Жребий брошен

– Зачем же ты сегодня был где-то вместо того, чтобы греться у очага моего?

– Был по делам… у Цезаря… Мне дано одно тайное поручение, о котором не могу болтать… Я спать хочу… поди домой, Адэлла!

– Разве твоя хижина не дом твоей жены?

– Твой дом подле детей… Я завтра приду… оставь меня!

– Что с тобой, Фабий? Я тебя узнать не могу. Что это за новости? Я вижу какую-то заботу на твоем лице, Веселый Воробей.

– Эх, много у меня забот… я скоро уеду.

– Куда?

– Я уже говорил тебе о тайном поручении.

– Но оно не грозит тебе опасностью?

– Нет.

– А нас возьмешь с собой?

– Не знаю… не могу обещать… Цезарь хочет в нынешнем году разместить все войско на зимние квартиры не вместе, а по разным городам. Ты знаешь, что я не богат; тебе следует жить там, где выгоднее содержать таверну.

– Мои дела летом шли так хорошо, что я могу прожить всю зиму без торговли. Фабий, куда ты назначен? Что это за секрет от твоей Адэллы?

– Еще неизвестно.

– Милый мой, что-то ты сегодня такой странный, холодный. Волны британского океана не охладили твоей любви?

– О, мучение! Человек устал, иззяб, готов сидя уснуть от изнеможения, а глупая женщина требует, чтобы он болтал с нею о любви!

– Эта глупая женщина действительно так глупа, что бросила всех и вся для тебя! Эта глупая женщина верна тебе и требует только привета после долгой разлуки. Фабий, я пропала бы с тоски по тебе, если бы королева Маб не жила у меня. Она делила мое горе… она пела со мной галльские плачи… она тоже кого-то тайно любит.

– Маб! Тс… Какое мне дело до вдовы Думнорикса?! – вскричал Фабий, едва владея собой.

– Тебе нет дела даже до всех, кто мил твоей жене?

– Кто мил… моей жене! – произнес Фабий со стоном. – Ах!.. Адэлла… Я пьян, ты видишь, уйди!

– Ты не пьян… я слишком хорошо умею отличить пьяного от трезвого. Нет, ты оскорблен, Фабий, или озабочен каким-то поручением. Скажи мне все, друг мой милый, разве я не давала тебе полезных советов? Давно ли Адэлла стала казаться тебе глупой?.. Ты боишься моей болтливости… Разве ты не доверял мне тайн и разве по моей вине начала хоть однажды гулять какая-либо сплетня? Скажи мне все!

– Сказать тебе… ты скажешь подруге, а она – галлам.

– Я ничего не скажу Маб.

– Ладно. Цезарь посылает меня тайно в Рим к народу. Ему надоело быть галльским императором-триумвиром. Он хочет, чтобы я подготовил в столице умы ко дню низвержения Помпея и Красса.

– Какие глупости, Люций Фабий! Какие басни я от тебя слышу! Если Цезарю нужен ловкий агент, то на эту должность годится у нас всякий, только не ты, Веселый Воробей. Обманываешь ты свою верную Адэллу! Затеял ты что-то новое тайком от меня! Вспомни, Фабий, чем ты мне обязан, и не забывай, что я – маркитантка, что меня тебе не обмануть, потому что я знаю всю хитрость людскую не хуже самого ловкого лазутчика, и я все, все разведаю…

Адэлла тихо вышла из хижины мужа, и впервые ее веселая головка грустно понурилась от холодной встречи с милым.

Глава V

Сотник и принцепс аллоброгов

Храброму сотнику долго не спалось с вечера.

Фабий чрезвычайно дурно провел ночь; его мучили угрызения совести, а также опасения в отношении ревнивой жены, этой способной на самую изощренную месть хитрой маркитантки, которая справедливо считала себя не хуже лазутчика. Он уснул только под утро, измученный телом и душой, чувствуя впервые в жизни себя нездоровым.

Благодаря одолевавшим его душу неприятностям простуда открыла себе доступ в крепкий организм молодого воина и охватила лихорадкой его тело. Фабий проклинал вчерашний дождь, который он не замечал во время приятной беседы с дикаркой-королевой; проклинал гнилую солому своей постели, намокшее одеяло, протекающую крышу; словом, проклинал все, кроме главной причины своей болезни – собственного легкомыслия, из-за которого сотник оказался в положении, способном расстроить всякого.

В Риме все женились и разводились чрезвычайно легко. Фабий думал, что так же все происходит и в Галлии. Опасался он лишь одного: возможности скандала со стороны Адэллы, которая могла открыть всем правду о своем браке. Оказаться мужем этой маркитантки было для него хуже смертной казни, до того он был горд.

Спать Фабию долго, однако, не пришлось: при первых лучах туманного солнца его ласково разбудил посетитель. Это был Валерий Процилл, не участвовавший в британском походе.

Друзья радостно обнялись и наперебой засыпали один другого вопросами о здоровье, погоде, дороге, приключениях и так далее.

– Я слышал о странном указании Цезаря поместить войска на зиму вразброс по Галлии, – сказал Валерий, когда разговор о пустяках кончился, – этот план по меньшей мере странен и вовсе не принадлежит к гениальным решениям самого императора. Интересно узнать, кто нашептал ему такую чепуху!

– Это вовсе не чепуха, – возразил Фабий, – лето было такое сухое и холодное, что вся жатва погибла. Зимой будет легче кормить войска, набирая провиант в разных местах понемногу, нежели свозить его издалека в один стан.

– Если бы я только узнал имя гнусного негодяя, внушившего это Цезарю, то, хоть бы мне грозила потеря головы, назвал бы того при всех изменником!

– За что, Валерий?

– Как Цезарь при всей его гениальности не сообразит, что войска легко перебить поодиночке!

– Да теперь полный мир.

– Узнал я галлов в эти годы достаточно! Горько раскается Цезарь, если не исправит эту грубую ошибку. Тебя куда назначили?

– Еще не знаю. Валерий, тебе одному я открою мой секрет. Я решил выйти в отставку.

Принцепс, готовый услышать от неустрашимого рубаки все, кроме этих слов, неподвижно вперил в его лицо свой взгляд, недоумевая, шутит его друг или сошел с ума.

– Ты, Фабий… в отставку! – протянул он.

– Да. Что же тут странного? У меня в Риме родители. Пора мне за шесть лет соскучиться по ним.

– Ты соскучился по родителям, с которыми даже не хотел переписываться?

– Я не переписывался, потому что мать в первых письмах одолевала меня слезными мольбами о возвращении домой.

– А теперь ты соскучился по этой самой матери?

– Кроме того, мне тут скучно без дела, потому что Галлия покорена. Я поживу года два дома, а потом вернусь сюда или уеду на войну с другим императором.

– Говоришь ты, Веселый Воробей, что-то совсем нескладное… Шутишь ты или мистифицируешь меня, да только совсем не ловко. Глаза у тебя избегают моего взгляда. Адэллу увезешь?