– А, вот и ты. Нам нужно выбираться отсюда как можно быстрее. Я не желаю ни минуты оставаться здесь! Пойдём же!
– Но мы не сможем сделать этого, моя госпожа, дверь заперта.
– Ни за что не поверю, что в таком большом доме только один выход!
– Так-то оно так, да только…
Хюррем, не дослушав, вышла в коридор, осматривая пространство. Было видно, что значительная часть дома остаётся вне их доступа.
Как и большинство домов людей с достатком, которые могли позволить себе выстроить его из камня, этот, по-видимому, разделялся на две половины, соединённые общим помещением. Одна часть дома была мужская, семалык, другая женская, гаремлык. Они оказались в меньшей половине помещения, включающей в себя несколько комнат и обширный холл. Чуть дальше можно было выйти в небольшой прекрасно оборудованный хаммам.
Обход по всему этому пространству Хюррем совершила вместе с Мерием, которая уже успела всё осмотреть до того, как султанша проснулась. Гизем тоже сочла нужным присутствовать при этом, важно сопровождая хасеки из комнаты в комнату.
– Султанша моя светлейшая, какой удивительный дом. Такой богатый, красивый, словно сераль.
– Этот господин… про которого сказала та женщина, Пирузе… по-видимому, совсем не бедствует, – сказала задумчиво Хюррем, заходя в общую комнату. Там они обнаружили ту самую Пирузе, сервирующую стол. Увидев их, она поклонилась Хюррем
– Доброе утро, султанша, завтрак скоро будет.
– Посмотрим…
Хюррем заинтересовалась, каким образом Пирузе приволокет так много еды и откуда, ведь кухни она нигде не заметила. И не удастся ли проскочить в дверь, если эта женщина доставит еду из-за стен дома.
Всё оказалось гораздо проще, Пирузе никуда не выходила, а большой закрытый поднос доставил один из отряда, в приоткрытую дверь было видно, что их там не менее десяти человек.
– Не нужно думать о побеге, госпожа, – заметила Пирузе,– за пределами дома полно охраны, дом окружён высоким каменным забором. Эта дверь – единственный выход на улицу, и она будет открываться лишь в присутствии воинов. Бежать отсюда невозможно и крайне опасно, вы должны оставаться здесь. Я обязана вас предупредить, чтобы вы не навредили самой себе.
Хюррем затрясло от гнева.
– Как вы смеете держать меня здесь… жалкие разбойники!
Периде уже выходила на улицу, не обращая внимания на протесты хасеки. В отчаянии Хюррем подбежала к окну, желая выдрать резную решётку. Она увидела, что деревянный узор повторяют металлические прутья, уходящие в стену и таким образом образующие ажурную решетку. Только сейчас она поняла, что каждое окно было невозможно открыть.
– Я оказалась в тюрьме!
9
Запечатанные окна стали последней каплей для женщины, нервы которой были и так на пределе вот уже много дней. Хюррем почувствовала невероятной силы панику, охватившую её, она уже не могла себя контролировать. Одно окно за другим султанша тщетно пыталась открыть, барабанила по резным узорам решетки.
– Госпожа моя, ваши благословенные руки, вы поранитесь, не приведи Аллах! – Мерием в отчаянии заламывала свои руки.
Рыдания душили Хюррем, вырываясь наружу, стол вместе со всеми блюдами полетел далеко в угол комнаты. Гизем, никак не ожидавшая этого, подпрыгнула на месте и сочла за лучшее ретироваться подальше. Однако, она не забыла прихватить с собой внушительный кусок перепёлки, приземлившийся недалеко от неё.
– Моя стройнейшая госпожа, как же ваш завтрак, вы очень слабы, исхудали вся, ай-ай-ай…
– Замолчи!
Хюррем металась из комнаты в комнату, пытаясь открыть окна, простукивая стены, расшвыривая всё вокруг, до тех пор, пока силы её окончательно не иссякли. Мерием подхватила её, когда госпожа без сил опустилась на пол посреди коридора.
– Я прошу вас, пойдёмте, вам нужно отдохнуть. Попейте хотя бы воды, моя госпожа…
Служанка проводила её до кровати.
– Оставь меня.
Хюррем впала в забытье, опустошенная и безвольная. Она оказалась так далеко от дома, ведь уже давно считала своим домом султанский дворец. Хоть и мечтали многие лишить её этого. Одно её неосторожное слово, и всё могло бы рухнуть для Хюррем.
Ей снился почему-то её жених, которого она считала давно умершим. А он взял и приехал, появился перед ней, как призрак. Он говорил ей во сне, как когда-то наяву, что не страшится смерти, а вот она страшилась, ей было, что терять. Сон перепутался с воспоминаниями, стал омутом памяти.
С появлением Луки каждую минуту стало казаться, будто уже идут за ней палачи, чтобы казнить её вместе с детьми. И никак он не желал понять этого, всё писал и писал тот портрет, что заказал султан Сулейман, а Хюррем уж и спать спокойно перестала, осунулась, заболела. Дошло до того, что стала кричать во сне по ночам, чем немало обеспокоила своих служанок, которые не понимали ее огромного страха. Однажды после очередного кошмара ей вызвали лекаршу. Та и сообщила, что у Хюррем будет ребенок. Именно в такой опасный период она узнала, что опять беременна, в четвертый раз. Вот уж дивились тогда калфы, что Хюррем льет горькие слезы вместо того, чтобы бежать к повелителю с радостной вестью. Не в добрый час узнала она о своём будущем ребёнке, Баязиде, но лишь бы не отразилось это на его судьбе.
Лука никак не исчезал из её жизни, даже когда умер, когда ей казалось, что уже всё позади, он вдруг опять появлялся, словно проклятие, никак не хотел отпустить её, тянул в омут. Следующий сон-воспоминание вернул ее во дворец Топкапы. Она шла длинными коридорами к валиде султан, досадуя, что опять её выставили глупой девчонкой, недалёкой и безграмотной. Хюррем и думать забыла о Луке. Ей хотелось признания и уважения, она просила помощи у матери падишаха в организации благотворительности, но та посмеялась над ней, а теперь вызвала к себе, верно, опять будет унижать.
– Валиде, вы меня звали…
– Подойди.
– Вы хотите поговорить про благотворительность? Если вы знали, каким будет ответ, то зачем велели написать письмо, чтобы посмеяться надо мной, чтобы напомнить мне, что я рабыня!?
Хюррем не могла сдержать обиду, как ни старалась. Она не заметила ярости в глазах собеседницы, считая, что та торжествует и празднует победу.
– Все неважно теперь уже… узнаёшь?
Мать Сулеймана держала в руках тетрадь, обернутую кожей, ничем не примечательную, но которую Хюррем узнала бы из тысячи.
– Ва… Валиде, я могу объяснить…
– Замолчи! Ты никак не сможешь объяснить этот позор, тебе конец, Хюррем, твоя жизнь у меня в руках, теперь тебе несдобровать!
Эта тетрадь Луки, в которой он делал записи на русском языке о своих чувствах к Хюррем, о султане, что забрал его любовь, и была тем наказанием, что преследовало её. А ведь мать султана была из Крыма и прекрасно знала русский язык. Это значит, она уже прочитала…
– Всё не так, как вы думаете.
– Молчи, я ожидала от тебя любой гнусности, но такого не могла даже представить, ты предала моего сына, изменила ему!
– Никогда!
Змей Ибрагим оставил дневник художника у себя, используя удобный момент. Он выждал время и пришел с этой вещью к султану, чтобы погубить ее, своего врага. События закружились водоворотом, люди и слова сменяли друг друга. Хюррем на мгновение показалось, что план Ибрагима сорвется. Однако тетрадь исчезла, словно призрак. Исчезла, чтобы сейчас появиться вновь и стать ее гибелью… В каком положении она оказалась, в глазах стояло марево, выхода не было. А валиде между тем говорила своей ненавистной невестке:
– Теперь слушай меня внимательно, Хюррем. Если эта тетрадь попадет в руки моего сына, конец придет не только тебе, но и моим обожаемым внукам, я даю шанс их спасти, потому что я их люблю, решать только тебе. Если ты хочешь спасти жизнь своих детей, ты немедленно отсюда уедешь, исчезнешь, и никто не будет знать, где ты находишься. Поедешь далеко. Ты либо уедешь, либо будешь приговорена к смерти и казнена вместе с детьми, тебе решать, говори, я жду твоего ответа!
– Валиде, вы ошибаетесь, прошу, будьте справедливы, я не совершила ничего дурного! – Хюррем отчаянно умоляла.
– Я прочла каждую строчку, Хюррем, и, что бы ты ни говорила, это ложь, ты согрешила!
– Нет, никогда, я могу поклясться даже своими детьми, я люблю повелителя и никогда не изменю ему, никогда!
– Что же это значит!? – валиде указала на тетрадь.