Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Книга Амадея

Год написания книги
2018
<< 1 2 3 4 5 6 ... 12 >>
На страницу:
2 из 12
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– А это… родители его?

– Пф! – Ведьма пренебрежительно фыркнула. – Отец его и знать не знает, что сыном обзавелся! Он приезжий был, с севера, из Краглы. Приплыл сюда за красотами, сейчас на каждом корабле такой дурень найдется, а то и не один, шарахаются ночью по холмам, потом стихи пишут, а то и еще чего похуже.

– А мать? Это она тебе его оставила?

– Не твое дело. – Отрезала старуха. – Есть у него и отец, и мать. Может, когда и найдутся. Ну что, согласен?

Старьевщик почесал в затылке. Брать на себя еще одного оглоеда, когда своих не знаешь чем кормить – едва ли разумно, однако же, с другой стороны – кто знает, сколько еще он проживет, в его возрасте дети мрут как мухи по осени.

– Этот не помрет. – Развеяла его надежды ведьма. – И не надейся. И вот еще что – я тебе его не навсегда отдаю. Через десять лет, день в день, вернешь его туда, откуда взял.

Сепий оживился. Это уже другой разговор: десяток лет как-нибудь прокормит он лишний рот, тем более, такой маленький, а как жизнь мальчишки устраивать – не его забота будет.

– Что, ожил? – усмехнулась ведьма. – А то, что я к тому времени уже в земле сгнию, тебя не смущает? А, помолчи. – Она махнула на Сепия свободной рукой. – Главное, запомни – ровно через десять лет приведешь мальчика сюда, где моя хижина стоит, в мой Ведьмин лог. И уйдешь, не оглядываясь. Непохоже, чтобы ты уж очень совестлив был, но оставить ребенка одного в таком месте – тоже суметь надо. Последний раз спрашиваю, согласен?

– Согласен.

– Хорошо. Тогда вот мои условия – ты забираешь мальчика к себе в дом, не пытаешься избавиться от него, растишь как своего ребенка – до оговоренной поры. Я взамен выхаживаю твою жену, чего бы это мне ни стоило. Тебе с нашей сделки живая жена и младенец в придачу, мне – спокойная старость. Уговор? – ведьма плюнула себе на ладонь и протянула руку старьевщику.

– Уговор. – И Сепий крепко пожал ведьмину руку.

– Держи. – Ведьма протянула Сепию младенца. – Теперь он твой. Его зовут Амадей.

Старьевщик покачал легкий сверток, невольно улыбнулся безмятежному покою ребенка, чья судьба только что круто изменилась.

– Ишь ты, беленький какой… будто мукой обсыпали.

– Он альбинос. – Бросила ведьма, кутаясь в дорожный плащ и собирая котомку. – У него все белое, кроме крови и глаз. Они красные. Привыкнешь. Ну, пошли, что ли?

Ведьма провела в доме старьевщика неделю; за это время она выходила умиравшую, навела в доме порядок, даже приласкала детей. Если не считать того, что ее настои, которыми она поила жену Сепия, варились из подозрительных даже для старьевщика ингредиентов, а саму ведьму не замечал никто, кроме домочадцев, – все было так мирно, будто приехала помочь с хозяйством старая тетушка из деревни.

Жена Сепия приняла известие о новом ребенке с великолепным безразличием породистой свиньи, впоследствии она заботилась о нем так же, как и о собственных отпрысках – то есть почти никак. Дети росли как сорная трава, бегали полураздетыми и голодными, ни воспитанием, ни тем паче образованием их никто не был озабочен, разве что улица. И если Амадей и выделялся среди прочих старьевщиковых детей, то только белыми как кость волосами и проглядывающей сквозь слой грязи белой кожей – прочие в их стае были смуглыми и черноволосыми.

Что касается характера и наклонностей ведьминого подкидыша, то в детстве он ничем особым не выделялся, разве что был более сообразителен и скор на выдумку, чем дети самого старьевщика. Амадей целыми днями пропадал на улицах Шэлота, познание жизни началось для него с изнанки; случалось ему и воровать по мелочи, и быть битым, и убегать со всех ног. Он не был особенно силен, но был проворен и изворотлив, а к его мнению прислушивались даже старшие дети. И нередко так случалось, что его слово становилось окончательным.

Десять лет прошли быстро. В доме Сепия мало что изменилось, разве что прибавилось еще четверо ртов, да поубавилось порядка, которого и без того не было. И вот в одну из ночей ноября Сепий, посчитав года на пальцах, вспомнил об уговоре со старой ведьмой – и о том, что пришла пора его исполнить. Он покряхтел, собрался с духом – и на следующий день сообщил Амадею, что вечером им предстоит долгая прогулка. Мальчик давно подозревал, что отец приворовывает, а иначе откуда бы у матери взялись деньги на новую пару туфель (обычно все домочадцы Сепия довольствовались теми предметами одежды, которые он добывал), и решил, что на этот раз ему нужна помощь. Они покинули город почти ночью, миновали ворота, долго шли по разбитой дороге, пока не оказались в ложбине, поросшей орешником и ежевикой. Тут старьевщик остановился.

– Вот что, сынок. – Он положил руку на плечо мальчику. – Сейчас такое время… человек с головой легко устроит свою жизнь. Ты парень смышленый, так что тебе в нашей доле? Оставь нас, мы в нищете жили, в ней же и помрем. Иди своей дорогой, вот тебе мое на то благословение, а больше мне тебе дать нечего.

С этими словами он погладил Амадея по голове, повернулся и поспешил обратно в город, оставив мальчика одного, посреди большой дороги, под безжалостным ноябрьским дождем.

Амадей постоял, глядя вслед отцу; идти за ним вслед он не решился. Кажется, он не был даже удивлен, будто всегда знал, что вот этим все и закончится. А может, просто был ошарашен произошедшим. Сначала мальчик побродил по заросшей лощине, набрел на развалины дома, но там ни согреться, ни спрятаться от дождя было невозможно – крыша давно обвалилась и на земляном полу густо пророс кустарник. И когда уже испуганный мальчик вернулся на дорогу, чтобы бежать обратно в город, его и настиг тот самый бесплотный голос, спросивший о сокровенных желаниях.

Так вот ведьмин подкидыш и попал в придорожный трактир, где мы оставили его безмятежно спящим.

Проснулся Амадей от того, что толстый рыжий кот, пытаясь устроиться поудобнее, улегся прямо ему на голову. Оказалось, что хозяйка перенесла спящего в угол комнаты, где он и спал на куче соломы, прикрытый драным, пахнущим псиной, но все-таки одеялом. Мальчик сел, протер глаза и потянулся. Скупо освещенная солнцем поздней осени комната оказалась кухней: большой очаг, открытый шкаф с посудой, развешанные над очагом поварешки и сковороды, длинный стол. За столом сидела хозяйка и пила что-то горячее из кружки, похожей на небольшой котелок.

– Проснулся?

Амадей встал, отряхнулся от соломы и подошел поближе к столу. Он почтительно поклонился тетке и сказал:

– Доброго утра, госпожа. Скажите, как я могу отблагодарить вас за еду и ночлег?

Многие на его месте попытались бы удрать, не заплатив и не отработав, но Амадей, старьевщиков сын, отлично усваивал преподанные улицей уроки. А один из них был таков – не стоит пытаться поиметь тетку с прищуром арбалетчика королевской гвардии и телосложением битюга. В городе еще есть хоть какая-то вероятность удрать, нырнув в первый же закоулок, но здесь, в ее же доме… Лучше быть вежливым. Иначе будешь битым.

Хозяйка довольно усмехнулась.

– А ты неглуп. Украл что-то слишком ценное? Или узнал что-то лишнее?

– Нет. Похоже, я сам стал лишним.

– И такое случается. – Тетка шумно отхлебнула из кружки. – Ну вот что, белыш. Мне нужен помощник – дрова таскать, котлы чистить, пол мести. Мне самой лень этим заниматься, супруг мой год как помер, хвала богам, прежде-то мы с ним вдвоем харчевню эту держали, а теперь я все одна… Помощник у меня есть, но стар он стал, больше спит, чем работает. Ты, я так понимаю, никуда не торопишься? Оставайся у меня, раз уж пришел.

Амадей призадумался. Идти ему некуда, с этим не поспоришь. На дворе поздняя осень, а за ней не лето ожидается. У него, кроме штанов, рубахи и дырявых башмаков больше ничего и нет. Можно, конечно, вернуться в Шэлот и попроситься в приют к старику Юсу, только ведь и самый глупый городской голубь знает, что этот приют на самом деле воровская шайка, и красть придется уже не по мелочам. Живется у Юса весело, это да. Пока не попадешься. Может, вернуться домой?..

Дом старьевщика – не лучшее место под солнцем, с этим не поспоришь. Жилище ветхое и грязное; одна комната, разгороженная дощатой стенкой надвое: в одной половине очаг и колченогий стол со скамьями, во второй – кровать, на которой спали Сепий с женой, и несколько тощих тюфяков на полу для их многочисленного потомства. Позади дома двор, заваленный мусором всех родов и свойств; отдельно стоящие кучи тряпья, костей, деревяшек… Едва обретя некую самостоятельность, Амадей предпочитал проводить время в городе.

– Как тебя зовут?

– Амадей.

– А меня Стафида. Для тебя тетка Стафида. Для госпожи я слишком много работаю руками. Ну что, надумал?

Амадей посмотрел на хозяйку – здоровенная, как бык, но вроде не злая… нос орлиный, глаза как угли, копна черных с проседью волос упрятана под чепец, платье опрятное – не то, что у матери, там пятно на пятне.

– А кроме черной работы, вы меня чему-нибудь научите? Мне отцовское ремесло не по душе.

– Если проявишь способности – научу. Тебе вчерашняя похлебка понравилась?

– Еще как! Да я вкуснее ничего в жизни не ел!

– То-то. Ну что, остаешься?

– Остаюсь. – И Амадей решительно плюнул на ладонь и протянул руку тетке Стафиде. – Уговор? Я работаю у вас, а вы меня кормите и научите варить похлебку.

– Уговор. – И она пожала руку мальчика. – Если не возражаешь, еще я тебя малость приодену, а то на твою одежонку смотреть страшно, того гляди на нитки распадется.

– Да и помыть его не помешает. – В кухню с охапкой хвороста вошел старик. – Нам и своих блох хватает, не тот случай, чтобы породу улучшать.

– Ну, про породу ты получше меня знаешь, – согласно кивнула хозяйка. – Знакомься, белыш. Это Горча, присмотрись к нему получше и потом не пялься, он этого не любит.

Амадей и без этого совета во все глаза смотрел на стоящего перед очагом старика – по тому словно на колеснице проехали, причем не один раз. Лицо перечеркивал шрам, глубокий и безобразный, вместо левого глаза темнела кожаная нашлепка повязки. Левой руки тоже не было, культя заканчивалась медной чашкой с крюком. При ходьбе Горча сильно хромал и подволакивал правую ногу. У него не хватало доброй половины зубов, зато на голове в преизбытке и в беспорядке бушевало море пепельных кудрей, без малейшего намека на лысину.

– Нагляделся? – буркнул старик.

– Кто это вас так украсил? – хорошим манерам на улице не обучали, и Амадей задал свой вопрос, нимало не стесняясь. Впрочем, он всегда знал, с кем можно говорить как со своим с самого начала, а с кем язык стоит придерживать. Горча, несмотря на отталкивающую внешность, сразу же вызвал у мальчика такое доверие, какого он еще никогда и ни к кому не испытывал.

– Война. – Ухмыльнулся Горча, сморщив лицо в отвратительной гримасе. – А ты вежливый мальчик, ничего не скажешь. Считай, один подзатыльник уже заработал. И это в первые минуты службы. Далеко пойдешь, белыш.
<< 1 2 3 4 5 6 ... 12 >>
На страницу:
2 из 12