И нежность так прекрасна и легка,
Душа от дивной музыки очнулась,
И рвется в снегопад и к облакам…
Мы жили в марте, нежность и отраду
Дарил Ярило, мир был так суров,
Проснусь, еще любуясь снегопадом,
Как звездопадом призрачных миров
Славянка. Гибельные страсти
Хан в ярости, она опять сбежала
И спряталась, не могут отыскать.
От холода наложница дорожала,
Но не вернется в темный мир опять.
Не пленница славянка, не рабыня
Утех того, кто мужа погубил.
Не отомстила, но вольна отныне
Искать приют среди чужих могил.
И там, где души умерших парили,
И не было в рассветный час живых,
Собаки вдруг отчаянно завыли
И замолчали, даже ветер стих.
И юноша, на ангела похожий,
Повел ее куда-то на заре.
И их увидел в тишине прохожий,
И к хану побежал, закат алел.
Каким казался этот мир кровавым,
Но нет, она свободы не продаст,
Догнал во тьме ее визирь лукавый.
– Хан в ярости, спаси, славянка, нас.
И только беззаботно улыбнулась,
На миг перед обрывом замерла,
Приблизился, она туда метнулась.
Упала в бездну, сразу умерла.
Хан позабыл, с другою развлекался,
Ему турчанка в эту ночь мила,
И лишь визирь на берегу метался,
Не верилось, что так она ушла.
Он бросил все, отправился к славянам,
Найти еще такую на заре,
И жил у князя дивной страстью пьяный,
И так среди костров его сгорел.
И где-то там на огненной поляне,
Средь берегинь металась эта тень,
Славянка и обманет и заманит.
И стал одним из них визирь теперь.
И души наши снова постигая,
Средь жриц угрю и яростен сидит.
А где-то над обрывом воскресая,
Княжна неукротимая парит.
И никогда не сможет покориться
Дочь Ярослава в этот странный час,