«Голос жизни моей…» Памяти Евгения Дубнова. Статьи о творчестве Е. Дубнова. Воспоминания друзей. Проза и поэзия

Шесть лет, прошедших после выхода «Рыжих монет», были годами его творческого взлета. Он много путешествует, выступает на международном фестивале поэзии и музыки в Лондоне, поэзии, театра и музыки в Кёльне, современной музыки в Зальцбурге. Рождаются стихи. Вернувшись из Парижа, он буквально за месяц написал «Парижский путеводитель» – цикл из сорока стихотворений.

О Париж, ты кому-то о чем-то напомнил бульваром твоим,
Блеском крыш, растеканьем палитры огней по ночным мостовым.
Под дождем кто-то быстро шагает куда-то, будя тротуар.
«Подождем», – кто-то скажет кому-то и сердца услышит удар.

Он умеет видеть и передавать детали, но это Париж Евгения Дубнова, и его лирические наблюдения глубоки, как всё, что он пишет:

Смотри, как свечка оплывает, облака
Как белые плывут по темно-голубому
Ночному небу, вслушивайся в стук
Неровный сердца музыки – друг мой,
Друг мой далекий, вспомни обо мне,
Когда меня не будет…

Годы, прошедшие после выхода «Рыжих монет», принесли ему известность. Его стихи публикуются в «Гранях», «Континенте», «Новом русском слове», «Русской мысли»… Стихи в переводе на английский и написанные по-английски – в самых престижных английских, американских, канадских журналах, рассказы, литературоведческие статьи, стихи звучат по «Би-би-си», «Кол Исраэль», западногерманскому радио…

На его вторую книгу отозвались литературоведы, уже знакомые с его первым сборником стихов. Профессор Бристольского университета Генри Гиффорд написал: «Я восхищен сборником, стихи в котором, как мне кажется, непрерывно растут по глубине и силе. Хотя и самые ранние произведения представляют собой достижение для 17-18-летнего юноши… Особенно интересует меня Ваше обращение с языком – то, как Вы учились у таких поэтов, как Пастернак, Мандельштам и, быть может, Бродский, но говорите своим собственным, ни на кого не похожим голосом».

Признанный авторитет в области русской поэзии XX века профессор Джеральд Смит отозвался о Е. Дубнове как «о значительном поэте третьей эмиграции».

В 2013 году ноттингемское издательство Shoestring Press выпускает его третью книгу – «Тысячелетние минуты». На этот раз стихи с параллельным английским переводом. Ее английское название «The Thousand-Year Minutes». Над переводом он работал совместно с известной англо-американской поэтессой Энн Стивенсон. Над последней, четвертой книгой, – «За пределами» («Beyond the Boundaries») – они вновь работают вместе. Книга увидела свет в 2017 году, тоже в издательстве Shoestring Press.

Когда брата не стало, я написала ей об этом. И тут же получила от нее письмо, в котором она с теплом вспоминает об их совместной работе. И о том, как это начиналось:

«Он предложил мне помочь ему, уже успев поработать с рядом английских поэтов, среди них очень известные: John Heath-Stubbs, Peter Porter и Carol Rumens. Когда я попыталась объяснить ему, что мое полное незнание русского языка помешает нашему сотрудничеству, Евгений отмахнулся от моих возражений, напомнив, что Heath-Stubbs и Peter Porter тоже не владеют русским, но это не умерило их энтузиазма, – они просто использовали подготовленные им подстрочники. И я согласилась».

И заканчивает письмо цитатой из своего предисловия:

«В предисловии к его последней книге я написала:

«Для людей верующих, творческих и вообще всех, тонко чувствующих природу, захватывающие религиозные искания в этих стихах свидетельствуют, что Евгению Дубнову принадлежит достойное место в русле возвышенной традиции, возвещенной такими поэтами как Данте Алигьери, Уильям Блейк, Джордж Герберт, Дж. М. Хопкинс и Уильям Б. Йейтс. ‹…› Его стихи – это фиксация человечным и мужественным художником того, что Д.Г. Лоуренс называл „проникновением“».

В этот период брат уже вернулся в Израиль. Но связь с Англией не прекращалась. И последние его книги тоже были опубликованы в британских издательствах.

Он любил Англию и, живя в Израиле, тосковал по ней. С Англией его связывали и любовь к языку, и друзья, и воспоминания о прожитых там годах жизни. Связь с ней не прерывалась. И хотя он получил английское гражданство, его домом был и оставался Израиль. Он любил Иерусалим и не раз возвращался к нему в своих стихах. В одном, совсем раннем, он написал:

Я без конца возвращаюсь к тебе, пилигрим,
Нижнюю кромку одежды твоей теребя,
Ерусалим, я бы мог умереть за тебя.

В любой жизни непросто найти путеводную нить. И особенно, когда нет того, о ком ты пишешь. И потому так дорога была мне поддержка тех, кого объединяло со мной чувство потери, желание оставить память о моем брате, прежде всего, – Елены Лейбзон-Дубновой, моей младшей сестры. Мы были с ней едины в том, чтобы подготовить и издать книгу, вобравшую в себя его творчество. Я бесконечно благодарна за помощь поэту Юрию Колкеру. Нас разделяли страны, но мне казалось, что он со мной рядом. Благодаря ему имя Е. Дубнова появилось в Википедии на русском и английском языках. Ни один мой вопрос к нему не остался без ответа. Оглядываясь назад, возвращаясь к началу работы над книгой, понимаю, как много значило для меня неравнодушие моих друзей, их участие в процессе создания книги. Надежда Кушелевич, Изабелла Победина, Элеонора Шифрина – каждый из них внес свою лепту в то, чтобы творчество Е. Дубнова обрело вторую жизнь.

У истоков книги стоит не только автор, но и тот, кто готовит ее к выходу в свет. Моей большой удачей была совместная работа с Юрием Вайсом, издателем и редактором многих книг, глубоко чувствующим и прозу, и поэзию. Мне было дорого его отношение к стихам брата. Я нашла в нем единомышленника.

…Эта книга рождалась с автором и без автора. С моим братом и без него. Я рассталась с ним 5 августа 2019 года, но порой у меня возникает странное, почти мистическое чувство, что он мне помогает, что он со мной. И вот я вновь расстаюсь с ним. Уже нет той боли, которая долго меня не оставляла, – работа над книгой принесла душе облегчение.

Он ушел. Мы все уходим, но он оставил себя в том, что написал…

И я вновь возвращаюсь к его стихам:

Не смерть, но вечность пусть легко коснется
Всех дней моих и всех моих трудов,
И голос мой пусть навсегда проснется
Среди живущих сел и городов.

    Иерусалим, май 2021

Статьи о творчестве Евгения Дубнова

Лия Владимирова. «И все немоты речью утолил…»[1 - Статья была опубликована в нью-йоркском «Новом журнале», 1991, выпуск № 183.]

Передо мной – книга стихов Евгения Дубнова «Небом и землею», изданная в Лондоне в 1984 году. Емкое и точное название этого сборника (второй книги автора) неустанно направляет читательское внимание не только на его содержание, но и на назначение творческого слова вообще.

Вероятно, слово сильнее всего работает, оказывает и эмоциональное и смысловое воздействие на читателя, когда в строке, в строфе, в стихотворении высокие озарения духа соседствуют с «низкой прозой». «Небесное» должно сочетаться с «земным», отталкиваться, контрастировать, взаимодействовать – в таком случае мы избегаем эфемерности, бесплотности или. напротив, излишней «забытовленности», вдавленности в повседневность, в ее житейские, бытовые черты и приметы. При столкновении «небесного» с «земным» высекается, мне кажется, наиболее яркая творческая искра. Стихотворение, обретая крылья, при этом не лишается вещности, осязаемости, «тяжести материала».

Первый раздел книги – «Под шатром синевы». Так же названо и первое стихотворение, открывающее книгу. «Земной» ряд свойств и примет в нем предельно прост: внутренняя жизнь стиха идет

меж лугов
меж лесов и полей и лугов
не спеша
под мостами
под шатром синевы

и поэтическая ткань скромна, на ней нет замысловатых узоров. Поэтому «целомудренный трепет травы» (курсив мой – Л. В.) как раз тот эпитет, который, контрастируя со сдержанно-простыми приметами природы (просто «леса», «поля», «луга», «листва»), вообще лишенными эпитетов, является именно тем мазком, который усиливает выразительность всей картины и, не примешивая красивости, вносит красоту. Но главное все-таки не это. Главное – то, что стоит за словами (самыми точно найденными!). Главное – то, что можно было бы – назвать душой стихотворения, его сокровенным смыслом.

Удержать
колебанье листвы
…
избежать
приближенья коней

– то есть удержать хрупкую тишину природы, не спугнуть ее, не нарушить,

разрешая упасть
светлым волнам волос

Удержать во что бы то ни стало и «колебанье листвы», и «светлые волны волос», сохранить это заповедное биение тихой жизни, защитить его.

Мое осмысление этого стихотворения – вольное и субъективное. Но ведь иначе и не бывает. Читатель – каждый читатель! – воспринимает стихотворение так, как это присуще именно ему, и отрадно, конечно, если это к тому же совпадет с авторским замыслом. Но даже если и не совпадет, то все равно стихотворение, законченное, запечатленное на бумаге, уже принадлежит читателю в не меньшей степени, чем своему творцу, и читатель вправе «прочитывать» его согласно своему внутреннему чувству, своему восприятию.

Тот же самый контраст высокого и будничного, примет «земных» и «небесных», то же чуткое всматриванье, вслушиванье в природу явлений и в глубь самого себя присуще почти всем стихотворениям книги Евгения Дубнова. Вот, например, морозный московский трамвай, и поэт (или его лирический герой) смотрит в окна, «причудливо прочитанные льдом». Появляется чувство сопереживания. Тебе кажется, что и ты – в этом трамвае, в этой зимней ночной тишине. Ты смотришь в морозное окно, и тебе тоже хочется признаться:

Как я люблю, Москва, в твоих трамваях
Незанятое место у окна.

Сравнения и метафоры в стихах Евгения Дубнова радуют глаз свежестью и точностью:

бесснежный декабрь,