Идеальный полёт

9. Гороскопы

Саша любила гороскопы. Она доверяла им больше, чем собственному правительству. Покупала разные и читала с упоением, выискивая скрытые смыслы и завуалированные совпадения между написанным и собственной жизнью. Поэтому, как только в продажу поступили календари на 1998 год, Саша начала их покупать и изучать. Она сравнивала прогнозы, примеряя их на себя как платья. С замиранием сердца штудировала и ждала чудесного пророчества. Именно чуда, но звезды не сулили ничего конкретного.

И вот однажды, приехав к бабушке, она увидела у нее на столе простенький отрывной календарь. Быстро пролистала, нашла рыбий знак. Уже по дороге домой думала об одной фразе, врезавшейся в ее сознание: «С рыбами произойдет что-то из ряда вон выходящее, что заставит удивиться всех ее друзей и знакомых». Слова не давали покоя. Она смотрела из окна троллейбуса и думала: «Страна пьет, народ куролесит. Самой бы не спиться. Вполне может быть. Вон сколько знакомых сгорело от водки. Мрут люди, как мухи. Одноклассницу жестоко убили в собственной квартире. Я, наверное, просто коньки отброшу. Тогда точно все удивятся. Будут говорить, что умерла такая молодая. Нет, не может быть. Умирать нельзя. У меня же Аня. Да и вообще я слышала, что настоящие предсказатели если видят смерть, не выдают этого. Тут речь идет именно о чуде. О какой-то тайне. Главное, чтобы без подвоха».

Добравшись до домой, она первым делом позвонила бабушке и попросила календарь никуда не убирать. Потом прятала страничку с предсказанием, как стодолларовую купюру, в своем кошельке, берегла как зеницу ока, а текст знала наизусть.

Ее клиентка Вера, которая как-то незаметно стала Сашиной подругой, гороскопы читала, но верила только в себя.

– Спасибо, Сашенька, что ты мне никогда не отказываешь и за перевод по-божески берешь. Сама-то пыталась писать?

– Нет, не верю я в это дело. Бесполезно при соотношении сто женщин на одного иностранца. Не в нашу пользу арифметика! В прошлую субботу директриса пригласила к себе с десяток невест. Приехавший американец изъявил желание понаблюдать за женщинами со стороны. Когда за дверью собрались, я к ним вышла и соврала, что клиент задерживается, а пока его нет можно еще раз уточнить кое-какие вопросы. Седой «актер» в это время пристроился в кабинете на стульчике как ни в чем не бывало. Тетки, ничего не подозревая, заходили по одной, говорили с начальницей. Некоторые ему даже «здрасте» кивали. Конспиратор для отвода глаз равнодушно листал русский журнальчик, а сам разглядывал женщин с ног до головы. Старье, а выбирает!

– То-то и оно, что это не просто старье, а американское старье! – Вера подняла вверх два пальца, в которых была зажата дымящаяся сигарета.

– На меня даже и такие старикашки-имитаторы не обращают внимания, – переводчица брачного агентства Саша Виват не притворялась и не ждала комплимента. Говорила, что думала.

– А нам таких шпионов и даром не надо, – гордо задрав подбородок, Вера не отставала. – Слушай, а в Австралию ты бы поехала?

– Там очень жарко, – не зная, что сказать, бросила Саша.

– Ну ты смешная! Лучше жарко, чем холодно, – Вера явно была разочарована настроем своей новой знакомой, которая переводила ее письма из-за границы.

Маленькая и стройная крашеная блондинка с голубыми глазами была лет на семь моложе Елизаветы Васильевны, которая считала Веру внешне милой, но не очень серьезной женщиной.

– Саша, у меня другого шанса нет. Мне просто некуда деваться. Жилья нет, работы нет, ни хрена нет. Только ты не смейся, но я уже знаешь сколько писем в Америку и Австралию написала? – Вера сделала предупредительную паузу. – Больше сотни!

– Ну ты даешь! – Саше, с одной стороны, было жалко Веру, фантазерку, но с другой стороны, ее твердый настрой удивлял.

– Слушай меня внимательно! Найти мужа – огромный труд. Даже больше тебе скажу. Это ра-бо-та! – по слогам проговорила Вера последнее слово. – Вот я и работаю. Все деньги трачу на переписку и английский перевод.

– Верю, – вставила Саша, а наблюдательная Вера понимала, что никак не может заинтересовать собеседницу, которая ей очень нравилась.

– Вот смотри, – Вера выставила обе руки вперед, – они у меня по ночам ноют и скоро по земле волочиться начнут. Оттянула сумками. Спасибо мальчишкам, помогают и, главное, верят в меня.

Вера и два ее сына, восемнадцати и двадцати лет, снимали комнату и жили на деньги от перепродажи посуды. Привозили поездом из другой области товар и целыми днями таскали тяжелые сумки со стеклом по городу, предлагая вазы, рюмки, салатницы и другие стекляшки под хрусталь на предприятиях, в школах и детских садах. Они еле сводили концы с концами, но Вера сумела убедить детей, что нужно не жалеть денег на переписку с иностранцами, и она непременно уедет за границу, а потом заберет и их.

– Ой, тяжело. Нас же три бабы и один ребенок в двухкомнатной квартире. Мама еще молодая, сестра тоже о личном счастье мечтает. Мне хочется найти нормального человека, чтобы жить с ним в отдельной квартире, все делать вместе, поддерживать друг друга. Денег вечно нет. Все приходится решать и делать самой. А если со мной что-то случится? Что будет с Аней? Кто ее воспитает, поставит на ноги? Я иногда просыпаюсь от этих мыслей, как от ночного кошмара. Плохо живем, Вера! И улучшений не предвидится.

– Ну, Сашка! Я тебе правда удивляюсь. Я, старая, и то верю, что смогу. А тебе сам бог велел: молодая, красивая и английский знаешь. Одни зубы чего стоят. У тебя же голливудская улыбка! Начинай писать письма. Думаю, Австралия тебе подойдет, и я слышала, там мужчины очень даже ничего. В основном – фермеры. Ну а какая разница? – по-деловому рассуждала она. – Главное, чтобы муж обеспечивал.

Саша представила стадо черных коров, бредущих по бездорожью. Отгоняя назойливо жужжащих навозных мух, чернухи машут хвостами из стороны в сторону. Вокруг австралийские заросли. Экзотические птицы висят на лианах, крупные красно-синие попугаи с белыми щеками хаотично летают над стадом. Некоторые садятся на костлявые коровьи спины, чтобы ухватить изогнутым клювом зеленых с металлическим отливом навозниц. Истерически крича, пернатые взмывают вверх каждый раз, когда опирающийся на кривую палку пастух, в кепке и кирзовых сапогах, матерясь по-русски, щелкает кнутом.

– Проснись, переводчица! Обещай, что начнешь писать, – прервала причудливое видение Вера.

– Кому я нужна с маленьким ребенком?

– За это даже не волнуйся. Они за границей к чужим детям очень хорошо относятся. Это русские мужики не то что от чужих, от родных детей бегут, алименты не платят.

Саша не сомневалась, что Вера приукрасила про благородных иностранцев, но с остальным была полностью согласна.

– Про наших мужичков лучше не начинать. Или пьют, или бьют, или гуляют, или три в одном. Про детей вообще молчу. Соседка с двумя детьми своего дурака вышвырнула. Сам бы, конечно, не ушел. Ей отец помог гуляку за дверь выставить. Муженек не работал, да еще связался с молоденькой коллегой жены. Правда, не пьющий, но на детей денег не выделяет. Говорит – нету! У другой муж бизнесмен, еще тот кобель. Открыто заявил, что влюбился в секретаршу и не может ее бросить. Марина вида не подает, а мне призналась, что не знает, как пережить такое предательство. Хотела самое плохое с собой сделать, но детей жалко. Мужу они не нужны. Алкаши так вообще почти в каждой семье.

– А у меня в соседнем доме один уголовник сожительницу до полусмерти бьет, когда пьяный. Она в больнице полежит и обратно под кулак возвращается. Идти-то больше некуда, и защиты от таких кухонных боксеров никакой. «Мы в семейные дела не вмешиваемся» – твердят в милиции. Позор! Семьи состоят из людей. Когда совершается насилие над человеком хоть в семье, хоть на улице – это преступление, которое должно наказываться по закону.

– Бьет, значит любит. Если русские придумали эту поговорку, то мне стыдно быть русской. Вот где изврат. Узаконенное физическое насилие, – негодовала Саша.

Обе женщины замолчали. Вера задумалась. Саша закурила. Обе смотрели вдаль: с лоджии был отличный обзор.

Вера вглядывалась в похожие друг на друга многоэтажки и вспомнила Украину, свою квартиру и покойного мужа, который страшно пил и в итоге повесился. Ей было тяжело воспитывать мальчиков без отца. Они оба попали в дурную компанию, и, чтобы спасти детей, Вера пошла на отчаянный шаг и сбежала в Россию, уговорив сыновей поехать с ней. Но и тут ничего не складывалось: без прописки и денег устроиться на нормальную работу не представлялось возможным. «Мальчишки мне верят. Я должна добиться поставленной цели! Во что бы то ни стало» – повторяла про себя Вера.

С лоджии как на ладони была видна школа, в которую Саша скоро отведет Аню в первый класс. Больше всех ей было жалко свою девочку, за которую она отдала бы жизнь не раздумывая. Какое будущее она сможет обеспечить своему, как говорила мама, идеальному ребёнку?

Девочка росла умненькая, спокойная и очень послушная. Она любила и маму, и бабушку, и Нину. Саше было очень жаль маму, Елизавету Васильевну, заслужившую спокойную жизнь в собственной квартире. Вместо этого ей приходилось делить двухкомнатное жилище с двумя взрослыми дочерями, у которых ничего не получалось в личной жизни.

Саша, конечно, жалела умершего отца, но все же была рада, что он больше не мучает маму и ее с сестрой своими запоями. Она злилась, что он не оставил после себя никаких сбережений. Алкоголики не способны обеспечить достойное будущее своим детям.. В наследство своей семье Владимир Лучин оставил лишь крепко прижившиеся питейные традиции, навязанные ему русским укладом жизни, когда в гости без бутылки не ходят, по душам поговорить без водки не принято, где спиртное дороже денег, а чекушками расплачиваются за работу. Нина часто не ночевала, мечтая найти мужа. Саша тоже время от времени куролесила. Елизавета Васильевна лишь хваталась за голову, пропуская по маленькой. «Наш дом медленно, но верно разваливается. Все это на глазах у бедной Анечки. Мы все такие одинокие» – думала Саша, ненавидя себя за слабость. Неудачный брак разрушил ее надежду на счастье, и она старалась не думать о любви, считая себя неудачницей. В такие минуты на израненную женскую душу капали слезами ноты и слова про «кожаные ремни, стянувшие слабую грудь…»

Но жизнеутверждающее начало побеждало тоску. «Осень, в небе жгут корабли… Осень, что же будет завтра с нами…»

«Осень – подготовка к зимней паузе перед следующим весенним витком пробуждения. Аннушка родилась примерно в то же время, когда я впервые услышала эту песню. Как сказал мой женатик – это было ошибочное замужество, но оно подарило мне дочь» – рассуждала про себя Саша.

– Знаешь, Вера, ты права. Нужно быть полной дурой, чтобы работать в брачном агентстве, знать английский и не попытать счастья. Сделаю фотографии и отправлю по всему миру.

Как и обещала, Александра отослала около сорока писем в Америку и получила целых три ответа. Одно письмо ей более или менее понравилось. Многодетный отец из Монтаны, по крайней мере, задавал какие-то осмысленные вопросы. Например, он спрашивал, почему Саша поздно родила ребенка. Ведь в России девушки рожают рано. Что же мешало ей? Саша отвечала, что сначала училась, вышла замуж в двадцать пять, дальше все понятно. Потом он много рассказывал о погоде и больших снегах в его северном штате, за что Елизавета Васильевна прозвала друга по переписке синоптиком.

На фото новый знакомый улыбался из-под темных усов, прямо как у «Песняров». Цыганка, с которой недавно познакомилась Саша, положила фото усатого на ладонь, махнула в воздухе рукой, как черпачком, и доложила: «Будет у тебя. Но другой, не этот. Этот пустой, ты о нем и не думаешь. Тот, что твой, скоро приедет. Уже собирается».

– Ты осторожнее, Саша, с цыганами, – заикнулась соседка, явно под впечатлением от рассказа Елизаветы, что дочь в цыганский поселок зачастила. – Отнимут все. Загипнотизируют и разденут до нитки.

– Дура я, что ли? Не вчера родилась. Я случайно попала к одной. Она меня буквально затащила в дом. Кольцо ведь единственное выманила для ворожбы, ведьма. Я к ней пришла во второй раз и говорю, что если она настоящая гадалка, то видит, что у меня нет лишних денег. Ни счастья, ни денег. Вот так честно и сказала. Колдунья черными глазами меня просто высверлила, выплеснула воду из стакана под бормотания. Иди, говорит. А кольцо вернула.

10. Иностранец

Зазвонил телефон. «Это тебя» – Елизавета Васильевна передала трубку старшей дочери.

– Слушай, Александра, к нам едут три австралийца, – сообщила Светлана, сорокапятилетняя директор нового брачного агентства. В 90-е эти конторы росли, как грибы после дождя. – Представляешь, целых три! Дождись меня. Скоро подъеду.

Саша была на седьмом небе. Ей не хотелось нести последнее золото в ломбард, и она молила Бога, чтобы появилась какая-нибудь халтурка. Школы летом на каникулах, репетиторством не заработаешь. Стыдно сидеть на шее у мамы, и дочку жалко: напитать бы ее витаминами перед школой, а не на что. Все-таки в первый класс.

Спасибо Елизавете Васильевне – она возила с чужого участка овощи, ягоды и зелень. Дача принадлежала двум пенсионерам, родителям сослуживца ее покойного мужа. Геннадий, так звали сына пожилой пары, много пил и, как большинство отцовских друзей-инженеров, сгорел от водки, когда ему было сорок восемь лет.

Лиза помогала на даче, за что к концу дня ее сумки нагружали свежим урожаем. От дачного участка до автобуса Елизавета волочила эту тяжесть, рассуждая о своих дочерях: «Саша такая жестокая, а у Нины совсем жизнь наперекосяк. Думают только о себе, совсем меня не жалеют. Обе непутевые». Ей хотелось плакать, толи от тяжести, толи от обиды. Но она тут же находила аргументы в их защиту: «Нина просто пропадает, наивная чересчур. Саше трудно одной с ребенком, и без работы она сильно переживает». Пристроив котомки под чьим-то сидением, она простояла всю дорогу на ногах, так и не дождавшись свободного места. «Нужно будет сделать последний рывок от остановки до дома. На ужин кабачок в сухарях пожарю, половину ягод на варенье, остальные так съедим» – планировала она.

«Хоть бы Саша эту подработку получила!» – уловив, о чем шла речь по телефону, радовалась про себя Елизавета Васильевна. Отношения между мамой и старшей дочерью сейчас были натянутые. Но после звонка обе как-то смягчились, и разговор пошёл.

– Ты бы, Саша, поставила что-нибудь на стол, – Елизавета Васильевна заглянула в полупустой холодильник, соображая, что приготовить. Она любила угощать.

– Самим есть нечего. Ты нас всех кормишь, мама. Я заработаю, тебе отдам.

– Ладно, – согласилась та.

– Свежим чаем напоим, и хватит с нее. Кузенька, ты что там делаешь? Иди к нам. Баба тебе ягодки привезла.

Так Александра обычно называла дочь, когда хотела приласкать. Откуда взялась эта Кузенька? Вырвалось однажды, вскоре после рождения ребенка. Наверное, мысли о недожившем до этого дня отце, Владимире Кузьмиче, манифестировались в одном этом слове.

Светловолосая худенькая девочка появилась в дверях. Тихая и нежная, она по очереди посмотрела на маму, бабушку и тарелку с клубникой на столе.

– Как вкусно пахнет! – у девочки был ангельский голосок. Послушно сев за стол, не торопясь, она начала кушать посыпанные сахаром большие ягоды. Саша наблюдала за дочкой и думала, правильно ли она поступила шесть лет назад, убежав от мужа.

– Вкусно, Анечка? – Елизавета Васильевна любовалась внучкой.

– Да, – не переставая жевать ответила Аня, – А Киндер-сюрприз? Мама обещала купить.

– Ко мне сейчас придут, Анютка, а вы в это время сходите с бабушкой в магазин, – Саша вопросительно взглянула на свою маму, затем наклонилась и поцеловала Аню в белую щечку.

– Конечно. И еще куда-то сходим, – Елизавета Васильевна хитро глянула на встрепенувшуюся девочку, в которой души не чаяла.

– В парковую зону! Как вчера, на качели! – догадалась Аня.

В дверь позвонили. Саша впустила высокую холеную блондинку, подстриженную под каре. Чуть выдающаяся вперед нижняя челюсть говорила о твёрдом характере. Поздоровавшись со всеми и отказавшись от чая, она сама шагнула в комнату, присела на диван и перешла к делу,

– В общем так. Два приятеля шахтера прилетят через неделю. Третий будет чуть раньше. Он, похоже, еще и турист. Я так поняла: этот третий переписывался с кем-то из нашего города. Невеста из чужого каталога. Значит… – Светлана подняла указательный палец, сверкнув красной эмалью острого ногтя и подмигнула, – мы будем долго ее искать и не найдем.

Саша быстро окинула взглядом большую комнату, служившую ей также спальней и кабинетом.

– Сами пристроим скалолаза, – решительно продолжала Светлана.

– Какого скалолаза? – не поняла связи Саша.

– Этот третий австралиец-одиночка хочет Уральские горы посмотреть, – как ни в чем не бывало бросила начальница.

– А я тут причем? Я в горы не пойду. Я вообще без каблуков не хожу, – Саша выдала правду шутливым тоном. Не оценив юмора, деловая собеседница подбрасывала идеи.

– Ты его, Александра, в уральский геологический музей своди. Составь культурную программу, протащи клиента по театрам, познакомь с местным колоритом, а я невест готовить буду.

– О чем разговор, конечно! На границу Европы с Азией тоже свозить можно, не переступая границ приличия, – зачем-то сказала Саша. Она была твердо убеждена, что ей ничего «неприличного» не светит, и дилемму о границах благопристойного поведения ей решать не придется. Кому нужна тридцатитрехлетняя женщина с ребенком без жилья и денег? Ведь в любой газете того времени в разделе «Работа» черным по белому указывались возрастные ограничения только до двадцати девяти лет. Если старше – значит никуда не годится, старуха! Да и в обществе женщин после тридцати считали отцветшими цветами.

– Вот факс пришел, – Светлана достала из сумочки несколько бумаг. – Ни фига не разберешь. Только очертания какие-то. Заодно письмецо мне переведи, Сашок. Услуга за услугу, окей?

Письмо оказалось коротким и скучным. Американский морпех описывал свой новый дом и пальмы, которые он сам высадил вдоль задней ограды. К письму прилагалось маленькое фото мужчины со странными пропорциями. Длинное, как будто недоразвитое туловище на коротких ногах стояло между двумя тощими пальмами. Лицо было трудно рассмотреть. Еще раз взглянув на фотографию, Светлана сунула ее обратно в сумочку. «Не зажгло» – поставила она точку поникшим на секунду голосом и протянула Саше большой листок.

Факсимиле из далекой Австралии был действительно ужасного качества. Саша всматривалась в размытый силуэт. Ей показалось, что она уже где-то это видела. На грязно-сером фоне различалась широкоплечая полноватая фигура в черном, почти до пят, плаще. Фигура стояла прямо, даже надменно. На ногах массивные, скорее всего, сапоги, в руке ружье рукояткой в землю, лицо круглое, на голове темная широкополая шляпа.

– Ужас, – ахнула Саша. – Вы уверены, что он из Австралии? Похож на зловещего убийцу из ковбойского вестерна.

– Будем надеяться, что он нормальный. Если бы ты переводила для июльского жениха! Тоже, кстати, был австралиец с немецкой фамилией, – Светлана закатила голубые глаза. – Оказался надменным грубияном и, представляешь, предложил помолвку сразу двоим. Там такое было! В конце никто его не захотел.

Она энергично встала и направилась к двери. Саша пошла следом.

– Как у вас вообще дела? – она считала правилом хорошего тона показать интерес к личности собеседника, даже не понимая, что копировала манеру поведения мамы, любившей людей и обладающей великим даром сострадания.

– Не спрашивай, – отмахнулась та. – Сын, двадцатилетний обалдуй, отцом стал, а ей только семнадцать. Представляешь! Я сразу сказала – на меня не рассчитывайте. Я вас кормить не собираюсь. Ему, видите ли, эта Ира, мама младенца, уже и не нравится. А как же ребенок? Не знаю, что будет. Сынок поварские курсы окончил с горем пополам. Пусть вон вместе для австралийца обеды готовят. Я, конечно, им заплачу.

– Ну и правильно, – поддакнула Саша. Она давно поняла, что в таких случаях лучше держать нейтральную позицию. Тогда легче завершить разговор. Про себя ей было жалко ослепленную любовью к «обалдую» бедную девочку, которая не побежала на аборт, а родила ребенка. Дай Бог ей сил вырастить дитя потому, что таких, как она, осуждают, называя одиночками или еще хуже – одноночками. Если родители не помогут, больше никому они не нужны. Таких девочек великое множество в Великой стране. Саша была убеждена, что девчонки, как эта семнадцатилетняя Ира, – личности и настоящие любящие молодые мамы.

Сильных мира сего Саша считала избалованными и слабыми, не желающими брать ответственность ни за что. Все беды от них.

– По оплате договоримся. Приходи в пятницу, часикам к десяти. Кристиан выспится, позавтракает и рванете с ним в горы. Пардон, в город! – Светлана выпорхнула из двери, довольная собой и своей шуткой. Яркая, спортивная, недавно брошенная мужем ради молодой студентки.

Кристиан Дэйва спускался по трапу и предвкушал, что вот тут на Урале, в сердце загадочной России, он наконец встретится с девушкой своей мечты – с кроткого нрава длинноволосой красавицей, коими славится русская земля. Именно так сказала ему австралийская сваха.

«А вот и русская сводня, с ней еще кто-то» – подумал Дэйва, и вдруг его охватил

ужас. Та вторая расплылась в улыбке. Половина зубов во рту отсутствовала, а те, что остались, походили на черные пеньки.

«Неужели так здесь выглядят женщины? Куда я попал! Надо срочно менять билет!» – мысли метались в его голове.

Зато приезжему пришлась по душе трехкомнатная квартира на восьмом этаже, принадлежавшая Светлане. Она оказалась радушной хозяйкой, как, впрочем, и большинство русских, с которыми австралийцу позже довелось познакомиться. Кристиан с нетерпением ждал прихода переводчицы. Одних суток оказалось достаточно, чтобы почувствовать себя беззащитным без знания русского. В целом, Дэйва испытывал душевный подъем: ему нравились путешествия, новые места.

«Хоть бы переводчица была симпатичная, не как та с гнилым ртом в аэропорту» – неприятный образ никак не шел из головы.

Утром Сашу била нервная дрожь. Больше всего она боялась подкачать профессионально. Ей говорили, что австралийский английский труднопонимаемый. Бодро шагая на остановку, она услышала, что кто-то сигналит за спиной и обернулась. Когда автомобиль поравнялся с женщиной, стекло темной иномарки автоматически опустилось. Приятный мужчина с усиками добродушно ей улыбался.

– Привет, Саш! Ты куда вся такая при параде?

– Здравствуй, Юра. А ты куда пропал? Иду для иностранца переводить. Подбросишь? Тут недалеко.

Это был ее любовник. Они познакомились давно при похожих обстоятельствах. Она ловила машину, он проезжал мимо. Ей тогда было двадцать, ему тридцать. Она училась на заочном и работала. Он сидел в одном из важных кабинетов; обыкновенной внешности, чуть выше нее, образованный и культурный. Сексуальная блондинка с сумасшедшинкой в глазах сразила его наповал и сразу завоевала сердце секретаря горкома комсомола. Оба с хорошим чувством юмора, они обожали проводить время вместе где-нибудь в ресторане, на природе, или просто катались на машине. Их отношения были ровными. Время от времени они обменивались подарками – женатик помогал ей деньгами, получая взамен горячую любовь.

По дороге бывший комсомольский вожак, который сейчас занимался строительством, объяснял, что много работает плюс дом, жена, дети. Александра выслушала, скрывая равнодушие. «Ничего нового» – подумала она и запела:

– Красиво как! Ты смотри там, моя англичаночка, – подмигнул он, следя за её реакцией.

– Да брось, Клюшин, это работа. Мне деньги нужны. Обещали нормально заплатить.

– Ой, боюсь, заберёт он тебя. Хочешь, вечером отвезу обратно домой? Когда подъехать?

– Нет, спасибо, Юр. Первый день. Не представляю, когда освобожусь. Вот тут притормози. Я тебе позвоню.

«Дурак! – думала она. – Кому я нужна? Тебе точно не нужна».

Поднялась в лифте на восьмой этаж, подошла к квартире, глубоко вдохнула, выдохнула и нажала на квадратную кнопку звонка. Долго не подходили. Потом щелкнуло изнутри, и дверь открыл мужчина. Рост примерно метр восемьдесят, круглолицый, загорелый, аккуратный нос, высокий лоб, тёмно-русые и очень коротко подстриженные волосы. Она не рассмотрела цвет его глаз.

– Доброе утро! Меня зовут Саша. Я буду вашей переводчицей в течение десяти дней, – по-солдатски отчеканила вошедшая, стараясь выглядеть уверенной.

– Привет, я Кристиан Дэйва. Вы сказали Саша? – мягко, с иностранным акцентом повторил он ее имя, и снова так же мягко на английском, – Приятно познакомиться. Пожалуйста, проходите.