– Соня, побойся бога, твой «Мерседес» просто картинка в сравнении с их «Ромевой». К тому же в аварии повинна ты.
Но я уже не слушала его, я кричала:
– О, ужас! Ужас! Изуродован мой автомобиль и спросить не с кого! Как, по-твоему, этих гоблинов теперь буду искать?
– Не волнуйся, – успокоил меня Архангельский, – ты так над ними постаралась, что они сами тебя найдут. Им же тоже с кого-нибудь за машину спросить захочется. Так ты не сдашь меня Марусе? – ни с того ни с сего он вдруг вернулся к своим проблемам.
Я уже страдала о подарке и не имела возможности отвечать. Мой подарок! Антиквариат! Чистейший фарфор! Сколько в нем таилось замыслов! Сколько моих горьких надежд!
– Женька понял бы все, когда бы я вручила подарок Марусе! – рявкнула я. – А что теперь я вручу? Осколки?
Архангельского моё заявление озадачило.
– А что ты собиралась Марусе дарить? – растерянно спросил он.
– Часы! Семнадцатый век! В чу-дес-ней-шем состоянии! С потрясающим боем! Тончайший фарфор! Обалденный изыск!
– Часыыы? Фарфоровые часы? И что же должен был из этого понять Евгений?
– Все! Как мне больно! Как мне плохо! Как люблю его! Как много он хорошего забыл! Все-все-все!
Архангельский вошёл в очень сложное состояние, передать которое невозможно только словами. Я же, дивясь его бестолковости, пояснила:
– Это совсем просто для чуткой души, понимаешь, ассоциации, связанные с подарком. «Старинные часы ещё идут…» «Приезжай хоть на денёк, приезжай хоть на часок…» И так далее, продолжать могу до бесконечности. В этом подарке заключалась моя исповедь, не зря же я такие деньги отвалила.
– Но что же будет со мной? – взмолился Архангельский.
Боже, какой эгоизм! Я ему про горе своё талдычу, а он мне все про Марусю! Впрочем, у него тоже горе, раз он решился на ней жениться.
– С тобой совсем просто, – заверила я. – Скажешь, что прямо у входа в ресторан Сонька попала в аварию, а ты помогал улаживать её, то есть мои дела. Обманывать Марусю одно удовольствие, только этим и занимаюсь всю жизнь.
Архангельский посмотрел на меня как на гуру – с огромным уважением и пытливой завистью.
– Мне почему-то это плохо удаётся, – признался он и тут же ободряюще добавил: – А о «Мерседесе» ты не беспокойся. Он же застрахован.
– Но инициатор аварии я.
– Но «Альфа Ромео» скрылась с места происшествия. Её будут искать и найдут, номер я запомнил. Если головопяточные заартачатся, в твою пользу будет свидетельствовать вся наша свадьба. Дело решится так, как надо тебе.
– Ваня, – изумилась я, – ты что, этих гоблинов совсем не боишься?
Он посмотрел на меня, как на неразумного ребёнка.
– Соня, клянусь, это ошибка.
Я посверлила его взглядом:
– Ошибка?
– Ошибка и ничего более. Головопяточные по запарке перепутали меня с каким-то крутым, обедавшим в том же ресторане.
– Уверена, что гоблины умом не блещут, но и не конченные же кретины они, – усомнилась я. – Как-то ведь выживают в нашем сложном мире.
– И на старуху бывает проруха, – ответил Архангельский и с невиннейшей улыбочкой спросил: – Ты что, всерьёз думаешь что я способен сотворить нечто такое, из-за чего целая банда палит из стволов в центре Москвы?
Нет, такого впечатления Марусин Ваня не производил.
– Кстати, гоблинов должна уже бояться ты, – с необъяснимым чувством превосходства сообщил Архангельский.
– Я?!!
– Ну да, ведь это ты разбила их машину. И вообще, Соня, ты так невовремя в это дело встряла.
Вот она человеческая благодарность! О, люди! Порождения крокодилов!
– И это говорит мне тот, кого вот только что от верной гибели спасла? – возмутилась я.
Архангельский (ну и наглец!) снисходительно усмехнулся:
– От какой гибели, Соня? Разобрались бы, что я не тот, кто им нужен, и отпустили бы.
– Так почему же тогда ты от них удирал? – спросила я, глядя как он подруливает к ресторану.
– С перепугу, – признался Архангельский. – Передать не могу, Соня, в какой впал мандраж, когда в машину меня затащили.
– А теперь? – ядовито поинтересовалась я.
– А теперь в себя пришёл и сразу понял, что все это чепуха. Теперь я абсолютно спокоен.
– Ничего, сейчас с тобой приключится новый мандраж, пошли к Марусе.
Глава 5. Оранжевое безумие
Военный полигон «Гарант».
Забайкалье.
Июнь 1988 г.
Генерал Калягин приник к стереотрубе. Мощная оптика придвинула, вырвала из однообразного пейзажа аккуратные брустверы далёких окопов. В полуденном мареве плывущего в линзах воздуха Калягину почудился блеск примкнутых штыков надёжно укрывшейся в земле пехоты.
Генерал оглянулся на притихших офицеров штаба. Решительно рубанул рукой, скомандовал:
– Начали!
Все ожило. Понеслись по проводам отрывистые команды. Эфир заполнили транслируемые на КП параметры готовности.
Неподалёку от блиндажа генерала чудовищная сила подняла и сдвинула массивную бронеплиту, прикрытую грунтом и пожухлой травой. Медленно выдавилось гидравликой из таинственной черноты образовавшегося провала фантастическое сооружение, устремлённое ажурными сверкающими решётками в сторону далёких окопов.