхитительная Эмма Скотт, простите меня, примите цветы и моё искреннее восхищение вами, я – обыкновенный студент Эдгард. Позвольте вас поцеловать в ручку или, если посчитаете возможным, в щёчку…
Эмма взглянула в его чистые большие красивые глаза и с ужасом поняла, что именно такого трогательного нежного, красивого и одновременно простого человека она ждала всю жизнь, а не богатеев, с которыми общается сейчас. Она поняла, что влюбилась…
«Что же мне делать?! Я чувствую сильную симпатию к Эдгарду! О, ужас, что я скажу Джону?!» – подумала Эмма, а потом завела Эдгарда за кулисы подальше от глаз, взяла нежно за руки и поцеловала в щёку с мыслью: «Ну, хоть одним невинным поцелуем утешусь…».
К, сожалению, Эмма не рассчитала, что ярко накрашена, и след помады остался на щеке счастливого Эдгарда, и это увидел Джон Борс…
Вечером, после ужина, принятия ванны и переодевания в домашний красивый халат с кружевом, Эмма с глубокой тоской смотрела то на газету, где её талант восхваляли, то в окно и слушала гневную нотацию Джона:
– Эмма, что за безобразие?! У тебя что, звёздная болезнь?! Так я тебе напомню, кто сделал из тебя звезду! Я уже подумывал о предложении сочетаться официальным браком, а ты меня так подвела! Я требую объяснений!
«Просто жуткая ситуация, и я сама виновата, я в порыве первых искренних чувств перешла границы дозволенного поведения. Что же сделать, чтобы Джон сменил гнев на милость? – думала Эмма – Да уж, если бы Эдгард был на месте Джона, у меня бы и мысли не появилось поцеловать кого-то, кроме него…».
Наконец, Эмма собралась с силами и с раскаивающимся выражением лица промолвила:
– Джон, милый, ты же знаешь, что я люблю только тебя. Это был просто невинный флирт, такого больше не повториться…
Джон улыбнулся и ласково ответил, протянув дорогое кольцо:
– Что ж, я верю тебе, но в первый и последний раз. В знак этого я делаю тебе предложение официально сочетаться браком…
Эмма растерялась, съёжилась, но сделала натянутую улыбку и, приняв кольцо, пробормотала:
– Очень мило с твоей стороны, Джон, я буду шить платье в дорогом ателье, поэтому свадьбу будем справлять месяца через два, чтобы швеи успели сшить мой наряд, точную дату я назову через неделю…
– Отлично, дорогая, будем готовиться, а пока я хотел тебе предложить главную роль в мюзикле «Фараон и рабыня», в «Чикаго» ты выступила блестяще… – закончил разговор Джон Борс и лёг спать, а Эмма не спала: она со слезами в карих очах смотрела то на газету, то в окно и размышляла…
О чём? О бабушке, о своей карьере, о будущей свадьбе с Джоном, об Эдгарде…
Казалось бы, Эмма добилась всего, чего хотела, но на душе у неё было тоскливо, пред глазами всплывали два дорогих сердцу образа: образ бабушки, Екатерины Даниловны, с её мудрой поговоркой «без Бога не до порога» и образ Эдгарда с его простой наивной красотой, обаянием юности и чистоты…
«…Ведь мы с Эдгардом, примерно одного возраста, а я с этой жутко яркой «штукатуркой» на лице выгляжу, лет на пять старше своих девятнадцати лет…» – промелькнула мысль у Эммы…
На следующий день была первая пробная репетиция нового мюзикла, Эмма искренне старалась влиться в музыку, хорошо исполнить роль роковой красавицы Египта, но у неё не получалось то ли, потому что она нервничала, то ли потому что в голове был не сюжет мюзикла, а те же мысли, что и ночью…
Джон тоже был не в духе, молчал, потом резко встал и буркнул:
– Что ж, терпимо для первой репетиции, но попрошу тебя, Эмма, быть собраннее в следующий раз! На сегодня хватит, актёры – по гримёркам, а художников по костюмам и декорациям попрошу задержаться и представить первые эскизы!
Эмма вошла в гримерку, ей стала помогать расшнуровать танцевальный костюм милая девушка Хлоя со словами восторга:
– О, Эмма Скотт, я всегда восхищалась вашим умом, красотой, смелостью, вы – невеста такого известного и богатого человека, как Джон Борс, имели роман с олигархом Энтоном Борсом! Если бы вы мне дали совет или раскрыли свой секрет…
Эмма повернулась лицом к Хлое, скрутила свою ручку в кружевной перчатке в кулак и ответила:
– Хлоя, наивное дитя, знаешь, где у меня все мужчины? В кулаке одном я их держу, как в ежовых рукавицах! Просто нужно быть смелее и хитрее их, тогда будешь иметь волю выбирать того, кого пожелаешь!
– О, спасибо за совет, блистательная Эмма! – воскликнула счастливая Хлоя, а Эмма с грустью подумала: «Да, раньше это было так, но сейчас я сама сомневаюсь в своих словах. Быть Эммой Скотт оказалось не легче, чем Владленой, по крайне мере, лжи и боли меньше почему-то не стало…».
Переодевшись, Эмма вышла на крыльцо театра и села на ступеньку в раздумьях, когда её грустные мысли прервал весёлый голос Андре – молодого декоратора «Мьюзик-Джаз Холла»:
– Эмма, можно с тобой посоветоваться?
– Андре, ты хочешь посоветоваться? А я думала, что ты – «рыцарь без страха и упрёка» с весёлой улыбкой до ушей! – съязвила Эмма, но без злости, просто у неё не было настроения.
– Эмма, не язви, а посмотри на эскиз: если тахта будет стоять чуть за картонной колонной, тебе будет удобно на неё лечь? А ковёр из тростника на полу не помешает танцевать? А куда поставить вазу с пальмовыми ветвями, чтобы ты её не уронила? – стал уточнять рабочие вопросы Андре, а потом вдруг признался – А что касается моего характера, так это – просто закалка трудной жизнью, я – эмигрант из Советского Союза, по паспорту я – Андрей, а уже в США меня называют Андре…
Эмма посмотрела с удивлением на Андре, похлопала изумлённо ресницами, а потом спросила на русском языке:
– Я – тоже из Советского Союза! Скажи, Андрей, почему ты уехал в США?
– Ну, у меня много причин. Во-первых, я остался один, вся родня погибла из-за той проклятой войны, мне было одиноко, во-вторых, я – православный христианин и ношу крестик, и из-за крестика меня отчислили из художественного училища, а я всегда хорошо рисовал и мечтал быть декоратором. Вот, исполнил свою мечту в США. А ты, Эмма, почему здесь, а не в СССР? – закончил повествование Андрей и стал ждать ответа Эммы.
– У меня история намного сложней: я всегда верила своей стране, была уверена в её идеалах, но моя бабушка, единственный близкий и понимающий меня человек, жила по-старинке, держала для молитвы молитвослов и старые иконы, и меня всё учила: «Без Бога не до порога». За иконы её на «воронке» увезли на Колыму в ссылку. Я тяжело это пережила, я очень люблю бабулю, поэтому и уехала в США в надежде выгодно устроится, со временем спасти бабушку и попросить её помочь мне прийти к Богу, но пока у меня что-то слабо получается… – призналась Эмма, хотя ей это далось с трудом.
Андрей внимательно посмотрел на Эмму, покачал головой и ответил:
– Э, Эмма, так у тебя ничего не получиться, ведь поменять страну – не главное, тебе сначала себя поменять надо, а без этого толка не будет. Ну, подумай, в Советском Союзе ты была далека от Христа из-за атеизма, в США ты так же далека от Бога, только из-за роскоши и блуда. Ну, и стоило менять шило на мыло? Ты ведь так и прокутишь свою жизнь в пустую, не спасёшь бабушку, не исполнишь её завета, если сама не изменишься. И ты – не натуральная блондинка, у тебя тёмные корни и карие глаза…
Тут Андрей взял из чехла, что висел у него за спиной, гитару и спел на русском языке: