Папина музыка

– Может, все же отдохнете?

Марина опять отрицательно покачала головой, у нее было ощущение, что если она уйдет, то в ее отсутствие случится что-то непоправимое, даже задремать боялась, живы воспоминания о сыне.

Дверь отворилась, и в комнату вошел симпатичный мужчина, средних лет:

– Здравствуйте, – поздоровался он, и приветливая улыбка осветила его лицо, – я к Георгию, брат его старший.

– Добрый день, – улыбнулась Марина, – Я – Марина, я привезла его сюда.

– Да-да, мне говорили, ну и шуму наделали, мне звонили, каких только версий не отрабатывали…, – он улыбнулся он своим воспоминаниям, затем встрепенувшись, подошёл к ней и представился, – кстати, я – Василий.

Затем подошёл к брату:

– Ну, салют, брат!

Георгий был очень слаб после операции, но Марина заметила, как скривилось его лицо, он отвернулся от брата, не желая здороваться. Она увидела разочарование на лице Василия.

– Гонь, ты чего? Опять?

– Уходи, – глухо послышалось со стороны Георгия.

У Василия на скулах заиграли желваки, от крепко стиснутой челюсти. Он посмотрел на Марину, потом опять на Георгия и еле контролируя злость, процедил сквозь зубы:

– Ну, хорошо! – затем повернулся к Марине, – я сейчас ухожу, но оставлю Вам свой номер телефона, если, что-то понадобится, то звоните, хорошо? – Марина согласно кивнула.

Он повернулся к Георгию, силясь из всех сил, сдерживая злость и разочарование, все-таки произнес:

– Выздоравливай, брат! Я рядом если что, – затем повернулся к Марине и сказал, – до свидания! – и вышел из палаты.

ХХХХ

– Я просил о помощи, – он замолчал, комок не давал говорить, – но кругом всем было некогда, все занимались собой, своими делами, думали, что это все временно, мои дела казались мелкими и ничтожными, думали, что пройдет. "Он всегда такой, – слышал частенько я от брата, – скоро все пройдет"…, а не прошло, как видишь. Так произошел взрыв, – и он мрачно усмехнулся, а потом добавил, – и как следствие большой разрыв. Были и те, кто поддерживал меня, но не так, понимаешь? Иногда мнение одного человека дороже мнения всего мира, вот так мой мир начал рушиться, кто был рядом, те хотели войны и наказания, а я не знал, чего хотел, тоже наказания, наверное, только потом эту лавину уже было не свернуть, она росла как снежный ком и перестала быть управляемой. Меня поддержали дьяволы и демоны. Свету я оказался безразличен, – он криво ухмыльнулся и посмотрел в окно, где светило во всю солнце.

Марина не смотрела на него, просто сидела и слушала, не перебивая, не советуя, не высказывая своего мнения. Она просто слушала. Затем подперев подбородок рукой, как старушка, повернулась к нему и ничего не говорила. Слова лились только из уст Георгия, а Марина просто смотрела и видела, как черная дыра в груди уменьшается и, боясь нарушить этот процесс волшебства, этот тонкий контакт с внутренним миром Георгия. Она даже не дышала, и лишь нежная и загадочная улыбка иногда появлялась у нее на лице. Ни тени упрека, ни тени осуждения, ни тени благоговения и даже тени злости не промелькнуло, а вокруг нее разливалась всеобъемлющая и трепетная любовь, придавая ей некое свечение.

– Ты светишься? – удивленно отметил Георгий, прервав свой монолог.

– Тебе показалось, – улыбнулась она, – продолжай.

И Георгий поведал ей о том, что долгие годы томило его душу, совершенно не скрывая ничего и не притворяясь и посмотрев на Марину, он поразился в очередной раз, у него возникало ощущение, что он разговаривает с иконой, неземным существом, которое излучало свет и какую-то вселенскую любовь.

Она подошла к нему, положила на лоб свою прохладную ладонь и мягко улыбнулась:

– Иногда, чтобы прийти к свету, нужно пройти по многим темным коридорам, а еще важней желать к нему идти. Если нет желания, то и не надо. Многим в темных коридорах интереснее и комфортнее…

– Ты хочешь сказать…

– Не хочу, – прервала она его мысли, – Я не знаю, зачем ты здесь, хотя я сама тебя привезла. Я не смогла тебя бросить и уйти. Ты один, а в душе пустота и бесцельность. Я пришла не случайно, теперь я это вижу. Иногда человеку нужно опереться, чтобы встать после падения. У меня нет мании величия и ощущения великой миссии, – сразу осадила она его, поймав его скептический и циничный взгляд, говорящий: "Нашлась тут!" – Но пинок в жизнь дать я могу, – бросила она, и, не обращая внимания на его возмущение, продолжила, – Через год. У тебя есть год в запасе? – она вопросительно посмотрела на Георгия.

Он отвел взгляд и с ухмылкой ответил:

– Не знаю. Может, есть, а может, и нет…

– Понятно, – выдохнула она, не ожидая другого ответа, – ладно пойду я, – она встала, собираясь уходить.

– Марина, – окликнул он ее, она обернулась в дверях, вопросительно изогнув бровь, – Марина, ты можешь пока оставить меня у себя?

Она кивнула.

– Марина, – опять он окликнул ее, внутренне желая, чтоб она не уходила, – а у тебя есть любимые музыкальные исполнители?

Она опять согласно кивнула, еще и ответила:

– Есть. Ты не в их числе. Твои песни знаю из-за отца. Я иногда прослушивала это направление в музыке, все время хотелось чуда, – она помолчала немного, затем добавила, – его тоже Георгий звали. Тоже музыкант, погиб он, в катастрофе…, – она потупила взгляд, а потом глубоко вздохнув, сказала, – ладно, я пойду, а то руки дрожат от переутомления.

– А как звали его? – крикнул он вдогонку, выходящей Марине.

– Георгий Сикорский, – ответила она уже в дверях.

– О! – изумленный возглас вырвался у него, – так это твой отец?

– Да, это мой отец! – просто ответила она, не оборачиваясь к нему, на выходе буркнула, – до завтра! Я приду с утра.

ХХХХ

Марина приходила почти каждый день, а настроение Георгия было все хуже и хуже, раздражение и злость не покидали его даже в минуты сна. Он шел на поправку, но зависимые состояния давали о себе знать, проявляясь ненавистью ко всему миру.

Это самые первые этапы выхода из зависимых, аддиктивных состояний, но очень часто, многие люди, которые решили, что-то изменить в своей жизни, часто на этом, первоначальном этапе, просто сдуваются, скатываясь еще дальше в свою темноту и все начинается по новой. В эти моменты Марине доставалось по-особенному.

– Мать Тереза, принеси глоточек коньяка, – бросал он, насмехаясь над нею и ее заботой о нем.

– А ты брата попроси, – парировала она, догадавшись о напряженных семейных отношениях.

И он лежал, молча злясь на нее, свою жизнь и беспомощность.

Как-то Марина пришла, радостная и счастливая.

– Привет! Как ты?

– Как в тюрьме, – мрачно бросил он.

– А, знаешь, мы в университете одну технику делали "кто я" называется, слышал?

– Нет, не слышал, – ответил он, проявляя надменное безразличие, – и не хочу, не видеть и не слышать. И еще, – он повернулся к ней и буквально выплюнул ей в лицо слова, – читать не люблю, учиться тоже, слушаю тоже не все и вообще – не всех, ясно?!

– А, – протянула она и, как ни в чем не бывало, промолвила, – ясно. А тебе вообще хоть иногда встречается что-нибудь интересное?

– Нет.