Место под солнцем

Он тяжело вздохнул:

– Ты всегда выставляла дело так, будто это только моя вина.

– Ты мне изменял, – сказала Анника. – Я видела вас. Я видела вас у торгового центра. Ты обнимал ее, целовался с ней, вы болтали и смеялись.

Теперь надолго замолчал Томас.

– Когда это было? – спросил он наконец.

– Прошлой осенью, – ответила она. – Я стояла на противоположной стороне улицы с обоими детьми, я купила резиновые сапожки Калле, мы шли домой и.

Она, неожиданно для самой себя, расплакалась. Слезы текли из глаз, и она ничего не могла с ними поделать, они струились между пальцами, капали на телефон.

– Прости, – произнесла она, когда рыдания стихли.

– Почему ты ничего мне не сказала? – тихо спросил он.

– Не знаю, – прошептала она. – Я очень боялась, что ты уйдешь.

Тишина в трубке сочилась удивлением.

– Но ты же сама меня выгнала. Ты перестала со мной разговаривать, я не мог до тебя достучаться.

– Я знаю, – согласилась она. – Прости.

Они снова надолго замолчали.

– Такое теперь время, – сказал он.

Она рассмеялась и смахнула последние слезы.

– Я знаю.

– Дети говорят, что у тебя новая квартира, – сказал Томас. – У тебя проживание с правом на жилье?

Она поискала в сумке бумажный носовой платок.

– Я не купила ее за наличные. Она досталась мне на время по связям.

– Тебе помог твой новый приятель Халениус или нет?

Она едва не вспылила, но сдержалась.

– Нет, – ответила она. – Халениус тут ни при чем. Фотография в газете – это полнейшее недоразумение и бред. Мы встретились вечером, и он поделился со мной сведениями… которые нужны мне по работе. Прощаясь, мы поцеловались в обе щеки по-испански, потому что на следующий день мне надо было лететь в Испанию. Я не пила вина, и ты же сам знаешь, как я не люблю шумные вечеринки.

– За что только не хватаются журналисты, – сказал он.

Салфеткой она стерла с лица растекшуюся тушь.

– Все это, как мне кажется, глупость и ерунда, – сказала она. – Хотя для Халениуса это может обернуться чем-то худшим, чем для меня.

– Там сказано, что он должен был в тот вечер дежурить в министерстве.

– Я еще не прочитала статью, – сказала Анника. – Что касается Джимми Халениуса, то он сам признавался, что не слишком ревностно относится к своим служебным обязанностям, так что это не моя головная боль. Скорее твоя.

Они оба рассмеялись, рассмеялись обоюдно и одновременно, что немало удивило Аннику.

Потом Томас вздохнул.

– Попробуй угадать, каких колкостей я наслушаюсь в понедельник, – сказал он.

– В этом ты будешь не одинок, – заметила Анника.

Они снова рассмеялись. Потом наступила тишина.

– Можно мне прийти с детьми к тебе в воскресенье? Заодно посмотрю твою новую квартиру.

Ничего подобного он ей раньше не предлагал. Он всегда говорил, что допоздна работает в отделе в Старом городе, где она случайно прожила полгода.

– Там особенно не на что смотреть, – сказала Анника. – Я даже не успела распаковать все вещи.

– Где она находится?

– На Агнегатан, дом 28.

– Но… это же…

– Да, это там же, где была наша старая квартира.

Они снова помолчали.

– Как дети? – спросила Анника.

– Хорошо. Мы гуляем в парке, они играют в догонялки. Хочешь с ними поговорить?

Она на мгновение задумалась.

– Нет, – сказала она. – Пусть играют.

– Давай договоримся, что я приду к шести часам в воскресенье?

Они распрощались, и Анника еще некоторое время стояла посреди комнаты с телефоном в руке.

Потом она опустилась на кровать, залезла под одеяло. Камень, который все последнее время давил ей на грудь, стал как будто легче. И края у него были уже не такие острые. Сейчас она немного понежится в кровати, ну совсем чуть-чуть, ну еще немножко.

Она рывком стряхнула с себя сон и встала.

Надо же прочитать, что написали о ней конкуренты.