Бог всегда путешествует инкогнито

– Я не знала, придешь ты сегодня или нет, но, в ожидании вестей от тебя, постаралась принять твоих посетителей. Между нами, Фостери был не слишком доволен твоим вчерашним отсутствием. Но я встала на твою защиту. Я ему сказала, что голос у тебя в телефоне был замогильный и ты, по-видимому, серьезно болен. К слову говоря, если бы не я, он бы тебе никогда не поверил.

– Спасибо, Ванесса, это очень мило.

Ванесса обожала ситуации, в которых она могла явить миру свою незаменимость, и в этой страсти доходила до того, что сама их создавала. Я никогда не узнаю, заметил ли вообще Фостери мое отсутствие… С нее станется, она могла пойти и на двойную игру: побежать, например, к нему, доложить о моей немотивированной отлучке и там тоже заслужить похвалу… Я опасался ее, как чумы.

Люк Фостери, директор по персоналу бухгалтеров и финансистов, находился в подчинении у главы подразделения Грегуара Ларше. «Дюнкер Консалтинг» по всем признакам была лидером по человеческим ресурсам в Европе, где у нее имелись два крупных ответвления: вербовка и формирование. Предприятие разместило свои акции на Бирже месяца за два до моего появления. Это составляло гордость нашего президента, который отныне считался лидером по показателям индекса САС 40[1 - CAC 40 (Cotation Assistеe en Continu) – важнейший фондовый индекс во Франции, который высчитывается как среднее арифметическое значение цен акций 40 крупнейших компаний, торгующихся на бирже Euronext Paris. (Примеч. перев.)], хотя предприятие и насчитывало всего несколько сотен штатных сотрудников, представителей трех стран. Первое, что он сделал после этого, было приобретение престижной служебной машины с шофером. Надо было с толком употребить только что полученные деньги. Во вторую очередь он нанял телохранителей, словно котировка предприятия на Парижской бирже сразу сделала директора лакомым кусочком для местных воров. Охрана в темных костюмах и черных очках следовала за ним повсюду, постоянно оглядываясь по сторонам, как будто высматривала притаившихся на крыше снайперов. Но истинные перемены, последовавшие за этим событием, лежали в нематериальном русле: атмосфера менялась со дня на день. Теперь все глаза были прикованы к синей линии, обозначавшей курс акций. Поначалу все включились в игру. Мы с энтузиазмом следили за его явным повышением. Но скоро игра стала настоящим наваждением для всех наших менеджеров. Правда, мы должны были каждый триместр публиковать свои результаты, и, ввиду весьма скромных показателей, затея провалилась. Дирекция регулярно распространяла в прессе коммюнике, но нельзя же поминутно сообщать о хороших новостях. Так не бывает, чтобы работа предприятия сопровождалась одними сенсациями, да к тому же надо все время быть в курсе всех событий, «прессовать прессу», как говорит наш президент. Кормить прессу только блестящими результатами опасно: сначала станешь жертвой, а потом рабом. За годы работы предприятие заметно набрало в профессионализме, в серьезности подхода и в качестве обслуживания клиентов. Раньше каждое удачное трудоустройство клиента становилось предметом особой заботы. Все силы бросались на то, чтобы отыскать настоящую жемчужину, кандидата, который обладал бы не только нужными качествами, но и характером и темпераментом, позволяющим освоиться с новыми обязанностями и преуспеть в доверенной ему миссии.

После вступления в ряды Биржи все разом переменилось: эти задачи отошли на второй план. Главными стали цифры, которые сообщались прессе в конце триместра, количество принятых клиентов. Вся организация работы была пересмотрена. Помимо приема клиентов, консультанты теперь занимались и изучением рынка сбыта. Надо было быстро находить новых клиентов, заключать новые контракты, рапортовать о новых цифрах. Отныне инструкция гласила, что надо тратить минимум времени на переговоры по поводу приема на работу и максимум – на изучение рынка. Ремесло, по сути, себя исчерпывало и постепенно теряло благородные черты, которые приобрело в моих глазах.

И взаимоотношения между коллегами тоже изменились: дух коллективизма, команды, царивший в первые месяцы, уступил место безудержному эгоизму. Каждый теперь играл за себя, и в этом смысле наша жизнь все больше напоминала спортивные соревнования. Было ясно, что предприятие на этом теряет, поскольку каждый, чтобы выпутаться из очередной неприятной ситуации, норовил вставить палки в колеса другим, в ущерб интересам команды. И конечно, больше не судачили возле кофейного автомата, обсуждая какой-нибудь очередной ляпсус или ложь, слетевшую с уст кандидата, а ведь эти моменты были так важны для ощущения причастности к общему делу и мотивации служения его интересам.

В конце концов, что есть предприятие, как не общность людей, разделяющих одни чувства в ходе работы над одним проектом? А может, в проект не входило заставлять некое множество людей карабкаться наверх. И то, что нас заставили конкурировать друг с другом, вовсе не способствовало возникновению положительных эмоций…

Зазвонил телефон. Ванесса объявила мне, что первый из назначенных явился. Я заглянул в ежедневник: на сегодня назначено семеро. День обещал быть длинным…

Я быстро открыл электронную почту. За один день отсутствия накопилось сорок восемь писем. Я сразу кликнул одно, пришедшее от Люка Фостери. Как обычно, ничего существенного. Лаконичное послание:

Надо наверстать упущенное за день вашего отсутствия. Довожу до вашего сведения, что вы отстаете по показателям за месяц.

Сердечно ваш

Это «сердечно ваш», набранное шрифтом автоматического клише, выглядело на экране совершенно неуместно. Копии разосланы Грегуару Ларше и всем моим коллегам. Вот так номер!

Я пригласил кандидата войти, и собеседование началось. Я никак не мог сосредоточиться на своих обязанностях и ушел из офиса уже перед рассветом, абсолютно убежденный, что ноги моей там больше не будет. Мой мозг подвел черту и вычеркнул эту работу из будущего. Я продолжал жить, а все данные о ней восстановлению не подлежали. Это место казалось мне чужим, а мое присутствие здесь – бессмысленным. Я там находился только физически.

Мне удалось ускользнуть около семи часов. Вот чудо! Едва я вышел на улицу Оперы, как на тротуаре ко мне подошел человек в блейзере цвета морской волны. Ни дать ни взять – зеркальный шкаф. Водянистые, невыразительные голубые глаза, плоские, совсем без скул, щеки… Я инстинктивно отпрянул.

– Господин Гринмор?

Я чуть помедлил и ответил:

– Да…

– Господин Дюбре вас ждет, – сказал он, небрежно махнув в сторону черного «мерседеса», стоявшего под парами у тротуара.

Тонированные стекла мешали разглядеть, кто сидит внутри. Я с опаской шагнул за человеком в блейзере, и он распахнул передо мной заднюю дверцу. Сердце у меня слегка сжалось, когда я забирался в автомобиль. Внутри пахло кожей. Дюбре оказался рядом со мной, но машина была просторная, и между нами оставалось изрядное расстояние. Прежде чем «зеркальный шкаф» закрыл дверцу, я успел поймать любопытный взгляд Ванессы, которая как раз выходила из офиса.

Дюбре молчал. Минуту спустя «мерседес» тронулся с места.

– Поздно заканчиваешь, – проворчал Дюбре.

– Бывает, что и позже, иногда после девяти, – отозвался я, довольный, что могу нарушить молчание.

Однако молчание снова воцарилось.

– Я много размышлял о тебе, – начал он наконец. – У тебя действительно проблема на проблеме. И главная в том, что ты боишься людей. Не знаю, сознаешь ли ты это, но ты не решаешься ни себя преподнести, ни ясно выразить свои желания. Тебе очень трудно противиться чужой воле и решительно высказать несогласие. Короче, ты живешь не своей жизнью, а все время находишься под чьим-то влиянием, пугаясь чужой реакции. А потому первое задание, которое я тебе дам, будет заключаться в том, чтобы заставить тебя пересилить собственную нерешительность и научиться ясно выражать свои желания и добиваться того, что хочешь.

Затем тебе надо понять, что не стоит стремиться соответствовать чужим представлениям о тебе, подстраиваться под чужие критерии и чужие ценности. Смело заявляй о своем несогласии, даже если это тебе вредит. Короче, перестань ориентироваться на мнение других и научись не обращать на него внимания.

Когда же ты полностью осмыслишь свою самость, то сможешь и понять индивидуальность других, и, если надо, к ней приспособиться. Ты легче станешь общаться, входить в контакт с незнакомыми людьми и создавать атмосферу доверия. Тебя станут принимать те, кто от тебя очень далек. Но для начала тебе надо понять, что именно делает тебя неповторимым, иначе так и будешь тушеваться на фоне других.

Я собираюсь научить тебя убеждать, и ты сумеешь добиваться своего. А потом научу дерзать, пробовать, реализовать идеи и осуществлять мечты. В общем, я хочу уничтожить тот ошейник, что душит тебя. Ты не отдаешь себе в этом отчета, но он тебя полностью сковывает. Я хочу тебя от него избавить, чтобы ты зажил собственной жизнью и прожил ее полноценно.

– Но вы, конечно, скажете, что я должен что-то сделать, чтобы понять все это?

– А ты думаешь, что, если продолжишь свою жалкую жизнь, что-то для тебя изменится? Ты же видишь, к чему она привела…

– Спасибо, что напомнили, а то я забыл.

– Даже если и не доходить до таких крайностей, знаешь, Алан, жизнь будет длинной и скучной, если ее не прожить, как надо.

– Бесполезно меня убеждать, ведь я же дал вам обязательство…

«Мерседес» въехал на бульвар Осман и устремился на полосу общественного транспорта, шустро обгоняя все машины, застрявшие в пробке.

– Вот потрешься в реальной жизни, наберешься опыта – и поймешь, что она не так уж и страшна, и ты сможешь позволить себе многое, чего раньше не позволял. Я хочу, чтобы ты по-другому взглянул на все, что происходит в жизни. Послушав тебя вчера, я поразился тому, как ты представляешь ежедневные события. У меня сложилось впечатление, что ты зачастую приспосабливаешься к роли жертвы.

– К роли жертвы?

– Так можно назвать ту жизненную позицию, в которую многие себя неосторожно загоняют. Она состоит в том, чтобы жить, как придется, словно кто-то нам приказывает, а мы безотчетно подчиняемся.

– У меня никогда не возникало такого чувства.

– Ты не отдаешь себе в этом отчета, но занимаешь позицию жертвы, когда говоришь «у меня нет шанса», «все пошло не так, как я хотел», «я предпочел бы»… Вот, к примеру, ты описываешь день, в котором действительно что-то не задалось. И какими выражениями ты пользуешься? «Тем хуже», «не повезло», «ну и ладно»… Однако в твоих словах не чувствуется мудрого подхода человека, который относится к ситуации серьезно. Ты говоришь это с сожалением. Мало того что ты сдался, ты еще даешь понять, что это был не твой выбор. К тому же у тебя есть тенденция жаловаться. Все эти признаки указывают на то, что тебе нравится роль жертвы…

– Может, я и приспособился к этой роли, сам того не заметив, но чтобы она мне нравилась…

– Ну да. Разумеется, в этой роли для тебя таится масса преимуществ. Так уж устроен наш мозг: каждый миг он подталкивает нас к выбору, который считает лучшим. В любой ситуации, которую тебе предстоит пережить, твой мозг обязательно выберет из всех возможных решений то, которое принесет тебе больше выгод. Он по-другому работать не может. Вопрос в том, что выбор не у каждого богат… В одних людях развилось очень гибкое поведение и отношение к жизненным ситуациям. Когда они попадают в определенные условия, их мозг располагает широким спектром возможных реакций. Другие же, наоборот, в каждой новой ситуации привыкли вести себя примерно одинаково, и, следовательно, их диапазон ограничен. Они редко делают правильный выбор…

Вот тебе конкретный пример: представь себе разговор двух незнакомых людей на улице. Один другого незаслуженно в чем-то упрекнул. Если в арсенале другого достаточно аргументов, он сумеет убедить собеседника в неправоте, сведет критику на юмор или задаст несколько неудобных вопросов, чтобы заставить противника доказать справедливость его позиции. Он сумеет поставить себя на место другого, понять, откуда взялось недовольство, и либо сможет его переубедить, сохранив добрые отношения, либо не станет обращать внимания и пойдет дальше своей дорогой. В общем, если он способен все это проделать, значит в момент, когда он услышит обидные слова, у него будет множество вариантов ответа, и высока вероятность того, что он выберет именно тот, который в данной ситуации соответствует его интересам и принесет наибольшую пользу. А теперь представь себе, что обидели человека, который ничего такого не умеет. Тогда не исключено, что мозг его выберет либо драку, либо униженное подчинение. И при этом не забывай, что во всех случаях мозг сделает наилучший выбор.

– То есть вы хотите сказать, что я в какой-то мере ограниченный человек?

– Скажем так, что в особых случаях, когда события развиваются не так, как ты хотел, твой выбор небогат и у тебя есть тенденция выбирать роль жертвы.

– Хорошо, предположим, что это верно. И какой же мне с этого профит?

– Насколько я понял вчера, тебе нравится, когда тебя считают человеком, старающимся для других, и ты надеешься, что взамен другие оценят твои «жертвы». И потом, ты любишь вызвать к себе жалость и таким образом завоевать симпатии. Между нами, это вранье: все исследования показывают, что наибольшие симпатии привлекают к себе те, кто живет согласно собственному выбору. И все твои стенания производят впечатление только на тебя самого.

– И тем не менее объективно, именно объективно на тот момент у меня в жизни было меньше шансов, чем у остальных. Начать с моего окружения в детстве. Прошу прощения, конечно, но гораздо легче быть счастливым, когда родишься в зажиточной семье, где все есть.

– Да брось ты! Глупости все это…

– Вовсе нет. Любой социолог скажет вам, что дети, выросшие в зажиточных семьях, имеют больше шансов получить высшее образование, чем выходцы из среды со скромным достатком. И следовательно, у них больше возможностей обучиться престижной профессии.

– Но это не имеет ничего общего со счастьем! Можно быть несчастным инженером и вполне счастливым рабочим. Напомню тебе, что ты благополучный кадровый служащий… Несправедливость начинается с той любви и воспитания, которое дети получают от родителей, пекущихся об их будущем счастье. Согласен, здесь бывают неблагополучные дети. Но к социальной среде это не относится. Необязательно быть богатым, чтобы любить своего ребенка и умело дозировать применение силы в воспитании. Посмотри вокруг себя.

– Но в любом случае вы не можете утверждать в этой связи, что у меня были шансы: ведь я рос безотцовщиной!