Сладкий папочка

Гейдж улыбнулся:

– Куда бы ты отправилась, если б имела выбор?

Я оживилась. Я всегда мечтала побывать в тех местах, которые видела только на страницах журналов да в кино.

– Ой, даже не знаю... ну, прежде всего в Париж, наверное. Или в Лондон, а может, во Флоренцию. К тому времени, как Каррингтон немножко подрастет, я скоплю достаточную сумму, чтобы нам с ней отправиться в автобусный тур по Европе..

– Не стоит знакомиться с Европой из окна автобуса, – сказал Гейдж.

– Вот как?

– Да, не стоит. И ехать нужно с кем-то, кто все там знает. – Он вытащил телефон и раскрыл его. – Так куда?

Я улыбнулась и растерянно покачала головой:

– Что значит куда?

– Ну, в Париж или в Лондон? Я могу заказать самолет, и он будет готов через два часа.

Я решила поддержать игру:

– Что берем? «Гольфстрим» или «сайтейшн»?

– В Европу, конечно же, «Гольфстрим».

Тут я поняла, что он не шутит.

– У меня и чемодана-то нет, – сказала я остолбенело.

– Я куплю тебе все необходимое на месте.

– Ты же сказал, что устал от путешествий.

– Я говорил о деловых командировках. И потом, я хочу увидеть Париж с человеком, который никогда его прежде не видел. – Его голос стал мягче. – Это все равно что снова увидеть его впервые.

– Нет, нет, нет... в Европу не ездят после первого свидания.

– А вот и ездят.

– Но только не такие люди, как я. Кроме того, мое такое спонтанное решение может испугать Каррингтон...

– Проекция, – пробормотал он.

– Ну ладно, ладно, это испугает меня. Я недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы отправляться с тобой в путешествие.

– Вот и узнаешь.

Я в изумлении воззрилась на Гейджа. Он держался абсолютно непринужденно, я никогда его не видела таким. В его глазах танцевали смешинки.

– Да что такое на тебя нашло? – спросила я ошеломленно.

Он с улыбкой покачал головой:

– Точно не знаю. Но придется с этим жить.

Мы проговорили весь ужин. Мне очень много хотелось рассказать ему и еще больше услышать. Наш разговор длился три часа, но мы и половины не сказали друг другу из того, что хотели. Гейдж умел внимательно слушать и, казалось, с неподдельным интересом внимал всем подробностям из моего прошлого, которые, по всему, должны были бы нагнать на него смертную тоску. Я рассказывала ему о маме, о том, как мне ее не хватает, и обо всех проблемах, которые существовали в наших с ней отношениях. Я даже поделилась с ним своими переживаниями, связанными с чувством вины, которое долгие годы мучило меня, – вины в том, что именно из-за меня мама так и не привязалась к Каррингтон.

– Тогда мне казалось, что я просто занимаю вакантное место, – сказала я. – Но когда она умерла, я задумалась, не... ну, я с самого начала так сильно любила Каррингтон, что как бы присвоила ее себе. И передо мной все время возникал вопрос, не виновата ли я в... не могу подобрать слово...

– Не маргинализировала ли ты ее?

– Что это значит?

– То, что ты ее оттеснила на периферию.

– Вот-вот, именно это я и сделала.

– Чушь, – мягко возразил Гейдж. – Так не бывает, детка. Ты никак не ущемила свою мать тем, что любила Каррингтон. – Он теплой рукой сжал мои пальцы. – Похоже, Диана просто была полностью погружена в свои собственные проблемы. Она скорее всего испытывала к тебе благодарность за то, что ты даришь Каррингтон любовь и заботу, которых она ей дать не могла.

– Надеюсь, – сказала я, но он так и не смог меня убедить. – А... а откуда тебе известно ее имя?

Он пожал плечами:

– Да, наверное, папа упоминал.

За этими словами последовало согретое душевным теплом молчание, и я вспомнила, что Гейдж потерял мать, когда ему было всего три года.

– А ты помнишь свою мать?

Гейдж отрицательно покачал головой.

– Ава ухаживала за мной, когда я болел, читала мне сказки, залечивала мои раны после драки и устраивала за это выволочку. – Задумчивый вздох. – Мне ее страшно не хватает.

– Твоему отцу тоже. А тебе не претит, что у него есть женщины? – спросила я после паузы.

– Да нет, черт возьми. – Он вдруг улыбнулся. – До тех пор, пока ты не вошла в их число.

Мы вернулись в Ривер-Оукс около полуночи. Я слегка опьянела после двух бокалов вина и нескольких глотков портвейна, который подали с десертом, состоявшим из французского сыра и тонюсеньких, толщиной в листок бумаги, ломтиков финикового хлеба. Никогда в жизни мне еще не было так хорошо, возможно, даже лучше, чем в те благословенные минуты с Харди сто лет назад. И это почти тревожило меня. Я имела на вооружении тысячи способов не подпускать мужчину к себе близко. Ведь даже секс не представлял такой опасности, как душевная близость.

Однако этому смутному беспокойству не дано было пустить в моей душе корни, поскольку что-то в Гейдже заставляло поверить ему, несмотря на все мои отчаянные усилия этого не делать. Не знаю, сколько раз в своей жизни я совершала какой-то поступок, лишь повинуясь своему желанию, не беспокоясь о возможных последствиях.

Как только Гейдж подъехал к дому и затормозил, мы разом умолкли. В воздухе висели не высказанные вслух вопросы. Я неподвижно замерла на своем месте, избегая встречаться взглядом с Гейджем. Несколько рвущих душу, стремительно исчезающих мгновений – и я принялась шарить рукой в поисках защелки ремня безопасности. Гейдж неторопливо вышел из машины и подошел к дверце с моей стороны.

– Поздно, – небрежно заметила я, когда он помогал мне выйти.

– Устала?

Мы приблизились к парадной двери. Ночной воздух приятно холодил, сквозь прозрачные тучи проглядывала луна.