Геката – богиня ночи. Мифы и сказания

Глава 18 Ссора Геи с Реей

Там, у Геи, Никта снова встретилась с Реей, недаром говорится, что в тихом болоте все черти водятся, так было и там, в душе Реи каких чертей только не бывало, она винила в своих бедах весь белый свет, и Никту, которая оказалась тут в первую очередь.

– Как вы можете тут про Кроноса говорить, да разве не он вас от Урана спас, ведь это потом хорошо стало, а пока тот был жив, он же был настоящим кошмаром, для вас для всех, или просто забыли, что он вытворял.

– Это ты забыла, где находишься, что тут делаешь, – не выдержала Гея.

– Я потеряла мужа и могу говорить о тех, кто повинен в том, что я осталась в этом мире одна. Да и не матушка ли толкала его на это ужасное преступление, а теперь строит из себя обиженную и несчастную. Не она ли заказала это убийство, которое только Зевсу и помогло утвердиться, ведь побеждает всегда тот, кто не ввязывался с такую вот схватку, а тот, кто ввязывался – проигрывает и становится злейшим врагом. Как легко сидеть на берегу и ждать, пока мимо проплывает труп твоего врага.

Гея почувствовала, что ее снова обвинят во всех смертных грехах, хотя дочь ее говорила правду, но правда показалась ей слишком горькой, потому она и стала возникать, напомнив о главном.

– Тебе чудом удалось спасти единственного ребенка, так чем же он так хорош? Не он ли сожрал в страхе за себя любимого всех, кому ты пыталась подарить жизнь, – да он мой сын, я породила это чудовище, но он пожрал все, что породила ты, и о чем же ты теперь сожалеешь и слезы льешь? Да ты должна меня благодарить за то, что мы от него все избавились.

– Но, то, что творит этот ребенок теперь, лучше было его совсем не спасать? Вот сыновья наши с тобой точно друг друга стоят, только Кронос все-таки был не так жесток и безрассуден, как Зевс. Недаром говорят, что каждый следующий бывает хуже предыдущего.

Тогда они обе повернулись к Никте, веря в то, что она их рассудит, но Никта чувствовала, что она не может принять ту или другую сторону.

– Все идет так, как идет, и не мы, а богини судьбы могут за все ответить, – пыталась она усмирить поток страстей

– И все-таки ты все слышала и знаешь, и должна сказать, кто прав, а кто виноват.

– Я пришла к вам, чтобы обрести покой и радость, но вижу, что тут ими и не пахнет даже. Вот вам и свет и радости, которые он может подарить.

Мать и дочь уставились на нее, еще больше поразившись тому, что творилось вокруг.

– И что ты хочешь делать?

– Во тьме бродить мне надоело, с вами тоже все печально, потому и остается мне только вернуться к молодым богиням, там тоже есть свои сложности, но не такие же, – усмехнулась она.

– Но там царит Афродита – богиня любви, и старым богиням лучше держаться от нее подальше.

– Я помню, что она там царит, но может быть любовь – это не так скверно, как нам кажется? Тяжело и печально порой, но интереснее, чем во мраке совсем без любви. Да и по-старому все тут у вас, даже века не смогли вас примириться, и никто, наверное, ничего не сможет больше сделать.

Гее почувствовала, что она снова останется одна, что даже Никта не хочет тут оставаться, и попыталась сделать хоть что-то, чтобы все это было не так… Но ее опередила Рея…

Глава 19 Ярость или страсть

Никта готова была отправиться во тьму, когда на пути у нее встала Рея, гневная и решительная.

– Подожди, не торопись, ты всегда успеешь, а пока лучше останься тут, ты вот слышала, как Гея защищает Зевса и, наверное, не понимаешь, почему я на него нападаю, а все очень просто. Мне казалось, когда я его спасала, что он будет лучшим, что он украсит этот мир, но что же получилось после того, когда были повержены Титаны и миром стали править боги. когда он с Аидом и Посейдоном разделил этот мир?

Да он просто решил всех богинь и всех женщин покорить, и каждая из них должна была родить ему детей. И неважно было для него, хотели они того или нет. Некоторые, особенно строптивые, вообще были обмануты. Не он ли под видом мужа прокрался к одной из них и обернулся лебедем, чтобы покорить другую, конечно, они сами были виноваты в том, что не устояли, но глупые считали за честь оказаться с ним, а умные просто понимали, что он все равно добьется своего, хочется им этого или нет. Так оно и было, и что же мы получили из всего этого? Яростную Геру, которой не было ни минуты покоя, из гордой и строптивой девицы, она превратилась в чудовище, с которым сравниться может разве что только Горгона, да она и стала настоящей Горгоной, Медуза ей в подметки больше не годилась.

– Но почему все так вышло? – удивленно спросила она.

– А потому и вышло, что не было над ним никакой власти, не было и быть не могло, вот он и решил, что все ему позволено, и решил как можно больше детей в этом мире оставить. Вот и остались они все тут, а нам никакого сдала с ними не было и нет.

Но чем больше говорила Рея, уверенная, что она будет правильно понято богиней тьмы, и та не станет ее осуждать, тем хуже все для нее на самом деле оказалось.

– Бедный, Зевс, когда у него такая мать и такая жена, то невольно бросишься в любые объятья, а что ему еще остается? – усмехнулась Никта.

Рея поняла, что все ее усилия напрасны, топнула ногой, и отошла в сторону – наверное, все станут его оправдывать. Неужели он так хорош, что смог зачаровать даже древнюю богиню, да не может быть такого, не должно так все быть, и все-таки было.

№№№№№№№

Никта решила навестить Зевса – этого одинокого и несчастного (она не сомневалась, что он несчастен) верховного бога, от которого отстранились и мать, и бабушка, и жена.

Он и на самом деле остался один против всех, и что ему остается, только переживать новые страсти, только заботиться о потомстве и привлечь на свою сторону всех привлекательных дев, жен. Только так он и может чувствовать, что жизнь идет, что она прекрасна и восхитительна.

– Ярость и страсть – вот все, что ему остается в этом мире, нет, и не может быть тут ничего другого, – тяжело вздохнула богиня тьмы, она-то знала больше и видела значительно дальше.

Она с высоты любовалась, как Зевс обнимал какую-то богиню, одну из новых, и они все были для нее на одно лицо, не отличить, не разобраться, и обреченно повторяла:

– Власть и страсть, вот все, что ему еще осталось в этом странном мире. Его мир и будет именно таким, никакого другого он не знает и не ведает, только власть и страсть. Но какой же пустой и безрадостной кажется такая жизн.

Глава 20 Раздумья на лунной дорожке

– Власть и страсть, – вот что остается, – повторяла Ника, думая о Зевсе, о том, что он брошен, оставлен всеми в этом мире. Как трудно быть верховным богом, первым из Олимпийцев, ведь это сущее наказание для мальчишки.

Но ведь она думала и о себе самой тоже, это была и она такая вот страстная и одинокая. Только никто из новых никогда не решится к ней приблизится, не оттого ли она может любоваться чужими страстями и забыть о своих собственных?

Никта шагала по лунной дорожке – границе между мирами, разделявшими свет и тьму, второе было милое и родное для нее, первое —ненавистное и далекое. Но она обречена была шагать по этой дорожке, не отклоняясь в сторону.

– Я совсем одна, – твердила она в слепой надежде, что кто-то в этой лунной пустыне может ее услышать, – Я одна и мне не хочется оставаться между своих или чужих, потому что и то и другое давно постыло.

Наверное, она скорее рванулась бы к молодым и дерзким, но они считают ее чем-то давно отжившим и скорее бояться, а Никто вовсе не хотелось, чтобы кто-то и где-то ее боялся.

– Нет, придется остаться одной и затеряться где-то во тьме.

Но вот этого ей захотелось меньше всего. Она смотрела, как Зевс придавался любви с какой-то богиней, и понимала, что где-то там еще есть жизнь, и в этой жизни она может стать кем-то, хотя бы попытаться стать, а вернуться во тьму никогда не поздно.

Так помедлив немного, богиня ступила в сторону света. Остановилась, и сделала еще один шаг. Хотела она того или нет, но оказалась лицом к лицу сначала с той самой неведомой богиней, которая убегала от Зевса вся в слезах то ли радости то ли горести.

Потом перед ней появился сам Зевс.

– Ты давно наблюдаешь за нами?

– Порядочно, ты помог мне решиться может быть на самый важный шаг в моей жизни, – отвечала Никта, теперь я все сама могу для себя решить. Страсть – это прекрасно, это то немногое, что богов делает богами, а людей людьми.

– Ты бы сказала об этом Гере, – усмехнулся Зевс, понимая, что она совсем другая, она может быть единственная, кто его понимает.

– А что с ней говорить, ты же сам выбрал свою сестру в жены для того, чтобы она не изменяла тебе и не оставила тебя. Иначе и вовсе бы в этом не разобраться, во всем, что у вас тут творится.

– Может быть, но я не думал, что она так станет терзать меня.

– А что ей еще остается делать – собака на сене, и сама ничего не хочет и другим никогда не отдаст, но ради того, чтобы обладать все новыми и новыми богинями, тебе придется терпеть все ее капризы.

– Придется терпеть, – задумчиво повторил Зевс, – только как же это порой невыносимо становится.

– А эта была резва и прекрасна.

Никта усмехнулась. Оба они подумали о том, что бы говорила она, стань женой Зевса. Но они оба понимали, что она никогда не станет ничьей женой, потому что ей хорошо было говорить обо всем этом с высоты своего положения. А быть с кем-то, лишиться власти над миром, и потом лопаться от злости и ревности, разве переживет такое древняя богиня?

– Ну для того чтобы изменить себе и миру, у тебя есть Елена, -усмехнулась Никта

Зевс удивленно посмотрел на нее, и на самом деле у него была Елена, та самая дочь Леды, которая доставила ему меньше всех радости, потому что совсем его не любила. А вот дочь ее, рожденная в нелюбви, заставит этот мир перевернуться вверх дном, все в этом мире пахло войной, новой, большой войной, которую он никак не смог бы предотвратить. И все-таки нужно было хоть что-то предпринять верховному богу, вот если бы еще знать и ведать, что же именно он должен сотворить. Но и боги, самые всемогущие боги порой страшно далеки от всего, что творится в этом мире, да и ведают они далеко не все, что там происходит.

Глава 21 Елена на острове чародейки

Елена между тем подрастала и становилась все краше. Та, которой не досталась любви, должна была обладать красотой, несравненной красотой, чтобы хоть как-то отличаться от всех, кто были с ней рядом, и это все было у Елены. Только зачем красота, если в тебя будут влюбляться, а ты так никогда и никого не полюбишь? Она не только дар, она может стать самым страшным ядом и отравой.

Только что она была возвращена домой братьями после того, когда заставила царя Афин украсть себя, спасти от более жестоких женихов, понаехавших к отцу, и тот согласился, наверное, сам не понимая почему. Тезей вообще всегда крал и спасал тех, которые ему не были нужны, такова была его судьба. Красота умеет заставлять творить безумства, Елена это умела с рождения лучше других. Но ничего у нее не получилось в Афинах. Тезей не собирался ее касаться, потому что еще раньше его обольстила раз и навсегда коварная и взрослая Медея, с которой не могла поспорить юная красавица. Дикая и жестокая дочь Этта не смогла удержать Язона, а вот с Тезеем у нее все получилось, так, что Елена была над ним не властна, не потому ли она будет любить его всю оставшуюся жизнь потом?

Хотя пока еще она о том не ведала, и отправилась к Цирцее с тайной надеждой на то, что та подскажет ей, как бороться с ее племянницей, уж кому, как не тетушке это знать. Ведь в запасе у нее была молодость и красота, то, чего никогда не будет у грозной Медеи, не потому ли расстался с ней Язон. Даже после всего, что она для него сделала, скорее всего, потому что она слишком много для него сделала. Ему не хотелось помнить о том, что он во всем был ей обязан, Язон, как и всякий грек, рвался в цари.

О волшебнице ходили разные слухи, но на самом деле она оказалась еще более грозной и яростной, чем говорили те, кто никогда ее прежде не видел. И только Елена не собиралась перед ней заискивать, потому что знала, что она не так уж мало может, что многое, если не все в ее власти. И все-таки она пришла просить, о чем сразу ей напомнила грозная Цирцея и намекнула, что она спокойно может обращать людей в свиней, ну или в любых других животных по их желанию, а если нет желаний, тогда пусть пеняют на себя.

– Тебе не о Тезее надо думать, потому что он только далекая звезда, мелькнул и погас, и нет его больше в твоей судьбе, – наконец сменила гнев на милость Цирцея.

– А о ком же тогда, – сердце Елены сжалось, она больше не могла притворяться, что хранит спокойствие.

– Загляни в свои сны, и ты убедишься в том, что нет там Тезея, как и в снах Медеи, для вас обеих он прошлое, потому и ревность – это только пустая забава.

Елена вздрогнула, она и сама стала многое вспоминать, один и тот же сон, который видела с самого раннего детства:

– Мне снится царевич, молодой и красивый, из какого-то чужого мира, я не помню, как называется с царство, из которого он явился. Но он приходит ко мне и говорит, что его зовут Парис, что мы созданы друг для друга, что ему подарила меня какая-то богиня. Но я не хочу, чтобы он вторгался в мою жизнь. Разве богиня может подарить кого-то и кому-то.

– Богини все могут, а если это богиня любви, – волшебница показала, что ей известно, о ком и о чем идет речь.

Елена вздрогнула, уж этого она никак не могла ожидать.

– Я тоже не хотела, чтобы Одиссей уходил из моей, только кто нас о том спрашивает? – улыбнулась Цирцея, – живи и радуйся, пока ничего не случится, а потом и решим, что делать дальше, но знаю одно – войны не избежать. И она начнется из-за тебя и из-за этого парня, который тебе снится, его и правда зовут Парис. И он сын Троянского царя Приама.

Цирцея улыбнулась, подумав еще раз о том, что знания умножают печали, недаром так страдала сестра Париса царевна Кассандра.

– Войны? О какой войне ты говоришь? – возмутилась Елена.

– О грядущей войне, – отвечала Цирцея, и смотрела яростно на Елену.

Ей и самой казалось странным то, что какая-то Елена, даже не Артемида или Афина, а глупая Елена должна стоять в центре всех грозных событий, и мир будет вертеться вокруг нее.

Ей этого не надо, она ничего в этом не понимает. Но она будет заправлять всем в этом мире. А богиням придется воевать друг с другом и плясать под ее дудку, и где справедливость в этом мире?

Елена поняла, что ей пора уходить, что Цирцея прощается с ней, и задерживаться здесь она больше не может, даже если бы и захотела.

Глава 22 Истории Персея и Париса

Хотя остров Цирцеи находился очень далеко от всего остального мира, но мифы о том, что она там оставалась все время одна, придумали какие-то странные люди или боги. Волшебница если и оставалась одна, то очень ненадолго.

Не бывало такого сроду. Стоило только попрощаться Елене, и поспешно покинуть остров, как там появились богини, словно бы они назначили там место встречи, а может, и назначили, как знать. На этот раз, как к себе домой явилась Эрида, и привела она с собой Афину – воинственную и неумолимую, и с ними появилась и Афродита, как могло такое сборище у волшебницы обойтись без нее? Богиня любви всегда следовала за своими подругами.

– Дочерью Зевса пахнет, – усмехнулась Эрида, которая хотела показать, что ей все ведомо, и она собирается о том рассказать другим.

Эрида не могла ошибиться, потому что слишком много было дочерей у Зевса, и какая-то на самом деле могла сюда недавно заглянуть. Кто бы она ни была, все равно его дочерью окажется.

Цирцея усмехнулась, просто так ли богиня не назвала имени дочери Зевса, знала и молчала, или просто блефовала. Но она решила сделать вид, что пропустила ее слова мимо ушей.

Да и не смогла бы она что-то ответить, потому что все уже повернулись к Никте, то ли и прежде бывшей на острове, но прятавшейся в темной аллее, то ли появившейся только что тут. Никто наверняка этого не знал.

– Раз вы все в сборе, пора нам поговорить о двух сыновьях Зевса, – заявила чародейка.

– Это о каких же, чуть ли не все юнцы и герои —его сыновья, бедняга Посейдон никогда его не догонит, хотя Амфитрита на все закрывает глаза, и ни одного упрека бы ему не бросила, но у него ничего такого сроду не получится, так о каких сыновьях Зевса речь?

– О первом и последнем, – небрежно заметила волшебница. Я, конечно, не могу утверждать, что Персей был самым первым, но будем так считать, а уж Парис точно оказался последним. Из тех, о ком можно говорить серьезно.

– Парис, – сколько же о нем говорят в последнее время, вот уж точно людям и богам больше делать нечего.

Афина сердилась, потому что ей снился сон о Парисе, в котором тот выбрал не ее, а Афродиту. Богине любви снился тот же самый сон, тут уж Гипнос постарался. Вспомнив его, она загадочно улыбалась. Но сожалела о том, что сон был не с четверга на пятницу, и коварный божок может просто им обеим морочить голову. Афродита не была так легковерна, как Афина.

– Парис и Персей на самом деле очень похожи, – задумчиво говорила Цирцея, которая чувствовала себя старше и выше всех богинь, ее даже Эрида не трогала, словно та могла ей ответить так, что мало не покажется, а уж что о вечно юных говорить?

– Но Персей был первым, тогда и страсти не так накалены, и глупая Даная так невинно страдала, ведь Зевс ее просто обманул, когда проник к ней в темницу, обернувшись золотым дождем. Девица так страдала, что и Гера ее пожалела, а потом, он влюбил в себя Медузу, только представить такое можно было. Тогда и богиня любви оставалась где-то в иных мирах. А вот Парису досталась Афродита. А та могла только ему Елену подарить, так трагедия и превращается со временем в фарс.

– Этому коварному пастушку и Елены много, он с чудовищами не сражался, и Пегаса нам не добыл, – буркнула Афродита, слова Цирцеи ей показались обидными.

– Вот и я говорю о том же, любовь она зла бывает и страшна, войной она закончится, и Афина не станет Трое помогать.

Все повернулись к Никте, словно хотели что-то важное от нее услышать.

– Вот и я говорю, что в наше время без любви как-то интереснее и спокойнее было, – усмехнулась Никта, – но мои дочери ничего слышать не хотят, все стали несчастными, но только о ней и думают, только ею и живут. Словно им жить спокойно надоело.

– Персей спас Андромеду, Парис погубит Елену, но в мире что-то должно меняться, у каждого времени свои герои.

Они, не сговариваясь, взглянули на бескрайнее звездное небо, там парил Персей рядом с Андромедой. Молчали богини, каждая думала о своем. Так прошлое, далекое прошлое на острове волшебницы пересеклось с грядущим. И словно она река выливалась из другой, один великолепный миф следовал за другим.

Они знали о том, что случится, знали и то, что изменить его они никак не могли, если бы и захотели, обязательно остальные остановят их, потому что судьба есть судьба… Все будет так, как и должно быть.

Глава 23 В чем провинился Парис

Богини все еще оставались на острове, следили за звездным небом, и говорили теперь о грядущем, потому что именно там каждая из них могла найти еще что-то интересное и важное.

Афине, забывшей о сне, в котором Парис не выбрал ее, хотелось быть справедливой, пока ничего такого не случилось. Но она не могла забыть и простить ему того, что он ее не выбрал.

– Да и что тут говорить, – пожала она плечами, – Парис оказался слаб, он не смог прожить без любви, но не собирался бороться за свое место под солнцем. Ему за это придется дорого заплатить.

– А не ты ли просто не видела его в упор, – отвечала ей Афродита, которой слова эти показались обидными

– Я не могла следить за каждым пастухом, их слишком много, а я одна, – заявила Афина.

– Но ты же знала, что этот был особенным, и под личиной пастуха скрывался царский сын. А их среди пастухов не так много, может быть этот единственный

– Сын, от которого отказался сам царь, потому что думал, что предательство поможет спасти мир. Но предавая одного нельзя спасти остальных, ему это должно быть ведомо.

Никто не сомневался в мудрости Афины, но порой она и сама не верила, что может так вот красиво и складно говорить, вот что значит, когда тебя породил отец, а мать вроде и не была к этому причастна.

– Афина мудра, – говорила Афродита, повернувшись к Цирцее, но она не могла остановить этой войны, и погубить пришлось не только царскую семью – это полбеды, но и значительно больше людей, и самых отважных воинов в первую очередь. Да и царевич все равно погиб, зачем его бедняжку было оставлять в живых, – услышали они нотки жалости в голосе Афродиты, хотя зная о том, что она творила с теми, кто в нее был влюблен, кто влюблен не был, они не смогли бы в это поверить.

Цирцея почувствовала, что и она должна была сказать свое слово, потому и напомнила историю старую, которая, впрочем, была ведома далеко не всем.

– Медуза сделала Персея героем, Елена не смогла бы повторить ее подвига, она была слишком прекрасна и равнодушна ко всему, что происходило и с ним, и с этим миром.

– Персея любила чудовищная Медуза – усмехнулась Афродита, – а Парису я нашла прекрасную Елену. Вот и получается, что уродство и кошмар порой спасает мир, а красота его губит. Мне хотелось убедиться в том, что и такое может быть.

– Но она жена другого, – напомнила Цирцея. – Не от этого ли и начались все беды в том странном мире?

Волшебница усмехнулась, с каких это пор она решила играть роль Геры, может быть ей просто хотелось напомнить Афродите, что она изначально была не права.

– Она была женой того, кого не любит и никогда не полюбит, – вспыхнула Афродита, – я не стану превращать Менелая в белый цветок, он даже не погибнет под стенами Трои, потому что мелок и ничтожен., а еще потому что он ее все-таки любил.

– Отчего же тогда ты допустила эту свадьбу? – удивилась Афина, она хуже всех понимала то, что творила богиня любви. Да и подозревала, что и та сама тоже ничего не понимает.

– Да потому что никуда не могла пристроить такую красавицу, и только этот царь без царства и согласился бы жениться на дочери Зевса, не так ли матушка Цирцея и свою Медею пристроила. Некоторых дев ни за кого приличного невозможно выдать замуж – они погубят любого.

– Тогда почему же Парис? – наконец подала голос Эрида, кажется, и она далеко не все понимала, хотя все это время хранила молчание.

– А это был для них обоих последний шанс полюбить, ведь царевич выбрал любовь, и он любил Елену, так, как ни Тезей, ни Агамемнон ее не мог любить. Когда любит хотя бы один – это хоть что-то.

Как только в беседы всплыло имя грозного царя, все переглянулись, словно стремились понять, при чем тут он, женатый, правда, на сестре Елены, но уж к ней-то не имевший отношения.

И особенно интересно это было Эриде, потому что она уже обдумывала что-то, пытаясь понять, какую пользу можно извлечь из того, о чем она только что узнала.

– Конечно, грозный царь любил повоевать, и Троя была ему нужна, но он пошел на войну из-за Елены, да и на сестре ее женился только потому, что хотел быть ближе к ней, а что, одна жена, вторая любовница, у каждой своя роль в этой драме.

– А не проще ли было просто жениться на той, которую любил?

– Елена не годилась в жены грозному царю, он никогда бы на ней не женился, но и забыть и выбросить ее из своего сердца не мог. А так она все время была рядом.

Богиня любви чувствовала, что она только запутывал все, о чем говорила, но пусть они остаются в неведении, должна же быть какая – то тайна в этом мире, а где любовь и связи – там и вечные тайны. И все вскоре разрешиться, когда грядущее станет настоящим, тогда они все поймут