Она:
– А за два миллиона?
Он:
– Да ведь ты не дашь.
Она:
– А если предположить, что даю я тебе два миллиона, что ты будешь делать?
Он:
– Один миллион положу в сберкассу.
Она:
– А на второй?
Он:
– А на второй куплю тебе семечек.
Она:
– Для чего?
Он:
– Чтобы у тебя рот был всегда занят.
Она:
– А изменить бы не мог?
Он:
– Ни за что.
Она:
– Значит, ты меня любишь?
Он:
– Люблю.
Она:
– Честно?
Он:
– Честно.
Она:
– А если очень честно?
Он:
– Тогда очень люблю.
Она:
– И никогда в жизни не врал?
Он:
– Врал.
Она:
– Честно?
Он:
– Если врал, то всегда только честно.
Наши женщины
Что ни говорите, но ихним женщинам до наших далеко. Нет, я, конечно, с ихними женщинами близко не знакомился. Они меня близко не подпускали, но, чувствую, что им до наших далеко, слабые они перед нашей женщиной.
Возьмем, к примеру, француженку. Вот они, говорят, пикантные, кокетливые. А перед нашей все равно слабы. Представь себе, эта француженка, вся из себя пикантная, приходит в понедельник с утра на работу к миллионеру. Она у него секретаршей работает. А он ей говорит:
– Пардон, мадам, вам сегодня в связи с конверсией придется на овощной базе картошку разгружать.
И вот она, француженка, вся из себя пикантная, вся во французских духах, и вся, можно сказать, в «Шанели номер 5», а ей на спину мешок с картошкой – хлобысь! – и нет француженки. А нашей, она в шинели номер 56, ей хоть мешок на спину взвали, хоть два – хлобысь! – и нет картошки.
Филиппинки, говорят, тонкие, стройные, нежные. А перед нашими все равно слабы. Они, понимаешь, тонкие. Между прочим, и у нас тонких навалом. Я лично, правда, не видел, но один мужик говорил, что есть. Правда, у нас их дистрофиками называют. Они, понимаешь, стройные. А покорми-ка их вместо всяких авокадо и бананов картошечкой три раза в день, да надень на эту филиппинку вьетнамскую одежку, «челноками» нашими из Турции привезённую прямо из Караганды, с итальянскими наклейками, да впусти её в наш автобус в час пик – ей сразу места для инвалидов уступать начнут.
Немки, говорят, хорошие хозяйки. Каждая немка, говорят, может приготовить до пятидесяти разных блюд из разных продуктов. Ну, так то же из разных. Я бы посмотрел, сколько она блюд приготовит, когда у неё всего три продукта: картошка, спички и сковородка. А моя Нинка из одной картошки шестьдесят три блюда сделает, а если с постным маслом, то и все сто. Она из этой картошки в воскресенье такой супец сварганила, что ем уже третью неделю и всё равно жив.
Англичанки, говорят, сдержанны, немногословны. А чего тут много говорить, когда пришла в магазин, купила, пошла домой. Ты попробуй быть сдержанной, когда два часа в очереди за этой картошкой отстояла, а пьяные… Потому что пьяные джентльмены все время без очереди лезут, да ещё орут на тебя: «Щас как дам фейсом об тейбл!»
Американки активные, спортивные, целеустремлённые, а перед нашими все равно слабы. У нашей каждый день кросс по пересечённой местности. Утром проснулась, всех разбудила, накормила, в детсад отвела, на работу отправила, сама на работу прибежала, восемь часов отсидела, потом по магазинам пробежалась, домой пришла и как впервые за день навернула семьсот грамм колбасы, пока картошка жарится! Может твоя американка навернуть семьсот грамм колбасы за один присест целеустремлённо? А сдать литр крови за три отгула?
Японки, говорят, тихие, вежливые, миниатюрные. Ну, наших, конечно, миниатюрными не назовешь. А нам и не надо. У нас, между прочим, женской обуви маленьких размеров – раз-два и обчёлся. Импортные кусаются, а своя промышленность только сороковой размер выпускает. Вот и представь себе миниатюру: стоит японка в кимоно с веером, а снизу сороковой размер.