– Ну чего ещё ему от неё надо? Ну прислала, и что? – Чёрт с ней, с Розкой, на самом деле! Не лучше ли просто поспать после сытного обеда?
И… – вместо запланированного просмотра «Чёрной смерти» – Васяня попросту уснул… и проспал до пяти вечера. А проснулся, когда рядом затрещал телефон.
Он схватил трубку и – много более резко, чем требовалось – прокричал:
– Алло! Алло? Алло!!! Ну, чего там ещё? Алло!
В трубке не слышалось ничего, кроме шорохов.
– Какого чёрта! – выругался он гневно, разозлившись! Сами же разбудили, а говорить не хотят… Вот скоты!
Беспринципное молчание злило не на шутку. Василий постучал костяшками пальцев по той части трубки, куда только что выругался – для верности, как если бы в дверь избушки, чтобы открылась – после чего снова поднёс её к уху, послушал – прошипел «тупые дятлы» и нажал «отбой».
Вскоре Бурмистров поднялся, прошёл к коробке и притащил её на кровать.
Снова достал носок… – понюхал, улыбнулся – извлёк откуда-то из дебрей ящика бельевую прищепку и… навесил носок на люстру.
После этого сел в кресло и стал любоваться висящим у потолка носком. Просидев так – уставившись в одну точку и ничего не думая – не менее получаса, он захотел в туалет.
Справив малую нужду и на обратном пути заглянув к бабке: Клара Адольфовна спала – Бурмистров вернулся к себе, остановился у двери и… – опять заторможено уставился на носок: свисающий с люстры, тот даже не качнулся! И ровно ни о чём не говорил.
Васяня трижды дернул носом, – наклоняя голову набок, – посмотрел внимательно ещё раз, и… трижды пролаял:
– Ав, ав, ав! – Гы, гы… – дура!
Часть четырнадцатая
В чём же дело?
«Сунь хуй в чай и вынь су хим…» – снова и снова вертелась в голове надоевшая до оскомины фраза. Бурмистров, в который уже раз, попытался собрать мысли «в кучку». Но увы – они расползались, как сбегающее тесто. Постоянно и бессмысленно выскакивали в мозгу обрывки фраз и дурацкие слова: «гипноз», «волосок», «ногти», – сосредоточиться ни на чём не удавалось. Что-то с ним было не так. Что-то никак не восстанавливалось.
Начиная с того самого дня, когда он встретился с Розкой около Пушкина, ему никак не удавалось вернуться в прежний ритм жизни.
Дело дошло до того, что Васяню отправили в отпуск, потому что на работе сосредоточиться он тоже больше не мог. И это очень быстро просекли. Попытались выяснить, чего случилось, но… – ведь не случилось ровно НИЧЕГО?!! – Вот в чём заключалась злорадная, скотская правда жизни! Васяня и сам никак не мог взять в толк, что же такое с ним произошло. И спросить, главное, было не у кого!
Даже Козинцев, как на грех, смылся в деревню. – Кто у него вообще-то в деревне жил? – Не упоминал ведь ни разу, мерзавец! Но вдруг испарился, подсунув записку под дверь. И когда объявится – хрен его знает! На звонки не отвечает…
Самойлова тоже ни разу не объявилась. Все суки как вымерли! Одному ему теперь расхлёбывай!
Чего «расхлёбывать» – Васяня тоже не знал.
Всё было по-прежнему, но одновременно всё НЕ ТАК! Даже почти никогда не болеющая бабка, и то – блять! – расклеилась полностью! Хоть ко врачу веди! Она вообще теперь отказывалась вставать: цветками своими обставилась вокруг кровати и лежит – мумия неподвижная! Жаловаться даже перестала. Ну и чего ко врачу вести, если она больше ни на что не жалуется? Ничего вообще не говорит…
Но не в бабке дело. Подумаешь, заболела! Ей уже давно нужно было болеть да помирать, и так уже, слава Богу – скоро семьдесят четыре! Зажилась, сколько ж можно!
– Так в чём же дело? – в сотый, наверно, раз (только за последний день) спрашивал себя Васяня. И снова мозг метался в черепной коробке загнанной в клетку зверушкой, не находя ни единого ответа.
Он попробовал в очередной раз представить, как найдёт Розку и выскажет всё, что о ней думает. Но ничего не получалось: на месте Розки он видел то пистолет, который «под подушкой», то спину матери, когда она кокетливо оборачивается к своему трахалю, то вообще уж – не пришей кобыле хвост! – рожу и глазки Бомжихи, пока она лыбится с письмом в руках, стоя на пороге его квартиры. Короче: невольно представлялось любое дерьмо, но Розку – будто из памяти вычистило! Он даже не мог вспомнить её бляцкую морду!
– Ну и как это можно объяснить? – спрашивал Васяня молчаливые стены.
***
Неожиданно для себя, Василий стал пить. Но, что самое интересное – Бурмистров не хмелел. Состояние его от спиртного совершенно не менялось: как было невнятно-мутным, таким и сохранялось.
В очередной раз он набрал номер Козинцева. Трубку снова никто не снял, и автоответчик в который уже раз прогундосил, что оставить запись не представляется возможным в связи с переполненным мейл-боксом.
Василий тупо смотрел на стену и думал… И снова – наверно в сотый раз, словно заезженная пластинка – вернулась эта дурацкая фраза: «сунь хуй в чай и вынь су хим».
– Вот так и сходят с ума, – внезапно подумал Васяня и заплакал.
Часть пятнадцатая
Ночной кошмар
Сколько он проспал, сидя в кресле напротив компьютера – Бурмистов не знал: может, полдня, а может и два дня. Ноги затекли, а ощущение времени удивительным образом исчезло. За окном стояла плотная темнота. Пошевелив мышкой, молодой человек вгляделся в монитор. Компьютер не реагировал. Включив его заново и подождав пока появится картинка, Бурмистров стал припоминать, какое число в последний раз видел в углу монитора, не вспомнил…
– Совсем раскис, – подумал Василий.
Обессиленное состояние держалось уже более двух недель. На работу он всё ещё не ходил. Теперь он экономил силы и выполнял только самое необходимое: выпивал, ел сам и старался кормить бабку – та почти совсем перестала есть, иногда лишь выходил за хлебом, молоком и спиртным, и пытался отдыхать, уставившись в телек или в компьютер, но постоянно засыпая.
По всем признакам, у него случилось недомогание на основе нехватки витаминов и жизненной энергии. Он даже несколько раз вынужден был принимать подаренные бабке таблетки, но всё равно ничего не помогло – скорее даже хуже стало…
Во всём Васяня винил Розку. Это она, сучка и предательница, подставила его – так, что Бурмистров даже заболел… От нервного потрясения, наверно. Вот же – всегда он опасался баб, но стоило всё же единственный раз связаться, и всё пошло прахом!
Не смотря на ночь – в подъезде копошилась жизнь. Там раздавались шорохи и приглушённые голоса: кто-то о чём-то спрашивал, полушёпотом…
Васяня потихоньку пробрался к двери и – не включая свет – посмотрел в глазок…
Жутким потрясением прошило беднягу насквозь! От макушки до самых пят прострелило страхом, так что он едва не лишился чувств: – через глазок на него в упор смотрело чьё-то поганое лицо! Какая-то грёбаная харя стояла вплотную к Васиной двери и пялилась строго в глазок – внутрь его квартиры!
Василий невольно отпрянул от двери! – Раздался оглушающий грохот, позади него! Вместе с зонтами, пальто и портфелем – опрокинулась стоящая на ножках декоративная вешалка, зацепив вазу на тумбочке около зеркала, которая тоже полетела на пол и разбилась вдребезги на тысячи осколков!
Грохот в ушах Бурмистрова прогремел такой силы, будто раздался взрыв – так с перепугу показалось Васяне, пока он в панике бежал подальше от двери! Он понимал, что его услышали, и натурально подыхал от страху.
«Кто там? Чего хотят? Почему ночью? Почему подглядывают?» – в паническом ужасе метались в темноте кровавые вспышки вопросов, и – ни одного хотя бы бледного проблеска ответа.
Васяня заскочил в комнату бабки и ринулся к спящей! Она, как обычно, лежала на спине, уставясь закрытыми глазами в потолок. Бурмистров навалился на кровать и стал судорожно толкать бабку, стараясь разбудить.
Тщетно: Клара Адольфовна не реагировала. Молодого человека в очередной раз объял ужас: под его руками – как застывшая рыбина из холодильника – качалась бревном из стороны в сторону холодная безразличная «мумия»… – Бабка была мертва!
Её тело успело даже слегка окоченеть. В панике Васяня не сразу понял, что тормошит труп. А когда понял – невольно заорал.
В этот момент из коридора послышался шум открываемого замка. Хлопнула входная дверь, и, теряя сознание – Васяня увидел свет…
Часть шестнадцатая
Странные гости