И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
Вероятно – это стихотворение самая большая мистификация во всей нашей лирике, и уже никто с ней не сравнится.
Забавно читать серьезные статьи Пушкинистов, где они повторяют из раза в раз то, что оно было обращено к А. П. Керн. И эта хорошенькая и страшно ветреная дама, даже не красавица по тем понятиям, и стала для поэта, который точно подбирал слова и никогда не лукавил «гением чистой красоты», Музой номер один. Но простите, Муза это та, с которой не спят и вступают в совсем иные творческие отношения, это неземное создание, и любую из девушек, женщин Музой можно назвать только условно. Была Музой в какой-то мере Лаура для Петрарки, Беатриче для Данте, так там и условия были совсем иными, они и видели то своих Прекрасных дам только издалека. Поэту, наверное, надо на кого-нибудь молиться, но уж согласитесь, что это совсем не тот случай, почитайте переписку Пушкина, где он четко пишет о встречах с А. П. Керн. Да, она владела одной из копий этого стихотворения и уверяла знакомых, что обращено оно именно к ней, можно допустить даже, что поэт так и подписал эту самую копию, чтобы ввести весь мир в заблуждение, и у него были для этого веские основания.
Пушкин не отрицал этого факта именно потому, что ему было что скрывать, и он хотел, чтобы так думали. Но весь текст кричит, просто вопит против этого утверждения, там нет ни одного указания на то, что посвящен он одной из Донжуанского списка поэта. И тогда серьезные дяди говорит:
– Да, отношения у них были вот такие, но при этом он мог возвысить вот так любимую женщину, поднять ее до звезд в своем творчестве. Но ведь это лукавство какое-то. У Пушкина так быть не могло…
Откуда же появилось это неземное создание, буквально спустившееся с небес. А теперь вспомните Ахматовское «Юный отрок бродил по аллеям» Царскосельского парка. Вот оттуда и пришел к нему «гений чистой красоты», в то время как жену он называл Моя мадонна, – все-таки смертная, хотя выше и прекрасней других, но не божество.
А там, в Царском Селе, где они были в пансионате Лицея постоянно, она жила по соседству, гуляла в том самом саду, они встречались, о чем есть документальные свидетельства. Она заботилась о детях, оставшиеся без родителей на долгий срок, как о своих собственных. И прекрасная, неземная императрица, могла показаться ребенку с пылким воображением богиней.
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Разве можно как – то по-другому истолковать воспоминания о той давней встрече. Стихотворение написано в том самом 1825 году, когда у нее появилась возможность стать царицей, не об этом ли мечтает и сам поэт. Но ничего этого не случилось. На престол взошел Николай Павлович, она оказалась в опале. Он понимал, что она уходила от него навсегда, и больше не может быть даже этих встреч на расстоянии. И что у него оставалось в жизни? Протесты, дуэли, выпады против нового императора, который пока еще ни в чем не был виноват. Но виноват уже в том, что он, а не она занял пустой престол, ведь ходили упорные слухи о том, что умерла она не своей смертью, что в этом ей помогли, и до него доходили эти слухи. И это еще одно доказательство того, что не мог он быть ни в одном тайном обществе против нее. Разве что в ее тайном обществе, тех, кто хотел, чтобы она стала императрицей после ухода ее мужа. Эти люди хотели привести на престол Елизавету, правда, сама она этому противилась.
Но жизнь, и слезы и любовь могли вернуться только пока она была жива – это как раз тот короткий отрезок времени до мая 1826 года, когда он был счастлив, и надеялся, что стихотворение попадет к ней, она узнает о его чувствах. Так далекое прошлое, лицейские годы, соединились с настоящим, и не было там никакой А. Керн и близко, я о знаменитом стихотворении, а не о жизни поэта, конечно.
В стихотворении «К ней» 1816 года поэт тоже пишет о встрече с гением чистой красоты
Все снова расцвело, Я жизнью трепетал,
Природы вновь восторженный свидетель,
Живее чувствовал, свободнее дышал,
Сильней пленяла добродетель..
Кстати, так В. А. Жуковский писал о Музе, и впервые именно у него появилась эта формулировка:
Цветы мечты уединенной,
И жизни лучшие цветы
Кладу на твой алтарь священный,
О гений чистой красоты!
И понятно, что строки эти относятся вовсе не к реальной женщине, как бы прекрасна она не была «Добродетель чистой красоты – это не к той, с которой явная связь, интрига. Но она может прикрывать, явно или тайно, не ведая о том, другую, тайна, о которой хранилась, хотя и была известна многим в Пушкинском кругу. Об этом заговорила в своих книгах поэтесса Л. Васильева. И это больше похоже на правду, чем официальная версия, которая никак не вытекает из пушкинского текста.
Мы знаем, что после того, когда императрицы не стало, поэт потерял надежду на то, что в мире может что-то перемениться, свобода, счастье, вольность стали для него и всего круга его невозможны.
Урок 17 Клеопатра – символ власти
Образ Властелина, его отношения с миром волновал Пушкина с самого начала творческого пути, со временем взаимоотношения Поэт – Властелин становились для него все тяжелее.
Если «Анчар» стал итоговым стихотворением и вызвал негативную реакцию императора, то на четыре года раньше было написано стихотворение «Клеопатра», и случилось это еще до бунта Декабристов. Поэт обращается к образу царицы цариц, сумевшей покорить и грозного Цезаря и героического Марка Антония. Он пишет о трех встречах Клеопатры, о ночах страсти, которые возлюбленные должны купить ценою жизни, об отношениях к этому разных людей. Историческая сценка, которая могла иметь место и в реальности, искусно написана гением. Он лучше многих знал, что такое страсть.
«Египетские ночи» произвели неизгладимое впечатление на А. Блока, А. Ахматову, да и других поэтов серебряного века. У Блока во всех главных циклах появляется образ Египетской царицы. Пушкина в первую очередь волнует ее власть над любовью
Царица голосом и взоров
Свой пышный оживляла пир.
А вот в древнем источнике читаем:
Клеопатра торговала своей красотой, многие добровольно покупали ее ночи ценой собственной жизни.
У Пушкина перед нами появляются воин, старик и мальчик. Они готовы на все ради ночи страсти. Центральной фигурой становится образ юноши, жизнь которого только начинается, и можно ли ее просто так оборвать?
И грустный взор остановила
Царица грустная на нем
А в черновике был другой вариант у Пушкина
И с умилением на нем царица взор остановила
Между умилением и грустью огромная пропасть и вся гамма чувств, которые переживает царица в этот момент. Страсть, вероятно, оправдывает многое. А вот холодный расчет в «Анчаре», когда владыка послал раба, чтобы добыть ему яд и убить отравленным стрелами соседей – это осуждается категорически. Это совсем иное, необъяснимое и непонятное нормальному человеку действие.
Вероятно, тема Клеопатры так волновала поэта, что он обратился к ней и в 1835 году, когда и были написаны «Египетские ночи», куда и войдет стихотворение о пире Клеопатры.
И здесь царица кажется еще более великолепной, чем прежде, со временем его чувства к ней только усиливаются.
Покорны ей земные боги,
Полны чудес ее чертоги,
Сирийский дышит фимиам
Картина античного мира выписана весомо и зримо, ведь с античности начиналось возрождение. Это последняя надежда для поэта как-то переменить свой мир, и произойти это все, по его мнению, должно мирным путем, потому что бунт они уже пережили, и ничего хорошего там не было. И умереть на золотом ложе от руки возлюбленной приятнее, чем от отравленной стрелы властелина.
На протяжении всей недолгой жизни Клеопатра царит в мире поэта, она возникает в его творениях слова и снова.