«Я бы сделала так, чтобы создатель Омниверса сам на всю жизнь там остался – ни живой, ни мертвый… И никогда не увидел своих родных. И чтобы каждый день он играл в одну и ту же игру. Чтобы она ему осточертела, но не закончилась никогда», – проговорила про себя Мидори, удивляясь, но не пугаясь собственной жестокости.
Наконец, из-за плеча молчаливого рикши она увидела золотистое пятно света. Мидори сверилась с наладонником: колодец. И наверху, скорее всего, ясная погода, если лучи достают так глубоко… Вот посреди пятна стала заметной неподвижная фигура – высотой не больше самой Мидори. Что за дураки забыли посреди улицы ребенка? Кто-то ещё не знает, что крысы обглодают его за несколько минут?
Вскоре стало заметно, что человечек с неестественно перекошенной головой и длинными руками сидит на чём-то вроде машинки с колесами. А еще через несколько секунд – что с этой машинкой он попросту единое целое: живая верхняя половина приделана к роботизированной нижней, собранной, что было видно издалека, в кустарных условиях.
– Жестоко, – прошептала Мидори, пытаясь вообразить, что за напасть превратила беднягу в чудовище на колёсах.
– Приехали! – мрачно вымолвил рикша, сбавляя ход и указывая на окрашенную в ярко-голубой цвет стену, по которой разлеталась нарисованная стая чёрных птиц. Девочка вздрогнула: стена была у калеки за спиной, а значит, придется увидеть его вблизи.
Рикша затормозил, не доехав до колодца метров двадцати. Велев Мидори оставаться на месте, он подбежал к несчастному калеке – не то спящему, не то вообще мертвому, выкатил его из-под солнечных лучей, снял с пояса флягу, запрокинул неприятно опухшее желтоватое лицо и брызнул на него водой. Незнакомец протяжно застонал, прокашлялся и разразился потоком грубой брани.
– Давай-ка потише! – одернул его рикша, кивая на Мидори. – С нами леди!
– Брат, прости, – ответил инвалид, взял у своего спасителя флягу и сделал два больших глотка. – Представь: решил принять солнечные ванны – и тут моя тележка слушаться перестаёт – ни туда, ни сюда, а затем и я отрубаюсь. Брат с самого утра убежал по делам и до сих пор где-то шастает.
– В сорок пятом живешь?
– Ага. Ты за химией, что ли?
Вначале Мидори не поверила собственным ушам, но затем, не дожидаясь разрешения рикши, вскочила с места, собрала свою храбрость в кулак и подошла к мужчинам. Глаза инвалида сделались круглыми, как блюдца; в первые секунды девочка не поняла, почему.
– Значит, мне к вам, – сказала девочка вместо приветствия. – Нужны красные шприцы для аварийного выхода.
– Ты, должно быть, дочка госпожи Макото? – в замешательстве проговорил спасённый. Неужели они с мамой до сих пор настолько похожи?..
– Госпожи Макото, которая от ваших штучек в пыль рассыпается, – железным голосом подтвердила Мидори.
– Мне жаль, малыш, – пробормотал калека.
– Ни хрена вам не жаль. О себе одном и думаете, – с отвращением бросила Мидори, с трудом подавив более жестокие слова. – Так где он, ваш товар?
Инвалид кивнул на стену с птицами, в которой зияла приокрытая дверь.
– Нужен товар – кати меня внутрь. – мужчина показал перчатку с подсоединенными к ней проводами, с помощью которой он и управлял своей «нижней частью». – Это больше не работает.
Мидори покачала головой и с большим трудом толкнула беднягу к проёму. Велосипедист не остался в стороне: он помог затолкать калеку в помещение и собирался идти вместе с ней, но не тут-то было…
– Подождёшь снаружи, – окрысился торговец химией.
– Чёрта с два, я отвечаю за неё, – ответил велосипедист, не повышая голоса.
Четверть секунды, молниеносное движение руки – и в живот извозчику уперлось дуло хоть и маленького, но самого настоящего пистолета. Судя по тому, как её спутник изменился в лице, девочка поняла, что оружие снято с предохранителя. Должно быть, осваивая навыки выживания, калека тренировался месяцами.
– Всё в порядке, – сказала девочка рикше, и шагнула в темную комнату, выставив руку с наладонником вперед. Казалось, она вот-вот услышит, как скребут у неё на сердце оголодавшие кошки.
– Дверь тоже запри, – хрипло велел торговец, так и не спрятав пушку. Спорить с ним девочка не посмела. Дальше он продвигался, отталкиваясь руками от стен и мебели.
Ей в нос ударил резкий химический запах, похожий на запах краски из баллончиков. Блестела посуда – лабораторные флаконы, пробирки и колбы вперемешку со стеклянными банками и бутылками, круглые стенки пузатых аквариумов, в каждом из которых что-то было – то ли живое, то ли не очень. Хозяин достал из кармана связку ключей и открыл еще одну дверь. Его еще не старое лицо, похожее на мордочку морской свинки, исказилось от досады: он никого не хотел так далеко пускать в свои владения. Но теперь, когда механическая половина превратилась в тяжелый якорь, ему ничего не оставалось, как велеть девчонке подкатить его к морозильной камере, находившейся на другом конце комнаты. Здесь же, на полу, лежали два спальных мешка.
«Надеюсь, до моего отъезда его братец не явится», – мелькнуло у Мидори в голове. Она уже заметила, что и морозильник, и полки, и низкие лабораторные столики были расположены так, чтобы калека мог до них дотянуться. А значит, препараты делал именно он, а брат выполнял домашнюю работу, функции охранника и курьера.
Вот, наконец, запотевший от холода красный шприц с закрытой пластмассовым наконечником иглой оказался у Мидори в руке, а затем и в кармане, заставив девочку на секунду забыть об отвращении к изготовителю препарата. Мама будет жить, а остальное неважно.
– Холодильник на резервном генераторе, – сказал инвалид. – А что дальше-то будет?
Девочка вытянула руку с наладонником, чтобы мужчина снял деньги с электронного кошелька. Но тут оказалось, что его собственный гаджет не работает, как и машинка для передвижения. И говорить о совпадении будет только дурак. Несколько секунд они смотрели друг на друга; в голове у Мидори мелькнула мысль, что зря она боялась несуществующих чудовищ. Наученная горьким опытом выживания на нижнем уровне, она приготовилась к предложению «дать себя потрогать»: таких подонков и с ногами было хоть отбавляй. Как назло, входная дверь закрыта, и рикша без ключа сюда не войдет. А впрочем, кто вообще будет ждать её под дверями?
– Придётся отдать наладонник, – оскалился хозяин.
– Он не мой. Мамин, – пролепетала Мидори.
– Ты же понимаешь, что, не расплатившись, отсюда не выйдешь?
Во мраке щелкнул взводимый курок, и дуло пистолета уперлось девочке в ребра.
– Мама и так заплатила сполна. И даже слишком, – как можно тверже вымолвила Мидори, чувствуя предательскую дрожь по всему телу, но вместе с тем решительно отступая назад. Насколько это больно, когда пуля входит в тело?
– За этот шприц я ничего не получил! – проскрежетал калека. – Гони наладонник, овца! Без него я не жилец! Как твоя мамаша – без «катапульты»!..
Вот как называется красная жидкость! Кажется, с помощью этой штуки человек покидает падающий самолёт. Вот и Мидори надо куда-то деваться. Но пока только новый шаг назад.
– Прощайся с мамашей! – вновь пригрозил торговец. – Брат выбросит твой трупик в выгребную яму – и поминай как звали!
Прикусив губу, Мидори сделала третий шаг назад, но вдруг уперлась затылком и спиной во что-то явно живое и взвизгнула от страха. Развернувшись и посветив, девочка увидела того самого бородатого верзилу, что cтучался во все двери, призывая людей к бунту. Теперь беды точно не миновать…
На этот раз он не сказал ничего – лишь одним движением сгреб наладонник широченной лапой, затем железной хваткой взял Мидори за плечо и, поволок ее через комнату, как тряпичную куклу. У девочки перед глазами пробежала вся ее короткая жизнь, однако все закончилось, едва начавшись: брат торговца распахнул дверь и выпихнул оцепеневшую от страха девчонку на улицу, где больше не горел даже аварийный свет; лишь слабый поток солнечных лучей все еще струился в шахту.
Качаясь на ногах, с кружащейся головой и сплющенной ужасом грудью, Мидори, уже готовившаяся к смерти или к чему-нибудь пострашней, бескостной кучей осела на тротуар и расплакалась. А потом худые, жилистые, но сильные руки, подхватили девочку и усадили в уже знакомое сидение. Проскользнув мимо колодца, велосипед нырнул в непроглядную тьму. И хотя фара все еще светила – ярко и довольно далеко – это успокаивало мало, а писклявый скрежет педалей был болезненным, как укол иглой.
– Вы дождались, – проговорила Мидори сквозь рыдания. Ужас не отступал: сейчас она была во власти этого человека, не зная, что у него на уме. – Но зачем?
– Решил подстраховать. Их и меня крышует одна банда – «Акулы-молоты». И если б они причинили тебе вред и я пожаловался…
– Они забрали мамин наладонник!
– И деньги?
– Деньги не смогли – вздохнула Мидори.
– Я подозревал. Но то, за чем приехала, взяла?
Девочка проверила карман: «катапульта» была на месте.
– Меня зовут Мидори, – сказала она, словно это было гарантией защиты. – А вас как?
– Найт.
– Как «ночь» или как «рыцарь»? – удивилась Мидори.