Круиз золотой рыбки

– Пока нет, решили подождать. Дали шанс, так сказать. Добрый у нас начальник.

– Это правда, – со вздохом согласилась Верочка и погрузилась в задумчивость. Такой красотке место на крайняк в мэрии, а она пришла в агентство работать, где низкая зарплата и ненормированный рабочий день. Чего она тут забыла? Ну ладно, если честно, у меня нормированный, а у Родиона Петровича и оперативника и заодно компьютерного гения Саши бывают авралы. Сашок готов сутками сидеть в Сети, если надо нарыть информацию либо компру на очередного подозреваемого или объект слежки. Он прекрасно водит машину, разбирается в подслушивающих и записывающих устройствах, быстро соображает. Но у него есть изъян, правда, какой, я долго не понимала. С чего бы этому продвинутому хакеру трудится в частном сыске? Однажды задав этот вопрос себе, я тут же предположила, что Сашок попался на незаконных операциях, и оказалось, была права. Паренек задумал аферу, но был вовремя остановлен, не успев ее совершить, и согласился работать на Родиона Петровича, сначала нехотя, но потом втянулся, купившись на сомнительную романтику. А вот Верочка для меня пока загадка. Я про нее ничего не знаю, ни кто ее рекомендовал, ни где она раньше трудилась. Работает она у нас всего неделю, и у нее еще не вышел испытательный срок. Может, она боится, что ее уволят? И придется вернуться на панель? Или в город на Алтае?

Я достала из сумочки косметичку и принялась приводить лицо в порядок, а Верочка поднялась. Собирается идти подписывать бумаги, ясен перец, но боится. Знала бы она, какой шеф на самом деле лапочка! Помню наше первое, так сказать, свидание. Я пришла на собеседование после телефонного звонка. Не просто пришла, а примчалась. Еще бы – после стольких месяцев без работы побежишь хоть куда. Обшарпанная, хотя и крепкая дверь в арке многоэтажного дома несколько обескураживала. Но, войдя, я поняла, что попала куда надо, а при первом же взгляде на двух мужчин – одного лет так тридцати восьми, и второго совсем юного парня, тревоги показались напрасными, от сердца отлегло. На парнишку я как – то не отреагировала, зато при виде интеллигента с худощавым лицом и внимательными карими глазами у меня сладко заныло в груди. Но его строгость привела меня в чувство очень быстро. Стало понятно: с этим служебный роман не закрутишь. Офис был достаточно хорошо оборудован – явно, недавно сделали ремонт, и вообще все было как с иголочки. Поэтому и взяли человека с улицы, то есть первую позвонившую, которая обладала нужными навыками. С компом на ты, печатаю вслепую, знаю основы бухучета. Мы познакомились, и я сразу приступила к работе. Посыпались звонки, это были опоздавшие кандидатки, которым я очень вежливо объясняла, что вакансия занята, а сама мысленно хвалила себя за расторопность. А потом они нашли эту блондинку с огромными глазками. Прям бриллианты в сто каратов.

Верочка, повернув ко мне свое красивое кукольное личико, спросила:

– Как вы думаете, он все еще не в духе?

– Кто? Родион Петрович? Да вроде бы. Хотя он отходчивый. Идите, Верочка, вас он не съест.

Она пошла к начальнику, а я налила себе кофе. Этот напиток меня всегда успокаивает. Когда подносишь чашку с лицу и вдыхаешь запах, то в этот момент ты ни о чем не думаешь. Я усердно нюхала кофе, но горькие мысли по – прежнему не оставляли меня. Вот интересно, почему он так со мной обошелся? Когда брал на работу, обещал с каждого дела процент отчислять, и вот тебе на. Разве я виновата, что криминал идет на убыль? В нашем городке сейчас новый мэр, и криминалитет притих. Да, дела в нашей маленькой конторе обстоят сейчас самым не лучшим образом. Клиентов нет, в работе затишье. Есть от чего быть не в духе. Нам же надо зарплату платить, а с чего? А тут я я влезла с опозданием, он и разозлился.

Мой мобильный заиграл в сумке мелодию, которая никак не соответствовала ни настроению, ни положению дел. Надо бы не вальс Мендельсона закачать, а похоронный, подумала я, нажимая зеленую кнопку. Она не срабатывала. Я потрясла телефон. Давно пора его выбросить. Как только заработаю, куплю себе планшет.

– Алло!

– Привет, Ульянка.

Это была Алина, моя подруга. Так и хочется сказать: бывшая, но я все еще эту гадину люблю и страшно по ней скучаю. Но обида живет в сердце, раненом ее коварством и подлостью.

– А – аа, это ты. Привет.

Я замолчала. Говорить должен позвонивший, а не тот, кому звонят. Это я одного писателя вычитала. К тому же с Алиной мне сейчас хотелось общаться меньше всего.

– Чего такая кислая? Все еще злишься?

Еще как злюсь, дорогая подружка! Но вслух я это не стала произносить. Мы и так почти читаем мысли друг друга, без озвучки.

– Да нет. Ты чего, говори скорей, а то у меня работы по горло.

– Ты на работу устроилась? Поздравляю!

– Спасибо.

– И что за фирма?

– «Секрет».

– Не хочешь, не говори. Вот вредное ты существо, у меня от тебя нет никаких секретов.

– «Секрет», – повторила я. До этой умницы никак не дойдет, что это название конторы.

– Попугай. Ладно, слушай сюда. Полгода уже работаешь?

– Да, а что?

– Бери дуй ко мне, я тебе приготовила сюрприз. Давай встретимся в кафе на площади и поговорим.

– Ну, не знаю. Меня могут не отпустить. А вообще-то могут, но шеф сейчас не в настроении. Хотя … Ладно, уговорила.

– Так ты давай побыстрей подваливай, я жду.

До кафе было десять минут пешком, но я не торопилась. Погода была хорошая, отчего было не прогуляться? Светило солнышко, чирикали воробьи. Легкий ветерок освежал, а на небе плыли такие облака, которые можно увидеть только летом в деревне, да на картинах живописцев. Но люди на небо не смотрят, все какие-то озабоченные, глядят под ноги, словно надеются найти клад. Зато дети, хоть на небо не смотрят, чувствуют, как хорошо, они кричат так, что сердце радуется. Интересно, почему это детишки меня стали умилять? Не знак ли это, что пора самой завести малолетнее чадо? От этой мысли меня немного передернуло. Сопли, пеленки-распашонки, памперсы, смеси, брр-рр. Нет, рановато мне. Во-первых, не нагулялась, как говориться. Во-вторых, кто кормить нас с малышом будет? Нужен достойный мужчина со стабильной зарплатой или хотя бы со средствами. На особняк я не претендую, дом на окраине города подойдет, или квартирка, хотя бы в новостройке. Но главное – чтоб человек был хороший. Так твердит моя бабушка, выросшая при старом режиме и со старыми предрассудками. Хотя мама тоже такая. Это из-за них я, кстати, в девках засиделась: все высматривали, с тем ли парнем встречаюсь, вот всех и отпугнули. Замуж надо было выскакивать сразу после школы, на молоденьких, даже страшненьких, найдется мужичок. А я отнюдь не дурнушка. Вполне себе на уровне. Только запустила себя за последний год, а все из-за Алинки. Такую она лучшей подруге "козью морду сделала", что та впала в депрессию. Хорошо, бабуля подкинула денег на курсы, а то бы я сдулась, как шарик с дыркой.

Да, к подруге у меня есть счет. Так что пусть ждет. Деваться ей некуда, если позвонила, значит, приперло, я-то ее хорошо знаю. По–хорошему, надо было ее послать подальше, но интересно, зачем это я ей так срочно понадобилась? Может, очередной подвох? За ней не заржавеет. Буду настороже.

Мы были подругами с первого класса школы. Она меня защищала даже перед учителями, не говоря об обычных разборках. Одно время в нашей школе стало привычным делом драки между девчонками. Для "перетерок" собирались на пустыре, вставали в круг и обвинительная сторона начинала выдвигать претензии. Если у обвиняемой не было собственной команды, то ее просто лупил кто – то, а остальные смотрели и вовремя останавливали. Я была в команде Алины, где она верховодила. Если бы не этот факт, я с моей скромностью была бы бита не один раз. Но за крышу пришлось платить, и на все дискотеки Алина ходила в моих прикидах, которые привозил отец из командировок. Некоторые тряпки я даже примерить не успевала, отдавая их безропотно лучшей подруге. Она также навострилась списывать у меня не только домашку, но и контрольные, для чего мы выработали целую систему. Но после школы все пошло наперекосяк. Несколько раз мы серьезно ссорились, но жить друг без друга, как мне казалось, не могли. Но потом настал период охлаждения. Тогда всем было плохо, а мне особенно, потому что умер отец, которого я очень любила.

Вспоминая все это, я не заметила, как дошла до нашего кафе. Но теперь это заведение было не узнать, его выкупил новый предприниматель, провел реконструкцию, и, если бы не знакомая улица, я бы не признала этот "приют благородных девиц". Отдельные столики – не столики уже, а столы с дубовыми скамейками, прям как в лучших фильмах про столичную богему, сбоку экран, как в стоматологической кинике доктора Сверлова, стойка с барменом, протирающем высокие стаканы, набор бутылок на полках за его спиной. Ёж твою мать! Это все навевало ностальгию по старым временам. Когда тут драки случались каждую пятницу, лишь солнце закатится, а нож мог запросто распороть рубашку вместе с животом.

Алина сидела за столиком в углу. Я подошла, кинула сумочку на сиденье, взглянула пытливо на предательницу.

– Привет, – сказала я, растянув губы в подобие светской улыбки, подсмотренной в одном из зарубежных сериалов.

– Привет, Ульянка. Садись, не отсвечивай. Сейчас нам кофе принесут, я уже заказала.

– А поворотись-ка сынку, – потребовала я. Это тоже был наш давнишний ритуал: давать оценку одна другой. Алина встала. Выглядела она сногсшибательно, одета по последнему воплю моды. На ней были модные брючки, легкая блузка до пупка, а уж босоножки на ногах наверняка стоили бешеных денег. Стрижка, впрочем, у нас была одинаковая, я свою сделала на прошлой неделе, увидев ее на сайте в Интернете, причем стригла меня мама, в то время, как бабушка суетилась вокруг нас, помогая советами. Надо отдать Алине должное – она не стала делать эффектных пауз, чтобы дать мне возможность высказать восторги по поводу ее вида.

– Хорошо смотришься.

– Ты тоже ничего, – вяло отреагировала она, в свою очередь посмотрев на меня. Это она из вежливости меня похвалила. На мне были джинсы и футболка и надписью на французском языке. Несмотря на то, что моя маман преподавала этот язык, я его не знала. В школе у нас был английский, а учить себя родной маме я просто не позволила. Волосы я до последней поры прихватывала резинкой в хвостик, так очень удобно: не лезут на глаза, но вид от этого становится как у троечницы с задней парты. Правда, в последнее время, задумавшись о том, почему шеф во мне не видит девушку, а видит только сотрудницу, я стала больше внимания уделять своей внешности. Но заметил это только Сашка, наблюдательный он паренек, что и говорить.

– У тебя что-то стряслось? – спросила я, усаживаясь напротив. Всю дорогу я гнала от себя мысли о возможных неприятностях школьной подруги. Потому что, начни я их предполагать, на меня бы накатило чувство глубокого и неодолимого удовлетворения, а опускаться до этого не хотелось.

– Все одно к одному. Во-первых, мать заболела.

– Серьезно? Чем?

– Какая тебе разница? Я не могу ее взять и бросить.

Я вытаращила глаза:

– Ну и не бросай.

– Ну и не брошу.

Алина достала помаду и стала подкрашивать губы, глядя в искаженное отражение своих губ на поверхности солонки. Ее руки слегка дрожали. Маникюр на ногтях был не сегодняшний, кое-где лак слетел, один ноготь был сломан. У нее явно было что-тоне в порядке, хотя по одежде этого сказать было нельзя.

– И не брошу, за ней нужен уход. Только не спрашивай меня, что с ней, я тебя очень прошу!

От такой плюшки я просто онемела. Полину Феоктистовну я знала с пеленок. Правда, наши мамы не дружили, но хорошо знали друг друга. Моя преподавала в университете. Мать Алины была завхозом на крупном промышленном предприятии. Отец оставил их семью, когда дочка пошла в детский сад, о его уходе из семьи, помню, судачил весь двор. Он поехал в другой город в командировку и там нашел женщину. Это позднее я поняла, что это женщина. Мать Алины говорила: бабу себе нашел. Я тогда представляла: идет человек по зимнему лесу, ноги в валенках из сугробов вытаскивает. Выходит на поляну, а там – снежная баба, нос – морковка, на голове ведро. Он берет ее за холодную толстую руку и говорит по-французски: Мадам, будьте моей женой. Дальше мое воображение давало сбой. Мы с Алиной никогда не говорили про ее отца, а Полина Феоктистовна, кстати, очень полная из себя,  скоро, как мне тогда показалось, забыла смертельную обиду. Алина росла сорванцом, всегда меня защищала от обидчиков. Я была ее тенью, ее собачкой почти до седьмого класса. Но потом я влюбилась в одного мальчика, и она… но это, как говорится, отдельная история.

Сейчас я вглядывалась в лицо подруги и видела на нем, несмотря на хорошую косметику, следы недосыпаний, скрытое раздражение и неуверенность, весьма ей несвойственную. Она докурила сигарету и ткнула ее в пепельницу, плохо загасив. Дымок, гораздо более зловонный, чем выдыхаемый дым, коснулся моих ноздрей, и я чихнула.

– Ты что, простужена? – тут же оживилась подруга. – Вид у тебя припухший. Иль пила всю ночь?

– Кто? Я? Я не пила. А надо бы напиться. Давай напьемся, Алина. Только ты заказывай, а то мне зарплату давно не выдавали.