А я люблю военных…

– Да не так уж и много этих дел. Первое дело: зачем так много детей нарожала Любка? Вот за что руки не стыдно поотбивать! Разве может получиться шедевр, да что там шедевр, хоть что-нибудь приличное, когда штампуешь в таком количестве? Это уже ремесло какое-то, серийное производство, честное слово. Уж лучше мастерски произвести на свет одного, как это сделали мои родители. Так сделала и я: написала парочку книг и теперь всем хвастаю, что писатель. Любка же ни в чем удержу не знает. Боже, даже сосчитать невозможно, сколько у нее детей. Старшая Олеся, потом идет… Нет! Я и по имени-то их всех не упомню, она же воспитание им как-то дает. Поразительно! И никакой помощи от государства! Президент наш черт-те кому награды и денежные премии раздает, только не моей Любе. Попробовал бы сам хоть раз родить, так может понял бы почему его народ убывает…

Полковник, заметно нервничая, мою речь прервал:

– Софья Адамовна, давайте ко второму делу перейдем.

– Давайте, – согласилась я и тут же перешла к салату. – Никогда не умела делать салатов Любка. Вот за что руки нужно поотбивать! Еще бабушка моя, покойная Анна Адамовна, говорила, попробовав однажды коварно подсунутый Любкой салат. «Милочка, – ей попеняла она, – но это уже кто-то до меня ел.»

На мой взгляд, сказано блестяще, но полковник почему-то разочарованно вздохнул и занервничал пуще прежнего.

– К салату мы вернемся чуть позже, – прерывая меня, заверил он, – теперь же давайте поговорим о вашей биографии. Уж очень занимательна она.

– Занимательна? – удивилась я. – Да чем же?

– Биография типичной террористки.

– Господи! – горестно завопила я. – Слышал бы мой муж! Как бы он с вами согласился!

– Кстати, где он сейчас? – заинтересовался полковник. – Дома его не оказалось.

Передать не могу в какое я пришла изумление: думала – там знают все. Нет, я слышала, что спецслужбы от хронического безденежья в очень плачевном состоянии, но не подозревала что положение их так плохо. Если они не в курсе где мой Евгений, хотя об этом судачат все мои друзья (а их без труда наберется четверть Москвы), то что же говорить об Америке? Что эти спецслужбы могут узнать о ней?

Плохо! Плохо мы платим налоги! Да и мало нас, в чем сами же и виноваты. Пора повернуться лицом друг к другу, пора уже задуматься о будущем нашего многострадального государства, как это сделал муж Любы. Давно пора, тем более, что враг не дремлет, а кто враг – знают все. Это знают уже и в Европе.

Конечно же мне тут же захотелось развернуть талантливую (иначе я не могу) дискуссию на очень политическую тему, но взглянув на полковника, вынуждена была ограничиться примитивным ответом:

– Мой муж у моей подруги.

Полковник сразу удивил меня новым вопросом:

– Что он там делает?

– Уж вы немаленький, – рассердилась я, – могли бы догадаться и глупостей не спрашивать, не бередить раны у бедной покинутой женщины.

– Простите, – смутился полковник, – не знал, что вы расстались.

– Расстались? – рассвирепела я. – Расстались, это когда по обоюдному согласию, оба в разные стороны, а когда один остается один, то есть одна, а другой…

Я уронила голову на стол и залилась такими горькими слезами, каких и сама от себя не ожидала, тем более по такой ничтожной причине как уход мужа.

Полковник, явно испытывая неловкость, бросился меня успокаивать.

– Софья Адамовна, это не самая большая беда, – тяжко вздыхая, приговаривал он. – В сравнением с тем, что вам предстоит, это даже пустяк. Это даже счастье, что ваш муж вовремя ушел…

Я рыдала и не улавливала смысла его речей, когда же уловила, слезы будто корова слизала языком. Я уставилась на полковника и спросила:

– А что мне предстоит?

Он, похоже, даже обрадовался и воскликнул:

– Да-да, давайте вернемся к работе. Скажите, пожалуйста, где вы взяли гранатомет?

Я задумалась: а и в самом деле, где я его взяла? Ведь под столом лежала без гранатомета, хоть и в салате. Однако, когда полковник явился, я этот чертов гранатомет уже держала в руках, точнее, опиралась на него. Вот до чего доводит пьянство.

Ну? И как я буду теперь выкручиваться?

А почему, собственно, я должна выкручиваться? В нашей стране презумпция невиновности, следовательно тот факт, что я в президента не стреляла, будет признан юридически достоверным до тех пор, пока не будет доказано обратное.

– Чем вы докажете, что из гранатомета стреляла именно я? Боюсь, найденный в моих руках гранатомет, не является доказательством.

– Если верить биографии, вы прекрасно умеете стрелять, – торжествуя, сообщил полковник.

– Но не из гранатомета. Меня учили стрелять из пистолета. Да, из пистолета я прекрасно умею стрелять, но если это доказательство, тогда арестуйте всех совершеннолетних мужчин нашей страны, а так же все взрослое население Израиля и всю (без исключений) Чечню. В Чечне стрелять умеют уже и младенцы. Почему бы не научиться, раз хорошо платят, а платят действительно неплохо.

– Кто?

– Наши враги, разумеется, кто же еще?

Едва я ляпнула такое, как у полковника на лоб полезли глаза.

– Сколько вам заплатили? – рявкнул он.

Я запаниковала. Господи, ну кто меня тянул за язык? Почему бы не помолчать?

– Кто?! – еще громче прогремел полковник и для убедительности хватил кулаком по столу.

Я даже подпрыгнула, старательно демонстрируя пугливость и кротость, мол какой уж там гранатомет – собственной тени шугаюсь. Однако полковник не склонен был поддаваться моей пассивной обработке. Он уже имел свое четкое мнение, с которым расставаться не привык.

– Кто вам заплатил? – устрашающе гремел он.

Я бросила разыгрывать из себя пугливую серну и завопила похлеще самого полковника:

– Как вы могли подумать про меня такое?! Я неподкупна! Сама кого хотите подкуплю!

– Ага! – обрадовался он. – Значит вы из идейных соображений!

– Конечно из идейных, – начала было я, потому что с детства любила блеснуть идейностью, но тут вдруг осознала, что на сей раз идейность может сильно навредить и сразу же поменяла пластинку: – Вы с ума сошли! Нет у меня соображений!

– Как нет? – опешил полковник.

– А вот так! Нет соображений вообще, и идейных в частности. Без всяких соображений живу, так, тяну лямку по привычке. И не пойму, что вас столь сильно удивляет. Так живет любой. Можно подумать вы не так живете. И мой вам совет: даром время не тратьте, а лучше бегите искать мужика.

Полковник удивился:

– Какого мужика? Второй раз вы говорите про какого-то мужика.

– Вот именно, – обиделась я, – второй раз говорю, а вы и внимания не обращаете. Мужик в фуфайке. Это же он целился в президента из Любкиного окна, когда я под столом в салате лежала.

И тут меня осенило: бог ты мой! Это же я президента спасла! Я!!! Если бы не я, уж мужик не промахнулся бы. Уж не для этого он гранатомет в Любкин дом приволок, чтобы промахиваться налево и направо.