Игра форов

– Области, окрашенные в голубой цвет, были помечены буквами ЗИВМ. И нигде не объяснялось, что это такое.

– Значит, вы, помимо всего прочего, не потрудились даже прочитать инструкцию.

Со дня прибытия он только и занимался тем, что читал инструкции. Инструкции по составлению прогнозов погоды, технические описания аппаратуры…

– Какую именно, сэр?

– Устав базы Лажковского.

Майлз лихорадочно пытался вспомнить, держал ли он в руках диск с уставом.

– Думаю… лейтенант Ан, по всей видимости, дал мне копию. Позавчера. – На самом деле Ан просто вывалил целую коробку дисков на его койку, сказав, что начал упаковываться и в связи с этим завещает Майлзу свою библиотеку. В тот вечер, перед тем как лечь, Майлз прочитал два диска по метеорологии. Ан вернулся к себе в комнату, где продолжил свой маленький праздник. А на следующее утро Майлз выехал на скате… Один.

– И вы до сих пор не прочитали его?

– Нет, сэр.

– Почему?

«Я в ловушке!» – мысленно простонал Майлз. Он чувствовал на своей спине жадный взгляд капрала, которого Метцов так и не отпустил. Публичный стриптиз. Если бы он удосужился прочитать эту чертову инструкцию! Тогда бы и ублюдки из гаража не смогли заманить его в западню! Как бы то ни было, придется платить за ошибку.

– У меня нет оправданий, сэр.

– Так вот, младший лейтенант, в третьей главе устава базы вы найдете подробное описание всех зон инверсии вечной мерзлоты и рекомендации избегать их. Советую вам заглянуть туда – на досуге, когда выпадет часок, свободный от чаепитий.

– Слушаюсь, сэр. – Лицо Майлза вытянулось. Генерал имел право делать с ним что угодно, хоть снять кожу виброножом, но без свидетелей. Форма младшего лейтенанта обязывала окружающих мириться с его ущербностью (Барраяр, как известно, славился своей нетерпимостью к генетическим нарушениям). И оскорбления, которыми осыпал его Метцов в присутствии рядового, обязанного чтить в Майлзе старшего по званию, смахивали на грубое нарушение армейского устава. Интересно, генерал оскорбляет его сознательно или это только от раздражения?

Между тем Метцов распалялся все больше и больше:

– Армия, может быть, и в состоянии держать никому не нужных задирающих нос форов в Имперском генеральном штабе, но здесь, в полевых условиях, тунеядцы нам не нужны. Я дослужился до генерала на поле боя. Видел жертв попытки переворота Фордариана еще до вашего рождения…

«Я сам был жертвой попытки переворота еще до своего рождения», – подумал Майлз, чувствуя, как в нем вскипает злоба. Солтоксин, чуть не убивший его беременную мать и сделавший его калекой, был боевым отравляющим веществом.

– …и участвовал в подавлении Комаррского мятежа. Вы, сопляки, не имеете никакого представления о войне. Слишком долгие мирные периоды деморализуют армию. Если так будет продолжаться, не останется никого, кто обладал бы практическим боевым опытом.

«Неужели для того, чтобы офицеры могли продвигаться по службе, его императорское величество должен затевать войну каждые пять лет?» Майлз задумался о том, что означает выражение «практический боевой опыт». Не в нем ли кроется разгадка, почему этого находящегося в прекрасной форме офицера загнали на остров Кайрил?

А Метцов явно вошел во вкус. Он гремел хорошо поставленным голосом:

– В реальной боевой ситуации вопрос воинского оборудования есть вопрос жизни и смерти! От его сохранности зависят победа или поражение. Человек, теряющий оборудование, теряет свою эффективность как боевая единица! Неужели вам не говорили, что безоружный беззащитен, как женщина, хуже того – бесполезен! А вы разоружили самого себя!

Майлз угрюмо подумал, согласится ли генерал с тем, что сегодня вооруженная женщина может сражаться не хуже мужчины… Вероятно, нет. Барраярские служаки из поколения Метцова наверняка не потерпели бы женщин в своих рядах.

Метцов профессионально понизил тон и перешел от философии войны к практическим вопросам. Майлз облегченно вздохнул.

– Обычное наказание для человека, утопившего скат в болоте, – приказ откопать его собственными руками. Но в данном случае, насколько я понимаю, это невыполнимо, поскольку глубина, на которую вы затопили свой, – новый рекорд базы. Итак, с четырнадцати ноль-ноль вы поступаете в распоряжение лейтенанта Бонна из инженерной службы, и он подберет вам занятие.

Ну что ж, это справедливо. И может даже оказаться полезным. Майлз надеялся, что беседа подходит к концу. «Ну что, ты отпускаешь меня?» Но замолчавший наконец генерал смотрел на него в упор.

– В возмещение повреждений, нанесенных вами метеостанции, – медленно начал он, и Майлз мог поклясться, что в его глазах загорелся красноватый огонек, а уголок жесткого рта дернулся вверх, – вы наказываетесь принудительными работами сроком на одну неделю. Четыре часа в день. Помимо исполнения основных обязанностей. Каждый день в пять ноль-ноль вы поступаете в распоряжение сержанта Ньюва из службы обеспечения.

Капрал за спиной Майлза издал приглушенный звук, значения которого Майлз не смог разобрать. Смех? Удивление?

Но это же полный идиотизм! Он потеряет массу времени, которого и так осталось немного, вместо того, чтобы поучиться у Ана…

– Повреждения, которые я нанес метеостанции, были вынужденными, сэр. Это вовсе не результат глупой оплошности, как в случае со скатом. Они были необходимы, чтобы я выжил!

Метцов окинул его ледяным взглядом:

– Шесть часов в день, младший лейтенант Форкосиган.

С трудом выговаривая слова, Майлз произнес:

– Вы предпочли бы, чтобы я замерз до смерти, сэр?

Воцарилось молчание, распухавшее на глазах, как оставленный на солнце труп.

– Вы свободны, младший лейтенант, – процедил наконец генерал, глядя на Майлза сузившимися глазами.

Майлз отдал честь, сделал поворот кругом и зашагал к двери, выпрямившись будто проглотил аршин. Он ничего не замечал, кровь стучала в висках, щека дергалась. Мимо капрала, замершего у двери, как восковая кукла, из кабинета, из приемной. Наконец он оказался в пустом коридоре административного корпуса и сначала мысленно, а потом вслух отругал себя. Он действительно не умеет подобающим образом вести себя со старшими по званию. Наверное, виной всему его чертово происхождение. Слишком много времени провел он среди генералов и адмиралов, толпившихся в доме Форкосиганов. Слишком долго просидел среди них незаметным мышонком, выслушивая их откровения и споры. Младший лейтенант должен видеть в своем командире бога, а не будущего подчиненного. Совершенно естественно со стороны генерала смотреть на новоиспеченного младшего лейтенанта как на существо низшего сорта.

И все же… С Метцовым что-то явно не так. Майлз знавал таких, как он, – энергичных, умных вояк, пока дело не касалось политики. Как самостоятельная политическая сила они исчезли с горизонта двадцать с лишним лет назад, после кровавого провала заговора офицеров, ответственных за самоубийственное вторжение на Эскобар. И с тех самых пор мысль о возможности правого переворота, о некоей гипотетической хунте, намеревающейся спасти императора от его собственного правительства, не давала покоя его отцу.

Так, может быть, несомненный политический душок, исходивший от Метцова, и вызвал у него мурашки? Ерунда! Человек с политическими амбициями думал бы, как лучше использовать другого, но не как сильнее его оскорбить. «Или, может, ты дергаешься, оттого, что генерал направил тебя на унизительные штрафные работы?» Садист, получающий наслаждение от издевательств над представителями класса форов, вовсе не обязательно политический экстремист. Разве не мог Метцов когда-то в прошлом обмануться в некоем высокомерном гордом форе? Словом, причиной злобы Метцова могло быть что угодно. Любые мотивы годились – политические, социальные, генетические…

И Майлз, немного придя в себя, захромал дальше, чтобы переодеться в черную рабочую униформу и отыскать инженерную службу Базы. Делать нечего – он влип глубже, чем его скат. Значит, в предстоящие шесть месяцев надо потихоньку делать свою работу и избегать Метцова. То, что так хорошо получалось у Ана, получится и у него.

Инженер-лейтенант Бонн готовился к поиску ската. Это был худощавый мужчина лет двадцати восьми – тридцати со скуластым отекшим лицом и кожей нездорового желтоватого цвета в багровых пятнах. Оценивающий взгляд, руки умельца и несколько язвительная улыбка, которая, надеялся Майлз, не предназначалась конкретно ему. Бонн и Майлз шлепали по грязи болота, а два техника в черных защитных костюмах наблюдали за ними с тяжелой машины на антигравитационной подушке, стоявшей в безопасности на каменистом склоне. Солнце было бледным, дул нескончаемый холодный и влажный ветер.

– Попробуйте здесь, сэр, – предложил Майлз, пытаясь определиться на местности, которую он видел только в сумерках. – Я думаю, вам придется углубиться по крайней мере метра на два.

Лейтенант Бонн серьезно посмотрел на него, поднял длинный металлический щуп и погрузил в болото. Тот остановился почти сразу. Майлз озадаченно нахмурился. Не мог же скат всплыть наверх…

Бонн, однако, не удивился, налег на стержень всей своей тяжестью и повернул его. Тот пошел вниз.

– На что вы наткнулись? – спросил Майлз.

– На лед, – проворчал Бонн. – В данный момент его толщина примерно три сантиметра. Мы стоим на корке льда. Она под поверхностным слоем грязи. Похоже на замерзшее озеро, только вместо воды – грязь.

Майлз топнул ногой. Держит. Как и тогда, когда он разбивал лагерь.

Бонн, наблюдавший за ним, добавил:

– Толщина льда зависит от погоды и бывает разной – от нескольких сантиметров до промерзания на всю глубину. В середине зимы вы можете посадить сюда тяжелый грузовой транспорт. С наступлением лета толщина начинает уменьшаться. При соответствующей температуре грязь может перейти из псевдотвердого в жидкое состояние буквально за несколько часов. И наоборот.

– Да… Мне кажется, я убедился в этом на собственном опыте.

– Нагнитесь, – кратко приказал Бонн, и Майлз, обхватив стержень, помог толкать его вниз. Он почувствовал, как щуп с натугой проходит сквозь слой льда. А если бы в ту ночь, когда грязь оттаяла и он утонул, температура опустилась чуть ниже – смог бы он пробиться сквозь ледяную крышу? Поежившись, Майлз подтянул повыше молнию своей куртки.