Воспоминания о прошлом Земли. Трилогия

Советник по науке отдал приказ развернуть протон в два измерения. В космосе вокруг кольца плавали три куба – это были термоядерные генераторы, питающие ускоритель. Их радиаторы постепенно разгорались тусклым красным светом. Толпа, затаив дыхание, следила за ускорителем, но там, казалось, ничего не происходило.

Через одну десятую трисолярианского часа советник по науке поднес к уху наушник и принялся напряженно слушать. Потом сказал:

– Правитель, к сожалению, нас постигла неудача. Мы развернули на одно измерение больше, чем надо, так что протон стал одномерным.

– Одномерным? Вытянулся в линию?

– Да. В бесконечно тонкую струну. Теоретически она должна бы протянуться на тысячу пятьсот световых часов.

– Мы затратили все ресурсы, на которые можно было построить второй межзвездный флот, – процедил военный советник, – чтобы получить этакий результат?!

– При научных экспериментах, как правило, идет процесс, в течение которого сглаживаются шероховатости. Как-никак сегодня мы разворачиваем протон впервые в истории.

Разочарованная толпа начала расходиться, однако эксперимент вовсе не закончился. Физики полагали, что одномерный протон останется на стационарной орбите вокруг Трисоляриса навечно, но под воздействием солнечных ветров струна разломалась, и кусочки выпали в атмосферу. Спустя шесть часов каждый, кто находился под открытым небом, мог наблюдать в воздухе странные отсветы, тончайшие, словно паутинки, мерцающие нити. В новостях сообщили, что это одномерный протон, под действием силы тяжести стремящийся к земле. Хотя нити были неимоверно тонкими, они все же создавали поле, отражающее видимый свет. Впервые люди видели материю, состоящую не из атомов: призрачные нити были фрагментами одного-единственного протона.

– Эти штуки так раздражают. – Правитель то и дело проводил ладонью по лицу. Он и советник по науке стояли на широких ступенях Дома Правительства. – Лицо зудит.

– Правитель, это обман чувств. Все струны в сумме имеют массу протона, то есть они не могут нанести никакого вреда, не могут вообще оказать какое-либо воздействие на макромир. Их все равно что не существует.

Но падающих с неба нитей становилось все больше. Весь приземный слой воздуха светился крохотными огоньками. Солнце и звезды обзавелись серебристыми гало. Струны цеплялись за одежду тех, кто находился на улице; за пешеходами тянулись светящиеся шлейфы. Люди возвращались в жилища, занося с собой и нити; в свете ламп виднелись тончайшие сияющие полоски. Когда люди двигались, полоски тоже двигались, увлекаемые потоками воздуха. Это раздражало, несмотря на то что одномерные струны были видны только на свету и на ощупь никак не ощущались.

Светопреставление продолжалось больше двадцати часов. Наконец, оно завершилось, но не потому, что все струны упали на поверхность планеты. Хотя их суммарная масса и была невообразимо мала, но она все же существовала, и поэтому ускорение свободного падения для них было таким же, как и у обычной материи; однако сопротивление атмосферного воздуха не позволяло им упасть на землю. Произошло следующее: при развертывании протона в одном измерении сильное ядерное взаимодействие ослабло, струны постепенно распались на мельчайшие фрагменты, и отражаемый ими свет стал невидим для глаза. Люди думали, что нити исчезли, но на самом деле их крохотные обрывки будут плавать в атмосфере Трисоляриса вечно.

* * *

Спустя 50 трисолярианских часов началась вторая попытка развернуть протон в двух измерениях. Вскоре зрители на земле увидели нечто странное. Сначала термоядерные генераторы засветились красным, а затем около ускорителя возникло несколько колоссальных объектов в форме правильных геометрических тел. Тут были сферы, тетраэдры, кубы, конусы и тому подобное. Они переливались разными красками, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что на самом деле объекты были бесцветными, просто их поверхности представляли собой идеальное зеркало. То, что люди принимали за цвета, было игрой отражений.

– Ну что, удалось? – спросил правитель. – Мы развернули протон в двух измерениях?

Советник по науке отвечал:

– Правитель, еще одна неудача. Я только что получил рапорт из контрольного центра ускорителя. На этот раз ошиблись на одну единицу в другую сторону, и протон развернулся в трех измерениях.

Исполинские зеркальные тела продолжали возникать словно бы из ниоткуда; формы их стали разнообразнее: теперь тут были торы, кресты, даже нечто, смахивающее на ленту Мебиуса. Тела медленно удалялись от ускорителя. Через полчаса они усыпали половину небосклона – как будто некий исполинский ребенок опорожнил в небо содержимое целой коробки с детским конструктором. Свет, отраженный зеркальными поверхностями, добавился к свету солнца, и освещенность планеты возросла раза в два, правда, ее интенсивность все время менялась. Тень от Великого Маятника то пропадала, то появлялась и шаталась из стороны в сторону.

А затем объекты начали менять форму, терять правильность, словно плавясь под действием жара. Процесс постепенно ускорялся, формы, вернее, бесформенные образования становились более и более сложными. Теперь объекты в небе напоминали зрителям не части детского конструктора, а конечности и внутренности какого-то мифического расчлененного великана. Поскольку формы тел были теперь неправильными, свет, отражаемый ими на поверхность планеты, смягчился, зато расцветка стала еще более странной и непредсказуемой.

В мешанине трехмерных объектов некоторые привлекли к себе особенное внимание зрителей – сначала только потому, что очень походили друг на друга. Но рассмотрев их внимательнее, люди пришли в ужас.

Это были глаза!

[Конечно, нам неизвестно, как выглядят глаза трисоляриан, но несомненно одно: любая разумная раса весьма чувствительна к изображению органов зрения.]

Правитель был одним из немногих, кто сохранил спокойствие. Он задал советнику по науке вопрос:

– Насколько сложной может быть внутренняя структура элементарной частицы?

– Зависит от количества измерений относительно точки зрения наблюдателя. С одномерной перспективы это точка – так обычные люди и представляют себе элементарные частицы. С двух- и трехмерной перспективы начинает проявляться внутренняя структура частиц. С четырехмерной перспективы элементарная частица предстает необъятным миром.

– Мне кажется странным использовать слово «необъятный» для описания субатомной частицы типа протона, – заметил правитель.

Но советник по науке не обратил на его реплику внимания и продолжал:

– При переходе на более высокие измерения сложность и количество внутренних структур частицы значительно возрастают. Аналогии, которые я сейчас приведу, неточны, но они дадут вам представление о масштабах. Структура частицы, наблюдаемой с перспективы седьмого измерения, так же сложна, как наша трехмерная звездная система. С перспективы восьмого измерения частица по масштабам сравнима с Млечным Путем. В девяти измерениях внутренняя структура и сложность элементарной частицы сравнимы с параметрами целой Вселенной. Что касается измерений еще более высокого порядка, то наши физики пока не имели возможности исследовать их, так что мы даже и вообразить себе не можем эту степень сложности.

Правитель указал на гигантские глаза в космосе:

– Не демонстрирует ли это, что микрокосмос развернутого протона заключает в себе разумную жизнь?

– Наше определение «жизни», скорее всего, неприемлемо для микрокосмоса высоких измерений. Выражаясь более осторожно, мы могли бы сказать, что эта вселенная обладает разумом и мудростью. Ученые уже давно делали предположения на этот счет. Было бы странно, если бы в таком сложном и огромном мире не развилось что-либо, подобное интеллекту.

– Но почему они преобразовались в глаза? Чтобы наблюдать за нами? – Правитель смотрел на небесные очи – прекрасные, живые, все как одно окидывающие планету любопытными взглядами.

– Возможно, затем, чтобы мы узнали об их существовании.

– Они могут упасть сюда, вниз?

– Нет, этого не произойдет. Не о чем тревожиться, правитель. Даже если бы они упали, суммарная масса этих огромных образований равна массе протона. Так же, как и с одномерными струнами в прошлый раз, они не окажут ни малейшего влияния на наш мир. Людям просто нужно привыкнуть к странному зрелищу.

Но на сей раз советник по науке глубоко заблуждался.

Люди заметили, что глаза движутся быстрее других тел, заполнявших небосвод, и что они стремятся к одному и тому же месту. В скором времени два глаза встретились и слились в один, побольше. К получившемуся глазу присоединялись другие; он рос и рос, пока, наконец, все глаза не слились в одно огромное око, которым, казалось, космос наблюдал за Трисолярисом. В центре чистой и яркой радужки сияло солнце. Поверхность исполинского глазного яблока играла разными цветами. Но вскоре зрелище начало меркнуть, детали его становились неразличимы, зрачок исчез, и глаз стал незрячим. А затем он деформировался, потерял форму глаза и преобразовался в идеальный круг. Когда круг начал вращаться, люди увидели, что он не плоский, а имеет параболическую форму, как будто от гигантской сферы отрезали кусочек.

Военный советник во все глаза смотрел на вращающийся в космосе колоссальный объект. Наконец его осенило, и он воскликнул:

– Правитель, коллеги, немедленно спуститесь в подземный бункер! – Советник указал на небо. – Это…

– Параболическое зеркало, – спокойно закончил правитель. – Отправьте к нему силы космической обороны – пусть уничтожат его. Мы останемся там, где мы сейчас.

Параболическое зеркало сфокусировало солнечные лучи и направило их пучок на поверхность планеты. Поначалу площадь блика была очень большой, жар в фокусе не был смертелен. Блик двигался по земле, ища свою цель. Зеркало обнаружило столицу Трисоляриса, и блик направился туда. Вскоре световой столб уперся в самый большой город планеты.

Стоящие под Маятником видели только огромное пятно в небе, затмевающее своим сиянием все остальное. Город накрыла волна страшного жара. Затем гигантский блик сократился в размерах – зеркало сфокусировало свет в более плотный пучок. Яркость его усилилась настолько, что зрители не могли поднять головы, прятали глаза, а те, кто стоял внутри блика, ощущали быстрый рост температуры. В тот момент, когда жар сделался невыносим, граница светового пятна передвинулась, блик ушел от Маятника. Понадобилось время, прежде чем глаза стоявших под монументом приспособились к нормальному уровню освещения.

Когда все снова устремили взгляды вверх, первым, что они увидели, была световая колонна в форме перевернутого конуса, соединяющая небо и землю. Зеркало в космосе служило основанием конуса, а вершина его упиралась в сердце столицы, отчего все в том месте раскалилось и начало дымиться. Смерчи, порожденные неравномерным распределением тепла, тоже поднялись в небо, словно колонны завихряющейся пыли, и заплясали, закрутились вокруг светового конуса…

В нескольких местах небесного зеркала засверкали голубые огненные шары, хорошо различимые на фоне света, отраженного зеркалом. Это были взрывы ядерных боеголовок – трисолярианский корпус космической защиты выпустил ракеты. Взрывы происходили за пределами атмосферы, а значит, в полной тишине. К тому времени, как огненные шары исчезли, в зеркале образовалось несколько огромных пробоин, потом вся его поверхность пошла трещинами, и вскоре оно разлетелось на добрую дюжину осколков.

Гибельный световой конус пропал, мир вернулся к нормальному уровню освещения. Некоторое время небо оставалось таким, каким оно бывает в лунную ночь. Осколки зеркала, теперь лишенные разумности, продолжали деформироваться и через несколько минут стали неотличимы от других геометрических тел, плавающих в космосе.

– А что произойдет при следующем эксперименте? – саркастически поинтересовался правитель у советника по науке. – Вы развернете протон в четырех измерениях?

– Правитель, даже если это случится, беспокоиться не о чем. Протон, развернутый в четырех измерениях, будет несравненно меньше. Пусть космическая защита будет наготове атаковать его проекцию в трехмерное пространство, и тогда его будет так же легко уничтожить, как и предыдущий.

– Вы пытаетесь обмануть правителя! – в ярости закричал военный советник. – Вы не упоминаете о реальной опасности! Что, если протон будет развернут в нуль измерений?!

– Нуль измерений? – Правитель заинтересовался. – Это что же получится – точка без всяких размеров?

– Именно, сингулярность! Даже протон будет неизмеримо огромен по сравнению с ней. Вся масса протона сосредоточится в сингулярности, и ее плотность станет бесконечной. Правитель, не сомневаюсь, вы поняли, что тогда получится!