Девушка кивнула.
– Здесь, в зоне, много всего красивого. Растения, холмы, маленькие ручьи.
– Пони!
Катриона вспомнила мрачных коняшек, которых они видели с воздуха, и попыталась придумать про них что-нибудь хорошее.
– У пони пушистые ушки, – сказала она. – И бархатистые мордочки.
– И большие желтые зубы, – хихикнула Ядвига. – Они кусаются.
– Правильно. А еще иногда лягаются.
– Точно!
Ядвига уселась поудобнее и спросила:
– Тебе нравятся пони?
– Очень, – ответила Катриона.
– Хочешь, покажу моих?
– Конечно, но чуть позже.
Ядвига нетерпеливо заерзала, но Катриона не обратила на это внимания.
– Ты говорила про других – про маму Роджи и Бориса. Кто они такие? Я их не знаю.
– Это все ее место, – сказала Ядвига, махнув рукой в сторону хижины. – А Борис – ее настоящий сын. Он большой.
– И давно мама Роджи здесь живет?
– Всю жизнь, – ответила девушка, для убедительности кивнув.
Катрионе хотелось вернуться к разговору о жуках, сказать, что они украдены и страшно ядовиты. Но она опасалась напугать Ядвигу. Что до кумулятивного эффекта радиационного загрязнения, то девушка явно превысила все возможные лимиты. Катриона внимательно рассматривала тонкие руки и опухшее тело Ядвиги. Это от голода? Или под кожей прячется еще одна опухоль?
– Ты не голодаешь? – спросила она. – Мама Роджи тебя кормит?
Ядвига опять махнула рукой. На правой у нее было всего пять пальцев.
– Да, кормит, – ответила она. – Только глотать больно. Из-за этой вот штуки.
Она сжала опухоль под подбородком, но тут же отдернула руку.
– Мы с Ингиси попробовали обвязать ее ниткой, чтобы оторвать, но было слишком больно. А потом мама сказала, что она растет изнутри и все равно ничего не поможет.
Она скорчила гримаску.
Катриона подавила поднявшийся в ней ужас. И произнесла, стараясь говорить спокойно:
– Боюсь, мама Роджи права. Тебе нужен настоящий врач.
Почему же ее не отправили в больницу? Какого черта, Вадим?
Смущенная, Ядвига наморщила свой маленький нос, но затем пожала плечами.
Нельзя ее пугать, напомнила себе Катриона. Так. Борис – настоящий сын.
– А ты давно здесь живешь? – спросила она.
– Всю жизнь. Так мама сказала.
– И ты знаешь, сколько тебе лет?
– Конечно, знаю!
В голосе девушки прозвучали нотки негодования:
– Пятнадцать.
– Но ведь ты же не дочь мамы Роджи, верно? И Инги не ее ребенок, так?
– Нет! Мы все – ее дети!
И она вновь махнула рукой, на сей раз в сторону кладбища, утыканного столбами с насаженными поверх черепами.
– Когда мы были маленькими, мама сказала, что нашла нас меж капустных листьев, но это просто шутка. Там есть место в зоне, в лесу, где это произошло. Инги говорит, что видел его. Я не видела. Но знаю, что это Вадим привез меня сюда.
Вдалеке раздался приглушенный крик, и тотчас же – ритмический топот. Катриона обернулась и, опершись рукой о землю, приготовилась вскочить на ноги. Оказалось, что топот издают маленькие неподкованные копытца, а кричит Энрике. По лесной прогалине мчался маленький пони с веревочной сбруей, а на нем сидел худой светловолосый подросток, обхвативший бока своего боевого коня босыми ногами. Следом за пони, в своем защитном костюме и маске, неуклюже бежал Энрике.
– Стой, маленький воришка! – кричал доктор.
Инги натянул веревочные поводья, и пони встал как вкопанный.
– Ядди! – закричал мальчик. – Беги! Это белые призраки!
Ядвига подняла на него глаза, но, в отличие от Катрионы, которая поднялась на ноги, не пошевелилась.
– Глупый! Это не призраки. Это просто люди в белых одеждах.
– Мама о них и говорила. Это чужаки!
Инги, как оказалось, был восприимчив ко лжи.
Ядвига, соображая, выпятила нижнюю губу.
– Мама говорила тебе – не ездить по солнцу, а ты ее не слушаешь.