Место под солнцем

– Конечно, сердце мое. Чем могу быть полезен?

Он говорил с заметным гётеборгским выговором.

– Я звоню тебе, потому что мне сказали, что ты знаешь обо всем, что творится на южном берегу Испании, – сказала она и метнула взгляд на Берит. – Я хочу знать, известно ли тебе что-нибудь о каком-нибудь отравлении газом в вашем районе.

– О каком-нибудь отравлении газом? Да у нас не существует других отравлений! Все отравления – газовые. Газовая тревога на виллах Новой Андалусии – явление более частое, чем тревога пожарная. Ты хочешь знать что-нибудь еще?

У Анники зашумело в ушах, а стул качнулся под ней; ей показалось, что она стоит на бегущей дорожке.

– Ну хорошо, – сказала она, – что такое вообще газовое отравление?

– Воры напускают в квартиры и дома какой-нибудь вырубающий человека газ – либо через окна, либо через систему воздушного кондиционирования, а когда хозяева засыпают, эти негодяи обыскивают весь дом. Иногда они садятся на кухне и распивают бутылочку-другую хозяйского вина.

– То есть ты утверждаешь, что это самый распространенный тип отравления? – спросила Анника.

– Самая настоящая эпидемия. Наркотики появились здесь пять-шесть лет назад, а газовые нападения начались немного раньше.

– Почему у вас так распространен этот вид грабежа?

– Здесь много денег на руках, голубка. На кухнях под матрацами лежат толстые пачки купюр. Так обстоят дела везде в районе Пуэрто-Бануса. К тому же здесь очень силен криминальный элемент. Полно бедняков, которые сделают все что угодно за сущие копейки. Осенью они объединились с румынскими бандами, которые уже опустошили сотни вилл вдоль всего побережья от Гибралтара до Нерхи…

– Газетное телеграфное бюро сообщило, что в результате отравления газом погибла целая семья, – сказала Анника. – Ты что-нибудь об этом знаешь?

– Когда? Сегодня ночью? Где?

– Не скажу точно, – ответила Анника. – Я знаю только, что умерли все, включая двух детей и собаку.

Рикард Мармен не ответил. Либо исчерпался лимит трафика, либо возникла неисправность связи.

– Он что-нибудь знает? – спросила Берит.

Анника покачала головой.

– Смерть наступила в результате отравления газом, ты говоришь? – снова зазвучал голос Рикарда. Все дело было в трафике. – Я могу тебе перезвонить?

Анника дала ему прямой номер и номер мобильного телефона.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросила она, положив трубку.

Берит откусила кусок яблока, оставив намерение пить кофе.

– Преступные группировки испанского побережья или какая-то новая организация?

– Новая организация.

Берит надела очки и посмотрела на экран.

– Из этого может получиться нечто очень стоящее, – сказала она. – Для того чтобы этим заняться, мне придется отложить многое другое и потратить куда больше времени, чем мне бы хотелось.

– И что ты делаешь? Пишешь серию статей? Пашешь в саду? Хочешь получить удостоверение водолаза? Осваиваешь латиноамериканские танцы?

– Я пишу мелодии, – ответила Берит, не отрывая внимательного взгляда от монитора.

Анника удивленно воззрилась на коллегу:

– Мелодии? Что за мелодии? Ты сочиняешь поп-музыку?

– Да, шлягеры, помимо прочего. Однажды мы даже послали их на фестиваль мелодий.

Берит оторвала взгляд от экрана. Анника почувствовала, как у нее отвисает челюсть.

– Вот это да! Ты сидишь в «зеленой комнате»? Как это выглядело?

Берит подняла голову.

– Мелодии оцениваются не среди тысячи двухсот лучших. Совсем недавно я слышала одну потрясающую мелодию, сыгранную оркестром в Крамфорсе, в юго-восточном Онгерманланде. Кстати, ты читала протест, поданный Лилиан Бергквист в Верховный суд?

– Нет, еще не успела. Что она пишет?

– Ходатайство о пересмотре приговора…

– О, эта мелодия.

Берит сняла очки.

– Absolutely me, – сказала она. – Среди прочего, я творчески переработала старый текст: to be or not to be. Я работаю в этой газете уже тридцать два года, и если мне повезет, то продержусь здесь еще лет десять. Мне шестьдесят пять, и я иногда подумываю о пенсии. Я ценю возможность ясно судить о вещах и писать статьи, но какие поручения мне выполнять и на каких стульях сидеть, теперь выбираю сама. – Она окинула Аннику оценивающим взглядом. – Я кажусь тебе желчной или покорной?

Анника глубоко вздохнула:

– Нет. Я чувствую себя точно так же. Дело не в том, что мне скоро на пенсию, нет, но здесь происходит столько неожиданных перемещений, что я скоро начну страдать морской болезнью. Потом останется только to be or not to be.

Берит надела очки и снова повернулась к компьютеру.

– Что ты думаешь о шансах Филиппа Андерссона выйти на свободу?

– Ну уж, если государственный обвинитель требует пересмотра, значит, у нее есть для этого веские аргументы, – ответила Анника.

Она перешла на домашнюю страницу генеральной прокуратуры и выбрала нужный документ.

– Ты же видела его в Кумле несколько месяцев назад, – сказала она. – Ты веришь, что он невиновен?

Анника еще раз пробежала глазами письмо генерального прокурора. Она всегда испытывала неприятное чувство, когда читала что-то относящееся к тому убийству. Она в тот вечер находилась в полицейской машине, которая первой прибыла на место преступления, и видела его жертвы.

С тех пор она, копаясь в этом деле, часто сталкивалась с именем Филиппа Андерссона, когда старалась разобраться с убийством полицейской знаменитости Давида Линдхольма. Филипп был приличным преуспевающим финансистом, больше известным по душераздирающим фотографиям, чем по деятельности в «Дагенс индустри». Он прославился по всей Швеции как Сёдерский мясник. К тому же он был другом Давида Линдхольма.

– Убийцей оказалась помешанная сестра Филиппа, – сказала Анника.

Она закрыла домашнюю страницу генерального прокурора.