Засланцы

– Какие же вы бессердечные люди.

И точно, как в воду смотрел, они же, эти два типа, потом участвовали в его убийстве. Но, правда, были пьяными, хотя это и не послужило им смягчающим вину обстоятельством. И что интересно, Александр Первый заставил их, цареубийц, нести гроб с телом Павла. Исторический факт. И тут им уже не до разговоров было о мизере. Тут лишь бы ноги унести.

А то ещё при Александре Третьем была история. Он, Александр Третий, не очень любил евреев. Любил, но не очень. Ну, и народ, конечно, в соответствии с этим, тоже не шибко евреев жаловал.

И вот едут как-то в поезде генерал с собакой и еврей. И генерал издевательски так говорит собаке:

– А ну, Мойша, служи!

И собака служит.

– А ну, Мойша, сидеть!

И собака сидит.

– Лежать, Мойша!

И собака лежит.

Генерал всё это продемонстрировал еврею, а потом говорит:

– Ну что, умная собака?

Еврей говорит:

– Такая умная, что, если бы не была евреем, запросто могла бы стать генералом.

Генерал юмор оценил и захохотал, а потом, когда шутка до него дошла, хохотать перестал и насупился.

Вот такие вот дела. Бабка внучку родила.

В последующие века тоже, конечно, было много смешного, но об этом я вам расскажу как-нибудь в другой раз.

Честно говоря, мне все эти анекдоты надоели, кроме одного, детского, который мог быть в любом веке в любой стране.

На уроке в школе учитель говорит:

– Кто считает себя тупицей, пусть сам добровольно встанет.

Никто, конечно, не встаёт. Вдруг один ученик поднимается.

Учитель говорит:

– Ты действительно считаешь себя законченным тупицей?

– Нет, – говорит ученик, – просто неудобно, что вы один стоите.

Вот такая курага, кто не верит, тот врага.

М. И. Кутузов

Помню, было дело в 1812 году. Лето. Жара страшная. Приезжает ко мне посыльный, не какой-нибудь – генерал. И говорит:

– Михаил Илларионович просит вас приехать к нему в Фили.

Я говорю:

– А что стряслось?

Генерал говорит:

– Просто-таки даже неудобно вам напоминать: война, сударь.

– Ну, это-то я знаю, война-то давно, а что сейчас-то стряслось?

Генерал говорит:

– По большому секрету скажу вам, не сегодня завтра битва будет, судьба России решается, Михаил Илларионович просит не мешкая явиться к нему.

Делать нечего, собираюсь, скачу, лошадей загнал три штуки, однако очень скоро предстал пред ясным оком нашего полководца.

Он в полном расстройстве говорит:

– Хочу с тобой, мил дружок, посоветоваться, что делать.

– А что делать? – задаю я ему дурацкий вопрос.

– А то, – говорит Кутузов, – французы здесь уже, рядом. Силища у них огромная. И ты не забывай, это ж всё-таки Наполеон… Он, конечно, шельма, но гений. Военный гений. А я, ты знаешь… да старый я к тому же. Все устранились, всё на меня скинули. Я один за всё в ответе и что делать – не знаю. Завтра совет в Филях. Все приедут, все спрашивать будут. А что отвечать-то?

У него войска – тьма, а у меня – с гулькин нос. Да ведь у него опыт сражений, кого только не побеждал.

Бой давать? Или сразу отступить? Да кто я такой?! А ведь спрос с меня будет. Ежели проиграю – вся вина на мне. Выиграю – царь-батюшка победитель. Да не о том, пусть хоть кто победитель, лишь бы голову не сложить да позором свою седую не покрыть.

В общем, подскажи, что делать-то, не оставь меня, сиротинушку.

– С чего это, – говорю, – сиротинушку?

– А с того, что у меня и папа, и мама, все перекинулись в мир иной. – И глаз на меня выставил, а из глаза слеза крупная, как виноградина, покатилась. Виноград есть, «дамские пальчики», вот такая вот продолговатая слеза из глаза пролилась, причём одна.

Удивительный он человек, Михаил Илларионович. Но, вижу, нервы у него расстроены, надо как-то ему настроение поднимать. Говорю:

– Михаил Илларионович, а вы знаете, чем сирота отличается от портсигара?

– Откуда ж нам, неучам, такое знать? – И вторую слезу пускает. Она у него по щеке, по одежде и в голенище сапога закатилась.

«Вот ведь интересный, – думаю, – человек, этот Кутузов. Он же и Голенищев. Может, потому и Голенищев, что слезу умеет в голенище пускать».

– А тем, – говорю, – отличается портсигар от сироты, что портсигар без папирос, а сирота и без папи рос, и без мами рос.