Приманка для моего убийцы

– Вы, должно быть, Оливия. – Он протянул ей руку. – Коул Макдона.

Спина Оливии инстинктивно напряглась. Его пожатие оказалось беззастенчиво твердым. Мозолистые ладони. Теплые руки. Когда их взгляды встретились, по ее телу как будто пробежал электрический разряд. У него были глубоко посаженные глаза под кустистыми бровями, опушенные густыми ресницами. И цвет насыщенный. Но глаза печальные, словно грозовая туча. Сильный подбородок, заросший щетиной. Каштановые волосы взъерошены. Все в этом мужчине излучало мрачную агрессию и власть, и все же в морщинках вокруг глаз и рта притаилась усталость. Загар, казалось, скрывал бледность и изнеможение.

Оливия откашлялась.

– Рада с вами познакомиться, – солгала она, придавая дополнительную твердость своему рукопожатию, заявляя о своем пространстве, о своем месте на этом ранчо. – А это – Эйс. – Она указала на пса, который высунул голову в окно и свесил язык, ожидая приветствия.

Коул задержал ее руку в своей чуть дольше положенного.

– Как мой отец?

Оливия увидела искреннюю тревогу в его глазах. Это ее несколько удивило. Оливия заранее относилась к нему враждебно и предвзято, и вдруг это беспокойство об отце…

– У него сильные боли, – негромко ответила Оливия. – Но он стоически их переносит. Вы же знаете, каким он может быть… – Она помолчала. – Или, возможно, вы не знаете.

Лицо Коула потемнело. Он отпустил ее руку.

– А вы, как я понимаю, знаете. В конце концов, вы же здесь прожили… Сколько? Целых три года?

Оливия почувствовала, как у нее внутри что-то рефлекторно сжалось.

– Спасибо, что вышли меня встретить, – сказал он, глядя по сторонам. – Вы не подвезете меня до дома?

Голос у него был низкий, бархат поверх гравия. Ее желудок свело. Такой же голос отнял у нее все.

Она перевела взгляд на самолет, вспомнила, с какой легкостью он только что приземлился, заметила толстые шины для тундры и поняла, что Коул Макдона мог посадить свой самолет в любом месте ранчо.

– Вам совершенно не требовалось, чтобы я проверяла место посадки, так? Вы позвонили мне только потому, что вам нужен был шофер.

Его губы чуть изогнулись. Оливия почувствовала прилив раздражения и воспользовалась этим. Это был механизм безопасности. Легче было возвести стены между ними, чем справиться с инстинктивной реакцией на этого красавчика.

– Согласен, мне бы пришлось немного прогуляться. Я не могу посадить эту птичку ближе к дому из-за линии электропередачи и телефонного кабеля. И потом я беспокоился из-за скота.

– Мы больше не держим скот, – сухо ответила Оливия. – Остались только куры и несколько лошадей. Стоило Майрону заболеть, как дела пошли прахом. Гости больше не останавливаются в большом доме. Весь сезон открыты только коттеджи и кемпинг. Персонал сократили до минимума.

Брови Коула чуть поднялись: он заинтересовался.

Оливия снова посмотрела на самолет.

– С самолетом ничего не случится. Я им займусь позже.

– Хорошо. – Она распахнула водительскую дверцу своего грузовичка и отодвинула Эйса на середину сиденья. – Я вас подвезу, если вы не будете против, что сначала я заеду в кемпинг. Там новые гости, которые должны оплатить пребывание. Мне не удалось встретиться с ними сегодня утром.

– Я бы предпочел отправиться сразу домой.

Оливия застыла, рука – на ручке дверцы.

– После тринадцати лет вы не можете подождать полчаса? – не удержалась она. Слова вырвались сами собой. Он вынудил ее заглотить наживку. Этот мачо прибыл сюда для того, чтобы определить Майрона в хоспис, разделить ранчо и продать его. И вынудить Оливию искать новый дом. Поэтому она провела свою линию на песке.

От Коула исходили волны энергии. Он разглядывал Оливию от макушки до сапог. Впитывал ее. Оливия от неловкости переступила с ноги на ногу, неожиданно осознав свои старые шрамы, скрытые несовершенства. Свой стыд. Свою потребность в дистанции между нею и людьми.

– Оливия, – спокойно заговорил Коул, его голос был глубоким, резонирующим, он обволакивал, словно соблазняющий дым, и она возненавидела его за это. Это пугало Оливию: ее реакция на него, все в этом парне. Он занимал слишком много места, слишком много ее пространства.

– Я не знаю, кто вы такая на самом деле, – продолжал Коул, – и какова ваша роль на этом ранчо, и каковы ваши отношения с моим отцом, и почему вы относитесь ко мне с явным предубеждением и неприязнью, но ведь это вы позвонили мне, помните? Когда вы сказали, что отец умирает, я понял, что дело срочное. Из бара я отправился прямиком в аэропорт, спал в пластиковом кресле, потому что меня долго не могли посадить в самолет. Потом я прилетел в Ванкувер, доехал до Пембертона, забрал свой самолет и сразу прилетел сюда. Транзит занял у меня двадцать четыре часа. Я измотан. И было бы неплохо принять душ. Но я вам уступаю.

Коул забросил свою спортивную сумку в кузов грузовичка. С негромким стуком та приземлилась на сложенные в кузове дрова.

– Согласен, давайте сначала поедем по вашим делам. – Коул обошел кабину, открыл пассажирскую дверцу и сел в машину.

Оливия в шоке открыла рот и прислонилась к кабине. Эйс попытался лизнуть Коула в лицо.

– Что вы имели в виду, когда сказали о моих отношениях с вашим отцом?

– Моя сестра сказала, что вы, возможно, увлечены друг другом.

– Что? Неужели вы действительно думаете, что у меня такого рода отношения с вашим отцом?

– Садитесь за руль, Оливия. Я устал.

– Иисусе, – пробормотала она, забираясь в кабину, захлопнула дверцу и повернула ключ зажигания. – Я сначала отвезу вас домой.

– Я бы предпочел, чтобы вы получили наличные с гостей.

– Забудьте об этом. Я лучше отвезу вас.

Она тронула машину с места, нажала на газ. Из-под колес полетела грязь. Машина помчалась вниз с холма, трава царапала раму, руки Оливия крепко вцепились в руль.

– Возможно, если бы вы приезжали время от времени домой, вы бы лучше знали своего отца и не позволили бы себе такие оскорбительные инсинуации. Вы бы знали, что для него никогда не существовало ни одной женщины, кроме вашей матери.

– Верно. Я забыл. Моя мать, которая умерла двадцать три года назад. Он так крепко держится за свое горе, что никого к себе не подпускает. Даже своих детей. – Коул закрыл глаза и откинул голову на подголовник. – Рад слышать, что вы пробили брешь в его обороне.

Оливия бросила на него ошеломленный взгляд.

– Я не обязана объясняться с вами, – бросила она. – Я ничего вам не обязана.

Она резко повернула руль и слишком быстро переехала через лежавшую на земле ограду для скота. Грузовик загрохотал, словно пулемет, заставив Коула сесть прямо и выругаться.

* * *

Он украдкой посмотрел на ее профиль. Она была вспыльчивой, но симпатичной. Красивые полные губы крепко сжаты. Густые волосы падают на плечи. Как и на фото на сайте ранчо, она была одета в ковбойском стиле: потертые джинсы, фланелевая рубашка поверх белой футболки, видавшие виды сапоги. Коул сразу заметил упругую попку и длинные ноги. Да и какой бы мужчина из плоти и крови этого не заметил? Она была стройной и мускулистой, легкий загар подчеркивал ее удивительные зеленые глаза.

Цвет ее глаз заставил Коула вспомнить фото бедуинки, которые Холли сделала для «Нэшнл географик». Он помрачнел, подумав о фотожурналистике, которой занималась Холли. О своей собственной работе. О Судане. О политике.

Сын Холли. Его маленькая семья. Потерянная навсегда.

Коула замутило, и сразу захотелось выпить.

Оливия свернула на главную дорогу, которая вела к дому, потревожив Эйса, съехавшего на Коула. Коул обнял пса, придерживая его, пока они проезжали еще по одному фрагменту поваленной изгороди для скота.