– Поухаживай за Любой, – сказала жена, проходя на кухню и ставя чайник, – она у нас сегодня останется ночевать.
– Люба? – Виктор взглянул на вошедшую женщину и постарался скрыть свое волнение. – А вы меня уже знаете? – спросил он ее. – Я вам никого не напоминаю? Он смотрел на нее с надеждой, что получит положительный ответ.
– Не-ет, – сказала Люба, улыбнувшись, – а мы что, уже виделись где-то?
– Мешки под глазами! Ну-ка, дыхни, ты что пил? – спросила Тамара, подойдя к нему ближе. – Ну, конечно, коньяк! И, ведь, не жалко деньги переводить!
– Да, ладно тебе, Тамар. Я немножко, так в кофе, заодно стихотворение новое продумывал, вот и не разделся, все новую строчку хотел переделать, – продолжал выкручиваться Виктор, улыбаясь Любе.
– Не обращай на него внимания. У него такое бывает. Нырнет в свои стихи, а потом еще в жизни их ищет. Сдвиг, самый натуральный. Отход от реальности. У него там такие дамы, в стихах! То, его в пучину затаскивают, то, голову перевязывают – жизнь спасают. Я их, даже, по именам знаю. Вообще-то, правда, у него и про тебя есть стихотворение.
– «Закрой глаза, и шелест мой услышь», – прочитала Тамара строчку из стихов.
– Про меня? – удивилась Люба. Тема и правда мне подходит! – Вы пишите стихи! – посмотрела она с интересом на Виктора. – Я тоже писала, давно, а потом бросила. Почитаете нам их? – спросила она. – И про меня, обязательно! Очень романтично, мне понравилось начало.
– Лучше бы он не стихи, а роман какой-нибудь сочинил, – сказала жена. – Кому они нужны, сейчас стихи? Вон по редакциям разослал, а толка нет. Никто и отвечать не хочет. Садитесь за стол, чай готов, – пригласила она их к столу.
– Тамарочка, не ругай его! – попросила Люба. – Сейчас очень трудно пробиться. А в редакциях, порой, и не читают рукописи. Получили, и, сразу в корзину! Нужно самому ходить, обивать пороги. И вообще, сейчас действительно, больше прозу жалуют. И чтобы без всяких таких философий. Он не виноват. Пусть пишет, в жизни ничего зря не бывает. Значит, это его путь. Когда-нибудь оценят. Главное писать. Ведь за день этого не соберешь. Это же чувства, мысли, события. А для этого нужны годы!
– Виктор прочтите нам что-нибудь, – попросила она снова, пододвигая к себе чашку чая.
– Сейчас, с удовольствием! – обрадовался Виктор, взяв в руки свою тетрадь. – И, вы знаете, я чувствую, что лет так, – Виктор просчитал сам про себя известные ему формулы, – моя книга выйдет в свет, – сказал он, прижимая тетрадь к груди и улыбаясь. – И ты, Тамарочка, еще будешь мной гордиться. И тогда, все что хочешь! Он открыл свою тетрадь и начал читать выборочно, на его взгляд, самые, проникновенные стихи.
***
– Виктор, у вас прекрасные стихи, – сказала Люба, когда Виктор прочитал несколько. – Берет за душу, иногда даже плакать хочется. У вас талант! Я бы не смогла так подметить жизненные ситуации. Столько историй из того, что мы не замечаем и проходим мимо! Вы знаете, начните с конкурсов, есть такие для самодеятельных поэтов. Только начните, а дальше все закрутится. Вас оценят там, я уверена. Я как раз сегодня в одной газете прочитала. Я дам вам телефон и координаты, если хотите.
– Конечно, давайте, я попробую, – согласился Виктор.
– Тамарочка, поцеловал Виктор жену в щечку, – я тогда пошел. Мысль хорошая пришла. Я знаешь, как раз и решил за прозу взяться, сегодня в голову стукнуло. Пойдет, точно! Фантастическая повесть наклевывается. Ты мне чайку в мою комнату принеси с бутербродиком. Ладно?
– Иди, пиши, «Пушкин», может и правда, что-нибудь получится! – кивнула ему жена. – Сейчас принесу. Ей было приятно, что у нее такой талантливый муж, и ругалась она, чаще всего для порядка.
– А вы знаете, когда я писал стихи про вас, я такой вас и представлял, – сказал, глядя в глаза и держа руку Любы, Виктор.
– А я, и правда, мистику очень люблю, и немного занималась на курсах экстрасенсов, – ответила Люба, засмущавшись, длительного рукопожатия.
– Да, – утвердительно прошептал Виктор, и, попрощавшись с Любой, сел за компьютер, довольный разговором, и своим красноречием.
Тамара и Люба еще долго болтали в другой комнате. Виктор же, сев за стол, глотнул чая, разбавив его коньяком, пока не видела жена, поставил чашечку рядом с собой, вызвал в компьютере команду – создать портфель и назвал его «Осколок зеркала». Первый лист Microsoft Word был открыт. И мысли стали ложиться на бумагу. С начала, с самого начала…
Глава вторая
– Странно, что я не догадался до этого раньше, ведь это так просто! – вывел Виктор первую строчку. – Если отражается дверь, то отражается и то, что за ней. Просто в данный момент эта дверь закрыта. Секрет в том, что никто из окружающих пока еще не догадался, что в зеркале мы не видим всего отраженного мира, потому, что его закрывают двери, стены, занавески, а поэтому, и не придаем этому миру значения, которое он заслуживает.
– Отодвинь занавеску, и ты увидишь в отражении улицу, а там бегают дети, растут деревья. И эта улица не кончается с этим узким углом обзора. Ведь это только наша проблема, что мы не можем видеть сквозь стену, или послать взгляд за угол. Улица от этого не делается короче, потому что можно приставить еще одно зеркало, изменив угол видимости, и увидеть дополнительный ее поворот. Можно увидеть самолет, пролетающий в облаках, и поезд, бегущий по рельсам, в которых сидят люди и тоже веселятся и грустят, спорят и едят мороженое, как и в жизни. Странно? Изобрети каскад зеркал, позволяющий видеть больше и дальше, и ты это увидишь.
Виктор видел, вернее, он осознал в один момент, что в зеркало отражался целый мир, и этот мир жил, мало того он был бесконечен! Так же бесконечен, как мир, который был впереди зеркала.
– А то, что бесконечно, не может быть ничем, как мы его называем просто отражением, – решил он. – Это такой же мир, может быть, колеблющийся с другой амплитудой жизненной волны, может быть, сдвинутый на долю какого-то своего измерения. Но, он живой, потому что живое то, что растет, и умирает, что меняется со временем, что движется и имеет выражение своих чувств и желаний. Отраженный в зеркале мир все это имел.
– Человек веками смотрел в зеркало и видел лишь себя, да и то короткое время. Но, если бы он смотрел в него, не отрываясь, многие минуты, дни, годы, то он увидел массу изменений, происходящих плавно день за днем. Он бы увидел, глядя в отражение, смену времен года, когда деревья расцветают и тихо засыпают осенью, как за окном меняется время дня, и за рассветом, приходит закат. Он бы видел людей, которые, то появлялись на этой улице, а то и терялись куда-то. Он бы видел, как зеленая улица подмосковного поселка превращается в новый жилой район Москвы, и, уже совсем другие люди въезжают в новые высокие дома. Он бы видел эту жизнь со всеми ее атрибутами и во всех проявлениях ее развития.
– Вы поняли жизнь! – лицо Виктора повеселело от этой мысли, которая, по его мнению, составляла основу его размышлений.
Если бы, он мог снять на специальную камеру отражение себя в течение лет сорока, то на этой пленке он бы день за днем видел превращение себя младенца – в себя теперешнего. Его отражение кушало, писало, училось ходить, и, тоже жило изо дня в день, попивая мамино молочко, играя в мячик, и постигая школьные предметы. Это отражение постепенно превращалось бы в мужчину. В отражении зеркала отражалась бы его свадьба, его жена и дети. Его жизнь!
Зеркало было бы экраном, на котором он мог следить за другой своей, параллельной жизнью, в параллельном мире! По телу Виктора побежали мурашки от такого вывода, он, как будто, шагнул в пропасть.
– Сколько же измерений должно быть в отраженном мире, и чем они отличаются от этого? – задумался Виктор. – Ведь в том первом отраженном мире, тоже были свои зеркала. Наверняка об этом можно было сказать, только попав туда пусть не в каждый, но хотя бы в несколько, из этих миров, в здравом уме и с памятью своей жизни, перед этим зеркалом? Это называлось бы, опытом, проведенным на себе! – усмехнулся он. – И, неизвестно, прошел бы он успешно, без потерь? Попасть в зазеркалье! Это слишком круто!
Конечно, можно было думать так, как привыкли все: «Отражение полностью повторяет движения человека, оно послушно ему, и не имеет возможности жить своей собственной жизнью». Но, что это доказывает? Может быть, это человек повторял движения своего двойника, а тот считал его своим отражением. Ведь если отражается человек, то вместе с ним отражаются и запахи, и воля,, и мысли, и все, все… Ведь все имеет свою материю. И тот мир также удобен и реалистичен для тех отраженных людей, как для нас этот! Они со своим миром одинаковы, и он приспособлен для них, как и этот для Виктора. Здесь Виктор с удовольствием ел свою котлету. А отраженный Виктор, с не меньшим удовольствием, ел – свою, отраженную!
– Тысячи лет люди смотрели в зеркало и видели перед собой, все то, что и очень легко, и просто объясняет наш мир. Смотрели и не видели. Увидел только я! Я открыл страшную тайну! – Виктор откинулся на спинку кресла, и взгляд его ушел еще дальше в себя. – Почему, страшную? – подумал он.
– Да, потому что воспользоваться ей, это все равно, что прыгнуть в бездну океана, надеясь, что возвращение будет таким же простым и безболезненным. Но, даже, Океан, предполагает вероятность благополучного исхода, потому что хоть он и велик, опасен и безграничен, но, он свой, земной, немного изведанный и немного покоренный. А вот зазеркалье?! Войти в зазеркалье и вернуться назад, нет такого зафиксированного и проверенного метода, и не существует, написанного на эту тему, учебника.
Да, эти мысли часто крутились в его голове, но, прежде, чем сформировать их в законченную теорию, он сделал еще два важных открытия, которые также не поддавались известным законам физики, а были гораздо ближе к загадкам психики и метафизики.
***
К первому своему открытию он пришел совершенно случайно. Тогда умер его коллега, и несколько человек вместе с ним поехали помочь семье и почтить его память. Виктор не считал этого человека своим близким другом. Беседы в курилке, какие-то мелкие стычки по работе и все! Поэтому Виктор очень удивился, когда, посмотрев на гроб, он вдруг начал давиться от рыданий, подступающих к его горлу. Он хоронил раньше и более близких людей. Но, такого состояния у него не было никогда. Почти чужой человек выжимал из него массу страданий. И, видно, весь облик Виктора представлял очень впечатляющее зрелище, что какие-то женщины, даже, предложили ему успокоительное, потихоньку спросив у жены, – кто это?
Нет, он не был ни родственником, ни близким другом, и тем не менее! Мало того, это было странно еще и потому, что, посмотрев на сослуживца, лежащего в гробу, он вдруг понял, что это всего лишь тело, оболочка, а Сереги в ней нет! То есть, то, что представляло именно Сергея, не умерло вместе с этим телом, оно просто покинуло уже неудобное свое вместилище. И все! Он ощутил это очень ярко.
***
Потом Виктор стал прислушиваться к себе, и все старался уловить эту субстанцию, которая составляет часть живого человека, и покидает его потом, в своем теле. Он даже попробовал сделать такой эксперимент. Он представил руку, и ощутил ее. Он представил каждую частичку своего тела и ощутил ее. Он натренировался чувствовать каждый кусочек своего тела. Он ощущал даже свою родинку над губой. После этих экспериментов, наверное, его натренированное чутье, вдруг определило и то, что он не видел, но был уверен, что оно есть.
Он представил свое Я, и обнаружил его где-то посередине своей груди. Между кадыком и желудком. Он ощутил эту точку, даже, как-то тяжело, даже, как-то навязчиво. Раньше он думал, что его Я живет в голове, но, теперь, он был точно уверен, что оно находится в груди. Оно, как будто, сразу защекотало его там внутри. Нежно и настойчиво! Именно в тот момент, когда он попал в точку его пребывания. И это было верным признаком.
«Я» не было выдумкой, потому что, имело свою реакцию на его мысли, и обрадовалось, что его, наконец-то заметили! Как обрадовался этому каждый, незаслуженно незамеченный человек, или как узник, которого наконец-то выпустили прогуляться.
Затем он пошел дальше! Он начал тренировать себя на том, что пробовал уловить реакцию «Я» на свои поступки. Оказывается, они иногда огорчали «Я» и тогда, в этой точке, где оно жило, возникал дискомфорт, он зудил, он пожирал и обличал.
– Почему? – думал Виктор. – Ведь это сделал я, и мне от этого действия хорошо! Но, почему зудит внутри?
А как ликовало «Я», когда он жертвовал собой, и делал добро. От его восторгов на глаза Виктора навертывались слезы умиленья самим собой, в такие моменты его Я сливалось с ним, и они были одним целым.
Потом «Я», даже научилось говорить, старалось дать, и давало дельные советы, и, даже, отвечало на некоторые мучившие его вопросы. И потом, он часто вел с ним беседы. Пока что мысленно, но всегда чувствовал, что теперь в нем живет два голоса, собственно, его мысли, и внутренний голос его «Я». Он чувствовался свою вторую половину явно, особенно тогда, когда они отличались по своей оценке и по подходу к тому, или иному событию. В конце концов, он даже стал раздваиваться, потому что его «Я» часто брало верх, и его увещевания, и осуждения были очевидными, правильными и бесспорными.
Что делать? Он сам открыл ему дорогу к своим мозгам, и теперь «Я» пользовалось этим очень умело и часто. Он сам закалил и вырастил свое «Я», помог ему адаптироваться с этим миром, со способом выражения мыслей и возможностью вести беседу. И теперь их было двое. Он телесный, и его Я, которое он никогда не видел.
Он, как-то, пробовал представить, как выглядит его «Я», но, увидел только какой-то сгусток серо-дымчатого цвета. Это «Я» виделось ему, воздушным, как облачко, легким, как туман, но, все же, ощутимым.
И так, его «Я» существовало, уже по двум признакам. По своим собственным суждениям, и по маленькому электрическому полю, которое не было опасно для его вместилища, но, все же, отделяло себя им от него, по пока неизвестным нам причинам, возможно чтобы не произошло полного слияния. И, что очень вероятно, для своей собственной безопасности, и возможности сбежать, когда оно посчитает нужным.
***