Софа ответила довольно тихо:
– Поко-поко.
– Не понимаю, – искренне и восторженно засмеялся Михаил. – Аллегро мо нон троппо и анданте кантабиле, это все. Из музыки.
– А что вы, Софа, сказали? – поинтересовалась Гюзель.
– Да ничего особенного, – ответила Софа после длинной паузы.
– Миша, а вы что-нибудь еще предвидели?
– Кое-что.
– А именно, – настаивала Гюзель.
– Ну что вас интересует? Какая область?
– Ну… к примеру, как будет с моей книгой? Это можно узнать?
– С вашей книгой все будет в порядке, но позже.
– На сколько позже, это важно.
– Лет на… на несколько.
– Лет? – изумилась Гюзель. – Лет? Да она у них в плане на этот год, понимаете? В плане стоит. Они поставили, потому что это сенсация, сказали.
– Ну вот и хорошо, – мирно ответил Михаил. И они опять заболтали о казусах издательского дела. Какие-то патологические балаболки. Тем не менее, дойдя до дома и подступив к лифту, они оба какими-то остановившимися глазами стали смотреть на считчицу. Гюзель деловито, как бы взвешивая в уме варианты использования ее феноменальной памяти, а Михаил (уже) туманно и растроганно.
«Этого еще не хватало», – подумала считчица.
Тем не менее она спокойно вышла на своем этаже, сказавши «ну пока».
За завтраком вся тройка собралась снова. Гюзель без умолку трещала о прочитанной книге, Михаил просил ее на денек, но Гюзель собиралась вернуться к особо важным местам, которые она промахнула в азарте, не подозревая, насколько они важны. Михаил весь трепетал от страсти якобы к книге. Гюзель грелась в лучах мужского интереса, сама будучи женщиной обделенной (явно), отсюда была живость, нервозность, покусывание и облизывание губ, многоглаголание, ерзанье на стуле, она все время жестикулировала, трогала Михаила, касалась его плеча и зырила ему прямо в глаза своими черными глазками. Михаил тоже жарился на медленном огне и посматривал на считчицу, как бы смазывая ее на ходу продолжительными взорами. «Упаси господи», – думала считчица.
После завтрака они все втроем опять оказались у лифта.
– Погуляем вместе перед работой? – предложила Гюзель.
– Как вы? – обратился Михаил к считчице.
– Не могу, – быстро ответила та.
– Что так?
Но считчица не реагировала, она молчала, проклиная судьбу.
– Ну я тогда жду вас, Миша, пройдемся у моря, – сказала Гюзель. – Возьмите зонтик, будет дождь.
– Софа, ну что же, – заныл Михаил. Считчица отрицательно покачала головой.
– Полчаса вам полезно, – продолжал умолять Михаил.
– Нет.
Тут подошел лифт, и Софа благополучно вышла на своем этаже.
К обеду она не появилась. Ее телефон начал трезвонить через час и звонил без передышки. Софа сначала хотела перевести регулятор громкости, а затем нашла за письменным столом розетку и отогнула один проводок. Аппарат умолк.
К вечеру постучались в дверь.
– Софа! – приглушенно прокричала Гюзель из-за притолоки. – Софа, что с вами? У вас ключ в замке, – забубнила она после паузы (видимо, проконтролировала замочную скважину). – Софа! Вы живы?
– Я заболела, – наконец крикнула Софа. В коридоре начались переговоры. Видимо, они оба приволоклись под дверь.
– Но нельзя же не есть, – глухо завопила Гюзель. – Врача надо! Врача!
– Можно! – крикнула Софа.
– Принесу вам ужин? – вопросительно провизжали в коридоре.
Софа с ненавистью смотрела на дверь.
– А телефон, вы не подходите к телефону! Миша что-то важное хотел вам сказать!
– Нет! – рявкнула Софа. – Сломан телефон!
Они посовещались.
– Мастера надо, мастера завтра! – издалека зарокотал Михаил. – Телефонщика!
– Простите! – вдруг сказала Гюзель в самую дверную щель. – Я вас заговорила, наверное, теперь я молчу! Молчу! Вы отдыхать приехали? А? Тяжелая работа, – сказала она в сторону.
Потом они еще разок постучали и удалились. Утром, после завтрака, опять забарабанили в дверь.
– Врач, откройте.
Софа ответила:
– Не надо! Спасибо!
– Не надо ей, – кому-то объясняя, сказал голос.
Затем закричала Гюзель:
– Софа, это просто врач! Вы что! Врач!
– Спасибо, я в порядке! Опять переговоры.