Точка бытия. Рассказы, повести, притчи, стихи

– Что, не узнал меня? – лукаво прищурился дед. – Эх ты, садова голова. Ты из-за парты еще не был виден, а я уже сторожем школьным служил! Семеныч я!

И дед засмеялся. Он был странно веселый, для дня похорон. Имя его Курочкин подзабыл – то ли Иван, то ли Степан – и сказал просто, изобразив радость:

– Семеныч! Ты все молодцом!

– Да уж не молодкой, – тут же отыграл дед чужую подачу. – Ну что, дружка своего хоронить приехал? Почтить, так сказать…

– Да мы не особо дружили, – нехотя пояснил Курочкин. Он понимал, что теряет время. О школьном стороже он не помнил ничего хорошего – мал был, полвека прошло.

– Какое там дружили! Врагами были, лютыми, – неожиданно заявил старик, причем громко. К ним уже приближались какие-то два мужика, крестьянского вида, послушать, что там за беседа у Семеныча.

– Ну, врагами-то мы не были, – возразил покрасневший Курочкин. – В детстве все дерутся…

– Э-э, нет. Тут ты смягчаешь. Бил он тебя всегда, а ты убегал. К матери несся или к бабке, жаловаться. И те бежали всегда лупить Петьку… Ябеда ты был…

Курочкин пыхтел, не зная, как заткнуть рот деду, которого внимательно слушали подошедшие мужики.

– Бил-то он тебя за дело, – продолжал неугомонный дед, ободренный наличием аудитории. Которая уже ухмылялась, нагло взирая на приезжего поминальщика с цветами.

– Да ладно, что старое ворошить, – перебил старика Курочкин.—Я пойду, а то опоздаю.

– Не опоздаешь, все там будем, – не отставал дед. – Даже и я приплетусь на кладбище, послушать чужие слезы.

– Ну так и договорим на кладбище, – и Курочкин шагнул вперед, к начинавшей шевелиться процессии.

– Стой. Ты не ответил.

Курочкин растерялся. Разве он прослушал вопрос?

– Ты ответь. Вот он тебя дразнил мокрой курицей, за трусость твою и плаксивость. А ты нашел ему кличку? Ты его как-нибудь обзывал в ответ? дразнил? Скажи, чтоб я не помер, не узнавши.

Курочкин лихорадочно вспоминал. Петьку и его кулаки он помнил, а вот какую кличку… сдачу какую… не помнил он! И вдруг Курочкин нашелся:

– Я ему говорил: ты дурак. Дурак ты, Одуванчиков, говорил я ему всегда.

– Врешь. Не говорил ты так. Ладно, иди, ты все такой же. Старик отпускал его. Но настроение было испорчено.

Курочкин успел постоять возле венков, потом прошел метров триста до сельского кладбища и бросил горсть земли на опускаемый в могилу гроб. На кладбище он все-таки сказал речь, вторым по счету.

– Это был умнейший человек. Горжусь, что он был моим другом, мы сидели за одной партой. Мне больно думать, что его больше нет. Увы, ушел ты, наш земляк, Петр Одуванчиков, мой друг…

Все молча слушали, опустив головы и вздыхая. Потом все пошли кто куда, по домам, а Курочкин поспешил к автобусу, убрав в портфель свой фотоаппарат. Среди ковыляющих впереди стариков он увидел и деда в валенках с калошами. Хотел молча обогнать его, но все-таки услышал в спину:

– Афанасий. А ты все такой же. Петька и сейчас бы тебе съездил…

Курочкин втянул голову в плечи и пошел быстрым шагом к остановке.

На следующий день его фотография у гроба школьного товарища появилась в областной газете. И короткий, но проникновенный некролог.

Кому верить

Пенсионерка тетка Наталья была старуха мало верящая и даже скептичная. В детстве она была легковерной, как все; в юности, натворив ошибок и глупостей и расплатившись за них, стала сомневающейся, а в зрелые годы превратилась в совсем мало верящую. Она не верила в чужие слова. При этом она была крещеной православной рабой Божией, то есть верующей. Но не до фанатизма, то есть посты она все-таки не соблюдала.

Раз в месяц Наталья совершала паломничество к своей престарелой тетке, одинокой восьмидесятилетней старухе Марье Гавриловне, жившей в другом городе. За теткой Марьей присматривали соцработники, поскольку она уже редко выходила из дома; квартиру свою однокомнатную им она и завещала. Хотела Наталье завещать, но та к ней переселяться не вознамерилась, поэтому пришлось завещать чужим людям. Племянница не обиделась, это было справедливо. Они были очень разные, а помирала тетка уже лет семь – столько Наталье не выдержать бы, носом к носу. Проведывала старуху племянница исключительно из милосердия и страха Божьего, поскольку та обещала проклясть всех, кто на нее при жизни махнул рукой. Будет приходить к ней во снах и попрекать тем, что похоронили ее чужие люди, неведомо где и кое-как, а то и в чужом гробу. Тетка и в жизни была грозная, со сверкающими глазами. Поэтому приходилось проведывать ее, особенно когда она по телефону прощалась и говорила плачущим голосом, что нынче непременно помрет.

В этот раз Наталья снова набрала сумку гостинцев, перекрестилась на дорогу и села в электричку. Через пару часов она уже была возле трехэтажного панельного дома тетки. У подъезда стояли две женщины – одна только что вышла, другая собиралась входить. Соседи уже знали племянницу старой Марьи Гавриловны, тоже немолодую, поздоровались, но разговоры заводить не хотели. Никто не любил Марью Гавриловну. Сейчас никто никого не любит. И родных-то стариков не больно жалуют. Старики-то становятся бестолковые, никчемные, путаются в квартире под ногами, не торопятся на погост, то есть теряют совесть.

Наталья еще не всю совесть потеряла, и у двери тетки она поклялась себе быть и ласковой, и терпеливой. Тетка медленно подошла к двери и отперла ее. С палочкой ходит, с подлокотником. Расцеловались, племянница прошла на кухню и стала выгружать из сумки продукты.

– Вот тебе сыр, маслице… колбаски… конфеты мягкие… батон вкусный свежий…

– Да и зачем ты тратилась, у меня все есть… Я посчитаю, утром тебе денежку отдам, твоя пенсия маленькая. Настя, соцработник мой, все приносит… денег мне хватает, мне ничего не нужно. Не тащи в другой раз.

Старуха призадумалась, а потом добавила:

– Ну если только на мои поминки.

И она в сороковой раз стала объяснять, как, где ее хоронить, где отпевать, что подать на поминальный стол. Все это племянница знала наизусть, но молча слушала и делала вид, что сверяет со своими записями в блокноте – в руках у нее всегда появлялась записная книжечка. Если книжечка не появлялась, тетка начинала беспокоиться и твердила обиженно: запиши, что я тебе говорю! Поэтому Наталья не забывала сразу доставать из сумки зеленую книжечку и шариковую ручку. Насчет наказов тетки – записан у нее был только телефон ритуального бюро. Все остальное она и так знала. Послушав, она спрятала книжечку в сумку. Старуха не лазит в ее сумку и не сможет проверить, что записано в книжечке. А там были адреса всякие и телефоны, большую часть которых давно следовало вычеркнуть и забыть навеки. Но Наталья не любила исчирканных листов. Все время обещала себе купить новую книжечку, еще меньше этой, да забывала. Привычка…

Приближался хорошо знакомый час известной телепередачи. Наталья не смотрела по телевизору ничего, кроме под настроение передач телеканала «Культура». В основном концертов классической музыки, известных певцов давних лет, воспоминаний о любимых старых актерах. Иногда и фильмы показывали давнишние, любимые. А другие телеканалы она не смотрела, поскольку была еще не совсем дряхлая и освоила интернет, новости узнавала из него.

Тетка Марья Гавриловна понять не могла, что такое интернет. Порой она затевала об этом дискуссию: что такое интернет? И племянница была бессильна объяснить ей это, даже в сравнениях компьютера с телевизором и утюгом. Ни тот, ни другой тетка не могла заставить отвечать ей и пересылать ее письма, сколько бы она в них ни стучала. Что касается телеканала «Культура», он мало увлекал старуху. Когда случайно перескакивали на «Культуру», она всегда начинала капризничать:

– А по первой или по второй сейчас новости!

– Нету новостей!

– Как это нету! Новости бывают каждый день, по нескольку раз!

– Да хочешь, я сама расскажу тебе все новости?

– Как это? Ты что, журналист?

– Американский президент ругает Россию. Российский президент не ругает Америку, он умнее. Наши будут отвечать на их санкции такими же пендюлями. Опять произошел взрыв в метро. И в крупном ДТП погибло несколько человек.

– Да ты что? где? в Москве?

– Нет, не в Москве. Может быть, в Англии. Или в Германии.

– Ну, это ты врешь, сочиняешь… твои новости выдуманные! А я люблю настоящие!

– А вчера смотрела новости?

– Смотрела! – Ну, расскажи, что было вчера и где.

– Да разве я помню!

Тетка обижалась и начинала пыхтеть, чихать и кашлять, давая понять, что здоровье ее после этого разговора ухудшается. Наталья смирялась и включала ей новости. Новостей в это время еще не было, шел «Час суда». Тетка сразу оживлялась, перебиралась из кровати в кресло и всем телом устремлялась к телевизору.