Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография
Глава 18 Волшебная скрипка
В угрюмой душе подростка, обреченной метаться и страдать, все-таки жила музыка, прекрасная и величественная. Кто из барских детей не учился музыке. Но Мишель это делал с каким-то остервенением, всегда был поглощен дивными звуками. Он не просто был увлечен, а страдал от этой дивной гармонии, и до самозабвения занимался музыкой. В те дни парень играл на скрипке, ему казалось, что если он это осилит, то и все остальное будет ему подвластно, и тогда он перестанет страдать, начнет просто жить, только музыка могла излечить его в те унылые дни и вечера. Мальчик не понимал, не хотел верить, что этого никогда не случится.
Но до поздней ночи он не выпускал скрипку из рук, бабушка порой прислушивалась к этим звукам музыки, она старалась узнать и вспомнить, что это были за мелодии, а потом до нее внезапно дошло, что музыку ее Мишель сочиняет сам, может ли быть такое? А почему нет, она точно никогда прежде не слышала этого, а ведь музыкой была заполнена вся ее жизнь, с самого раннего детства, только в ней она находила отдохновение. И тогда она решила с ним о том поговорить, о тех новых печальных мелодиях, что не могло ее не пугать, которые рождались в ее измученной душе.
Но он только угрюмо на нее взглянул и ничего не сказал. Вероятно, у него просто не было слов, он не хотел открывать ей свою душу или просто не мог выразить словами всего, о чем думал?
Не сразу даже сама бабушка поняла, что она пытается контролировать его душевные порывы, и если бы он не был таким замкнутым, то ей, пожалуй, многое бы удалось. Но нет, не случилось такого. Музыка не сблизила их и ничто не могло уже сблизить.
– Дитя мое, не слишком ли мрачна эта мелодия? – наконец прямым текстом, открыто спросила она. И так взглянула на него, что парню пришлось что-то ответить.
– Я не знаю иных, – отвечал он, и, хотя прибавить, что и знать не желает, но не хотелось огорчать бабушку, ведь она все-таки не заслуживает такого обращения с собой. А если даже и заслуживает, он не хотел так ее расстраивать и огорчать, пусть она живет спокойно, ей и так не сладко с ним – может быть, в первый раз он ее пожалел, постарался понять, хотя это было не так просто, и такие чувства в душе его вызвала именно музыка. Она не оттаяла от великолепия мелодий, но словно дрогнула на миг.
№№№№№№№№
Она незаметно подкладывала ему какие-то творения Моцарта, надеясь, что такая музыка в его реальности тоже появится, но Моцарт оставался в стороне, словно его никогда и не было в этом мире. А ведь Пушкин, да и не только Пушкин и жили, и дышали им, порхали по миру под эти гениальные мелодии. Как хотелось ей, чтобы Моцарт ворвался в их мир, наполнил его теплом и светом, но тут она была бессильна, совершенно бессильна. Она должна была отступить, хотя об этом лучше было не думать, отстраниться, забыть, и вот тогда все будет замечательно.
Если бы не ее любимый, единственный внук, то она бы так и сделала, но она не могла от него откреститься. И вздрагивала, когда он снова начинал играть. Как же тяжело было все это слушать, порой просто невыносимо, но она прилагала для того немалые усилия.
– Музыка может растерзать его душу, – бросила княгиня Волконская, когда заглянула к ней, и тоже услышала, как Мишель играет.
Она сделала вид, что не заметила страшной бледности на лице бабушки, а Мишель, слышавший эти слова, у него вообще был прекрасный слух, только усмехнулся. Он почувствовал, что именно этого и добивался. Либо его душа будет растерзана, либо он станет сильнее, третьего не дано.
Но душа оставалась цела и невредима, а он старался доверять все своим тайны именно музыке, потому что она была живой и прекрасной, он все слышал и чувствовал.
Да и самое главное, самым верным и преданным слушателем его был черный кот, который появлялся внезапно и внимательно слушал все, что он играл. Порой казалось, что он просто заворожен. Но если приглядеться, то это совсем не так, кот слышал и понимал его музыку, в том не было сомнения. И тогда он извлекал из недр своей души самую лучшую музыку, чтобы кот не развернулся и не ушел, ведь была хоть одна живая душа с ним рядом в те минуты
– Что за адовы звуки, – строго спрашивает бабушка.
Она повторяла эту фразу не в первый и не во второй раз, и с каждым разом это тревожило ее все сильнее.
Тогда музыка обрывалась вовсе. Но в эти минуты она была далеко и не властвовала над ним. Мальчик выздоравливал, мог немного передохнуть и набраться сил для того, чтобы к ней вернуться, и влекло его туда неодолимо. И в такие минуты скрипка казалась волшебной, она могла творить чудеса.
Глава 19 Сияла ночь
Он запомнил тот летний вечер, когда со скрипкой в руках вышел в сад, залитый лунным светом. Сколько времени он играл для звезд и для всей округи, сказать трудно. Но вдруг Мишель почувствовал, что кто-то вторит ему, в саду звучала и иная музыка – и это были звуки арфы.
Откуда она взялась, кто исполнял какую-то волшебную мелодию? – Понять этого он никак не мог, он просто слушал и слышал, то, что там звучало, и сам отвечал этим звукам несравненным. Это казалось чудом и удивительным совпадением, словно природа, да что там – Вселенная вторила ему, окрыляла и вдохновляла.
Он, словно во сне двинулся вглубь парка, там было так темно и так тихо, что парню показалось, будто он ослеп и оглох и все-таки не повернул домой, а двигался вперед. И тогда он заметил Ту, которая дарила ему эту музыку, прекрасная дама в старинной бархатном синем платье, такие теперь не носили, даже у бабушки наряды были иные, она точно пришла из другого времени. И тогда Мишель догадался, что она и не была человеком, она была богиней или Музой, как их называли в Греции. Повсюду сверкали свечи. Но какие-то нереальные, они горели без дыма, и вообще ничего не поджигали вокруг, а ведь если бы это были свечи обычные, то тут давно бы уже вспыхнуло пламя, начался пожар, ничего бы не уцелело в этом мире.
Он стоял зачарованный, боялся шевелиться и дышать, ведь если бы он пошевелился, она наверняка бы ушла, растворилась, исчезла, а он меньше всего хотел этого. Сколько не пытался Мишель проснуться, он так и не мог понять, сон это или явь, что там вообще такое происходило?
Задремал ли он или просто оцепенел, в объятьях музыки, как знать, но вздрогнул, когда бабушка дернула его за рукав и заговорила о чем-то. Кажется, она не слышала ни арфы, ни музыки вообще. Почему так было, ведь она что-то сказала бы этой богине, если бы заметила ее тут, рядом. А она смотрела на него и говорила с ним. Он не боялся показаться невежливым, когда ничего ей не отвечал, а просто пошел куда-то мимо, едва передвигая ногами. Он злился на нее из-за того, что она увела его оттуда, что она смогла его вырвать от этого мира и увести в обычную жизнь. Она не должна была так поступать, она не могла так поступить. Но были ли времена, когда она не самовольничала, не делала только то, что хочется ей самой.
№№№№№№№№
Власть музыки, вот что только могло подарить ему несказанную радость
Он долго напевал в ту ночь о том, как в небе ангел летел и уносил душу в небеса. И не надо говорить, что мальчик не мог сомкнуть глаз до самого рассвета, это был сон наяву, если он вообще смог заснуть хоть на миг.
Звезды гасли и падали куда-то за деревья. Музыка заставаляла его складывыать строчки в стихотворения. И он радовался тому, что у него все так прекрасно получалось. Слово было после музыки, но если бы кто-то заставил его выбирать, то он не раздумывая бы выбрал музыку, потому что она могла звучать и без слов, а вот слова без нее были блекдыми и странными, словно бы в них не было никакой силы и власти. Но вот если их озвучивала музыка, то они были совсем иными, проникновенными и радостными и тогда рождалась настоящая поэзия. Как она рождалась объяснить он не мог, ни тогда, ни потом, но она рождалась и жила в этом мире, прекрасном и величественном.
Глава 20 Тучи небесные
Сначала он узнал и почувствовал, что музыка живая, она может оживить и слово, если для этого приложить усилия, а потом он ощутил, что все в мире живое, и особенно природа. Это Мишель чувствовал и раньше, конечно, но теперь, когда можно было неземетно убегать не только в парк, но и в настоящий лес, где никто не вишивается, не наводит порядок.
Впрочем, в посденем он заблуждался, потому что и в лесу тоже наводился порядок, да еще какой. И не стоило обижать хлопотливого и заботливого Лешего, который всегда оставался на своем посту. Он видел, как девки, заходя в лес, здоровоались с ним, говорили какие-то ласковые слова, и тоже стал повторять что-то такое. И однажды Мишелю даже показалось, что он погнадил его махнатой лапой по щеке, и от этого стало так хорошо, так волшебно, что хотелось петь и веселиться.
Мишель пожалел о том, что не взял с собой скрипку, чтобы сыграть что-то для Лешего, ведь наверное, ему тоже хочется слушать не только порывистые мелодии ветра. Если он сыграет, может Царь леса появится перед ним? Ему очень хотелось увидеть хозяина леса, но тот никогда не показывался людям, живым людям. А вот махнатого Пана со свирелью встретил – такой был нарисован в большой книжке с мифами, он так залюбовался им, что хотел и сам такого же нарисовать, но побоялся, что бабушка будет в ярости. А вот тут, живого встретил, орабел немного, но не на долго. Сделал один шаг в его сторону, потом еще один. Если Мишель чего-то и боялся, то только того, чтоПан повернется и уйдет без оглядки. Однако, Пан никуда не уходил, и он обрадовался такому явлению.
№№№№№№№№
И тогда зазвучала свирель Пана. Какой же она была ласковой и нежной, завораживала и влекла куда-то в чащу. Он не смотрел на мальчика, не видел его, он просто исполнял свою музыку и радовался тому, что может это делать. С большим трудом удалось Мишелю уйти оттуда. Дома он ни слова не сказал бабушке, да и никому ничего не сказал, ведь ему бы точно запретили уходить в лес, а то бы и доктора пригласили, решив, что с ним что-то странное происходит. Парень давно уяснил для себя, что о таком лучше никому не говорить. Потому что неведомое пугает, а сделать они все равно ничего не смогут, тогда зачем начинать?
– Покой и воля есть только в природе, и как хорошо, было бы забыться и заснуть., – услышал он голос над самым уход, вскочил с постели, решил, что там кто-то есть, может быть Пан пошел за ним следом. Но голос звучал отдельно, на самом деле там никого не было.
Зло есть только в людях, когда они вмешиваются и уводят назад, отрывая его от того великолепия, в котором ему так хотелось бывать и прежде.
Еще несколько раз прихордил он к тому поваленному дереву в надежде снова встретиться с Паном, но там больше никого не было. Он медленно шел назад, оглядывался, все казалось, что Пан снова появится, но тот не появлялся. И тогда Мишель придумал для себя такое, будто Пан сам махал ему в след и говорил, что будет его тут ждать, пока он появится. И в минуты грусти и печали он говорил что-то о том, что Музыка моего сердца была совсем расстроена нынче. И никто в этом мире не ведл, как трудно было ее снова настроить. Это стоило очень больших усилий, ну может быть только женщина – это прекрасное создание, и могла с этим справиться. И в очень юном возрасте она появилась тут такая воздушная и прекрасная, как музыка в лесной чаще.
Глава 21 Три сестры
Юноша постигал все стремительно. Природа с ее духами и душами была тут, совсем близко, он мог не только наслаждаться, но и изучать. А главное чувствовать все живое. Чуть подальше оказались такие прелестные создания, как прекрасные девицы. Их было трое, три сестры Мария, Варвара и Елизавета – вот должно же было так повезти нашему герою, как выбрать только одну из них и стоит ли вообще выбирать, когда им так мило, так хорошо всем вместе? Но что-то подсказывало Мишелю, что рано или поздно ему придется выбрать. Так устроена жизнь. Это привели его в замешательство, и он решил, что если ему и придется выбирать, то потом, значительно позднее, а не теперь, так говорила бабушка, но он и сам это понимал, а может быть, просто боялся делать выбор и главное, не хотел быть отвергнутым той, которую он выберет?
Нет, оставленный в младенчестве не мог решиться на что-то теперь, уж лучше быть в стороне наблюдателем, чем снова узнать, что в тебе не нуждается близкое создание. Девицы такие молодые, уж если взрослые и серьезные порой ведут себя так необъяснимо, то что говорить об этих сестрах? И все-таки его тянуло туда, в лесную чащу, вернее, в усадьбу, где они жили и не тужили. Просто побыть рядом, вдохнуть аромат и тепло летнего воздуха, благоухание цветов, еще чего-то такого знакомого и прекрасного.
Тогда он решил, что беседовать будет с той, которая умна, а потому ему вовсе не нравится, так проще и легче, но стоит ли даже смотреть в сторону той, которая так мила и дорога ему? Он был безнадежно влюблен в Варвару, но мог ли даже признаться в этом? Она казалась слишком простой, дикой какой-то, незамысловатой – в таких не влюбляются. В ней было все, что не должно было, что не могло понравиться ему. Но в те дни он понял, что чувства никак не зависят от рассудка, они неистребимы, а потому остаются в душе, и с ними ничего невозможно поделать, иначе бы матушка не выбрала отца, не случилось бы страшной трагедии. И признаться в том, что Пан ближе и дороже самого Аполлона было для Мишеля невыносимо. Ему хотелось просто убить и задушить в себе такие чувства, но они прорывались, как полевые цветы, и подтверждали, что они так же прекрасны, как и розы в бабушкином саду, а может еще лучше.
№№№№№№
Мария, великолепная, невероятно красивая и обаятельная, была сродни античной статуи для него, а статуи нельзя полюбить той любовью, которая снилась ему в томительных снах. Конечно, он любовался ею, но ни коснуться, ни проявить чувств не мог. Такое открытие странно поразило его, заставило глубоко и надолго задуматься. Так что же есть любовь, и почему из-за нее стреляются и умирают. Как раз в то время хоронили его дальнего родственника, погибшего на дуэли, и это событие странно резануло его душу, словно бы он видел себя на месте прекрасного юноши в черном, бархатном гробу. Но молодость и страсть одерживала верх над смертью, так ведь пока.
– Что в Варваре? – мучительно размышлял он, повзрослев в тот же миг, и осознавал, что она похожа на матушку, ту ласковую и нежную тень, которой ему будет не хватить всегда. И чем быстрее он от нее убегал, тем поспешнее к ней возвращался.
В те времена перед ними развернулась драма Шекспира, и они пытались сыграть ее в летнем театре в саду Лопухиных. Это происходило летними вечерами часто, они должны были что-то играть. Офелией была, конечно же, Варвара, почему это видел и чувствовал только он один. Только финал судьбы Офелии не мог не насторожить его. Он боялся, он уходил прочь. Он пытался понять, как ему быть и что делать дальше, если его чувства убьют эту хрупкую и прекрасную девицу, простит ли он себе это. Мишелю хотелось спасти ее от себя самого, и приблизить тоже хотелось. Он просил бури, надеясь обрести в ней покой, странное состояние, удивительное состояние, которое останется в душе до последнего вздоха, но тогда оно было новым и волновало сильнее, чем обычно. Он пытался не появляться рядом с сестрами. От этого становилось еще мучительнее и больнее.
№№№№№№
Бабушка узнала о Варваре не сразу. Она считала его слишком молодым для любовных переживаний. но в какой-то момент, в том самом саду, она заметила, как он на нее смотрит, и каким низким и странным становится его голос, когда он говорит о ней. Она спрашивала что-то о каждой из сестер, он отреагировал так только на Варвару.
– Не может быть, – размышляла она, – когда-нибудь ее внука женят на себе тихие девицы и уведут, вот такие кроткие овечки. Он весь в отца пошел. Хотя тот гнался за приданным, у него была своя выгода. И никогда он не любил ее дочку так, как ее состояние. Ее внуку не нужно искать богатую невесту, она все оставит ему сама, он никогда ни в чем не будет нуждаться. И это еще страшнее, если привяжет она к себе глубокими и нежными чувствами, а он способен так любить, как не многие в этом мире могут, и такая любовь губительна. Уж ей ли этого не знать?
Бабушка остановилась рядом с Марией, – та была умна и проницательна, и это страшный недостаток для ее Мишщеля, но именно старшая сестра задумчиво произнесла:
– Иногда самая невинная вещь причиняет гибель.
Она говорила так или только послышалось, пригрезщилось, ветерок принес этот странный звук. Бабушка отстранилась от красавицы, которую не полюбил ее внук, покачнулась и пошла прочь. Она едва сдерживлась, чтобы не сказать каких-то резких слов, о которых потом пожалеет.
А Варвара, она была сама по себе, словно успела утонуть в тихом омуте, в котором оказалась ее героиня. Она вообще не от мира сего, станет ли она когда-нибудь женой, хорошей женой для Мишеля, да вообще для любого мужчины?. И иногда, очнувшись, она кого-то мучительно искала, наверное Мишеля или Елизавету, с Марией они были страшно далеки. И похожи друг на друга. Хотя что удивительного, все в их кругу родичи близкие или дальние, и не от этого ли столько бед и печалей?
Бабушка заставила себя отвлечься от этих мыслей и чувств, сколько же можно, он совсем ребенок, и ничего этого в ближайшее время не случится. А может быть не случится никогда. Да и вообще все надо решать потом, а не кликать беду. Но не потому ли ее дочь в могиле, что именно об этом она и думала прежде?
Глава 22 Берегиня для Мишеля
Лето было ярким и незабываемым. А впереди еще самая главная Купальская ночь. В такие ночи всегда происходило что-то очень важное, одна история с цветком, исполняющим желания, как много значит. Накануне они задержались на лесной опушке дольше обычного. И желая себя как-то показать, Мишель говорил о русалках и чувствовал, как сжимались души и тела сестер от страха и тайной радости. Да ему и самому казалось, что колышется трава и те самые девы с распущенными волосами готовы появиться перед ним. Но если они верещали и не скрывали страхов, то он и под страхом смерти не показал бы, что ему страшно, никакие пытки не заставили бы его в том признаться.
Он говорил о Купале, который готов исполнить их пожелания, и ту старинную грустную историю о том, как брат внезапно влюбился в сестру, никак не мог поведать им, хотя она в свое время потрясла его до глубины души, ее рассказывала одна из бабушкиных холопок. Да и не только ее, конечно, еще много чего, но вот эту не забудешь. Но почему-то язык не повернулся рассказать ее, словно озвученная, она могла сбыться, и тогда все, что от них останется – это таинственный цветок, который цветет только раз в году, зато исполняются желания. Он говорил о другом:
– В древности русалок называли берегинями, потому что они не позволяли случиться скверному, оберегали беззащитных перед природой людей, и у каждого была своя Берегиня, потом они куда-то делись, а ведь были, только так предки наши и смогли выжить. Но почему они нас оставили теперь?
В голосе его было столько грусти и боли, что девицы невольно замолчали.
– Тебе хочется такую Берегиню, – спросила Мария.
– А кому же ее не хочется, ты будешь моей Берегиней, – внезапно заявил Мишель и пристально на нее посмотрел, да так, как не смотрел никогда прежде. Случалось с ним такое вдруг.
Она улыбнулась и передернула плечами, а вот в лицо Варвары в тот вечер он так и не смог взглянуть, да и некогда было, за ними прибежал дворовый мальчишка, заявил о том, что бабушка очень сердита, и барину надо отправляться домой.
№№№№№№№
Он тут же забыл и о Марии, и о Варваре, он злился на бабушку, все еще считавшую его малым ребенком. Как так можно суетиться, да еще, когда рядом с ним сестры. По дороге Мишель решил, что он обо всем скажет бабушке. Но ничего этого не сделал, как только она на него взглянула и заставила его выпить чаю с медом и ложиться спать. Ему тут же захотелось завалиться на постель и заснуть. Нет, власть ее была безгранична, и все говорить он мог только до тех пор, пока не видел ее и оставался на приличном расстоянии, но не потом, при встрече.
Сестры тоже вернулись домой в тот вечер и долго говорили о том, что там творилось. Мария таинственно улыбалась, а Варвара маялась от ревности.
– Какой он странный, однако, вроде бы и тянется ко мне, но ничего и никогда не говорит. Не поверю, что ему нравится Мария, но он так и липнет к ней, словно хочет всю душу из меня вытрясти.
Сестрам она ничего не сказала, но те давно привыкли к тому, что с ней всегда все так и было, замкнута, угрюма, кто же сможет полюбить, а потом и выдержать такую.
№№№№№№№№
И наступила Купальская ночь. Мишель вместе с парнями устремился в чащу, обгоняя всех, по неведомым тропкам понесся туда, где должен быть цветок, никакая сила не могла бы сладить с ним.
– Ему совсем не страшно? – спрашивала Мария у Елизаветы.
– Он никогда не признается, что ему было страшно, скорее умрет.
– Не говори о смерти в такой час и в таком месте, не зови ее, – услышали они голос младшей сестры и поежились.
Хотелось отправиться домой, не дожидаясь Мишеля, но не могли же они его оставить тут одного, потому стояли и тряслись от холода и страха, не решаясь подойти к костру, и побыть среди людей. Им хотелось хоть в какой-то мере пережить то же, что и он.
Наконец появился Мишель, появился самым первым из тех, кто отважился за ним идти, и протянул цветок молча Марии. На этот раз девица растерялась и передала его Варваре.
– Не сердись, но ей он нужнее, пусть ее желание исполниться. Может она хоть раз улыбнется.
Даже во мраке было видно, как побледнел герой, окаменел на месте и что-то проворчал, но разобрать этого никак нельзя было. Они все трое подошли к костру, через который начали прыгать парни с девушками, и смотрели на то, как летят они в воздухе, крепко взявшись за руки. Но это было разрешено только взрослым. Если бы он пошел на такое, бабушка бы узнала о том, и больше не выпустила бы его в лес, и тогда он не пережил бы всех этих трепетных волнений.
А в полумраке сестры казались русалками – берегинями, вечерний свет творил сказки. И по дороге домой, в темноте можно было коснуться невзначай одну из них, ту, которая окажется ближе, а ведь это чудо чудесное. Потому прыжки через огонь можно было и отложить на время.
Глава 23 Две женщины
Тетушка Мария – хранительница всех его тайн и детских, и юношеских секретов. Это ей он писал свои первые письма и все письма потом. Ведь надо было кому-то писать, значит ей. Между ними была какая-то тайная, но очень прочная связь. Она понимала его, никто не понимал, а она понимала, а главное, она умела хранить тайны от бабушки тоже. В первую очередь от бабушки, он убедился в этом и почувствовал, что они нужны друг другу. Когда она была у них в гостях, то слышала, как он играет на скрипке и была восхищена, по-настоящему восхищена. Мишель бы сразу почувствовал, если бы она лукавила. Но вот стихотворений его она никогда не слышала раньше, он бы не решился их прочитать, и только в письме к ней прозвучали строки, она сначала пропустила их, кто-то отвлек ненароком, потом вернулась, перечитала еще раз и была восхищена. Этого не может быть, но так было,
– Ведь он поэт, – про себя отметила тетушка, да и рисует недурственно, вот бы дожить до тех лет, когда он станет взрослым и посмотреть каким он будет, как высоко взлетит. А ведь в том нет никаких сомнений. У него талант, огромнвый и многогранный талант, который должен развиваться и крепнуть со временем, характер тяжелый, но у кого из творцов он был легким? Вот хотя бы Пушкин, он снова с кем-то поссорился, снова дуэль, никто не вспомнит какая по счету, а Мишель взлетит выше Пушкина.
Но ведь это она рассказала ему о Пушкине и подарила первую книжку его стихотворений. Она пыталась и сама писать, но у нее это так скверно получалось, вот и пришлось оставаться только благодарным читателем, восхищаться чужими творениями. Обидно, досадно, но тут ничего не сделать. Он говорил ей обо всем. Но даже ей Мишель не признался, что читал тайком Рылеева в те страшные декабрские дни. Наступит ли такой момент, когда он кому-то в том сможет признаться? Наверное, это всегда будет очень опасно. Он уже слышал о казни, о том, как много людей виновных и невинных отправились в Сибирь. И они должны будет там умереть, и оставаться навсегда, царь, этот грозный царь не помилует их никогда.
№№№№№№№№№
Нет, о Рылееве и тех, кто был с ним лучше позабыть и никогда не вспоминать. Тетушку в те дни Мишель ждал с нетерпением, ему хотелось поскорее расспросить о Пушкине, о том каков он и как там поживает. И она явилась, как ангел небесный. Хотя тогда уже он ведал о том, что есть, и ангелы смерти и несут они не только радость, вот один из них унес душу матери, но она точно была совсем другой.
– Он взрывной и несносный, – произнесла тетушка, – он все время хочет стреляться. Даже друзья его порой вынуждены от него отворачиваться, потому что редко кому удается выдержать его нрав. Сколько можно уводить его от дуэлей, вызывая гнев, а в гневе он опасен и страшен.
