Ночь Саммерсенда

– Я видел Лету.

Флоренс одаривает меня настороженным взглядом.

– Что ты имеешь в виду?

Я опускаю взгляд на пол, на выцветшее пятно у алтаря.

– Когда я проводил ритуал, вместо света или магии пришла она. Я заглянул в тени и увидел ее. Я говорил с ней. И затем произошло это.

Я указал на уже перевязанные запястья. Флоренс наблюдает за мной, нахмурившись. Неторопливо она делает несколько шагов вперед. Кладет свои руки мне на плечи. Она осторожна, рассудительна в попытках подобрать слова.

– Роуэн. Она умерла.

– Она была там.

Мой голос срывается. Я делаю резкий, тяжелый вдох, пытаясь справиться с ним, с медленно закрадывающимся сомнением. Лета не может быть мертва. Она не могла уйти навсегда. Происходящее было настолько реальным. То, как она появилась передо мной, пульсация заклинания, нить, связывающая нас. Ее настроение выражалось в переливе красок. То, как сжалось мое сердце от ее беззвучных слов.

Меня преследуют воспоминания о Лете с тех пор, как она ушла. Но это не было очередной грезой, отчаянным желанием, проявившимся посреди моей ночи в одиночестве в темноте. Это произошло по-настоящему.

Руки Флоренс мягко соскальзывают по моим рукам.

– Я знаю, насколько тяжело тебе принять это. Я подумала, что, может, если бы мы развели погребальный костер…

Я вырываюсь из ее рук.

– Нет.

Ее пальцы сжимают концы шали с бахромой. Она смотрит на алтарь. Танец света свечи заставляет фигуры на иконе на мгновение казаться… живыми.

Вздыхая, Флоренс опускает руки на колени.

– Виолетта пожертвовала собой, чтобы ты был в безопасности. Она разорвала себя на части ради всех нас. Тянуться к ней подобным образом… Это опасный путь.

– Но что еще я мог бы предпринять после всего того, как она столь многим рисковала ради меня?

– Роуэн, любовь моя. Тебе нужно ее отпустить.

Я закрываю глаза, чтобы не пролить еще больше непрошеных слез. Вместо этого пытаюсь представить себя в запертом саду в сумерках середины лета. Тонкую луну в проблесках вечерней зари. Лету, подоткнувшую юбки, показывающую мне свои шрамы и говорящую о связи с Подземным Лордом. Как она отдала ему свою магию в обмен на жизнь Ариена – сделка, которая оставила Ариена с тьмой вместо его алхимии. Как она винила себя за все, что он выстрадал из-за этой тьмы.

В тот вечер в саду я впервые понял, что люблю ее. Что хочу, чтобы она осталась со мной, хочу подарить ей место, где ей больше никогда не будет больно. Но безопасность никогда не была тем, что я мог предложить. Все мои действия лишь усугубляли ситуацию.

– Флоренс, меня не волнует, чем я стану. – Мой голос подобен рычанию, напоминающему, как он звучал, когда меня изменила Гниль. Я сглатываю, пытаясь справиться с въевшимся в память вкусом грязи и яда. – Если так я смогу отыскать ее, то совершенно не важно, что произойдет со мной.

Она отступает назад. На мгновение в выражении ее лица угадываются грубые черты, тяжело смешивающиеся с бездонной скорбью. Затем она делает вдох. Ее лицо приобретает знакомое выражение, становится маской непоколебимости, которую она носит с тех пор, как умер мой отец.

Я знаю, что она хочет заботиться обо мне, но я не могу подпускать кого-то близко. Не снова. Я должен столкнуться с этим – моей погибелью, моей болью, моим разрушением – в одиночку.

Флоренс поднимается на ноги и забирает свою свечу. Я пытаюсь избавиться от чувства вины. Забыть ее ласковое прикосновение к моей израненной руке.

– Это касается не только тебя, – тихо говорит она. – Ты подумал об Ариене? Что случится, если он потеряет еще и тебя?

Я смотрю на нее и могу лишь покачать головой. Она замолкает на миг, а затем с усталым вздохом выходит из комнаты. Осталась только тишина. И в воздухе повисло напряжение.

Я упираюсь руками в пол, прижимаю ладони к выцветшим отметинам на досках. Раньше весь мой мир был Гнилью. Ядом в земле. Ядом в моих венах. Это было нелегко, но я смог настойчиво противостоять этому: голоду, требованиям, десятине, которую платил своей кровью и телом.

Я никогда по-настоящему не задумывался, каково было по ту сторону всего этого. Я был монстром, а потом исцелился. Я был один, а потом нет. Но Флоренс права. Я украл Ариена, привел сюда, чтобы использовать его магию в своих целях. А теперь из-за меня Лета ушла. Единственная семья, которая у него осталась.

Я делаю глубокий вдох. Задуваю свечи. Завитки дыма обвивают раму алтаря. На мгновение силуэт на иконе выглядит точно, как очертание Леты, когда она возникла передо мной.

Мне нужно выяснить, было ли то, что я видел, реальным. Вернуться в тени, где я смогу дотянуться до нее сквозь тьму. Мне нужен способ отравить себя добровольно.

Я был монстром, а потом исцелился. И теперь, чтобы отыскать Виолетту Грейслинг, мне нужно снова стать тем монстром.

Вторая глава. Виолетта

В Нижнем мире нет неба, но я знаю, что наступила ночь.

Я стою под деревьями и наблюдаю за тем, как меняется свет от серо-черного до бледно-серого и полной темноты. Теперь сердцедрева исполосованы багрянцем на фоне полумрака. У деревьев окровавленная кора и тоненькие листья. Их ветви увешаны светлячками: крошечными стеклянными фонариками, подсвеченными сияющими крылышками.

Вдали, прямо за туманной дымкой, находятся заросли ежевики. В два раза выше меня, с шипами, длиннее, чем мои пальцы, они огибают всю эту часть леса ровным, непрерывным эллипсом. В ограде есть единственная калитка, сводчатая конструкция, сотворенная из лоз и зубчатых листьев.

Калитка никогда не открывалась.

По крайней мере, для меня.

Я тянусь за светлячком, отцепляю его от ветвей. Сжав в руках баночку, я выхожу на тропинку, ведущую прямо к ежевичной ограде. Мои окаймленные кружевом юбки скользят по земле, когда я иду. Я вся в черном, мрачная, словно окутанный тенями лес. Широкая шелковая лента на талии, рукава – крылья полупрозрачного мотылька, мантия из затянутого паутиной кружева.

Здесь холодно, постоянно холодно. И холоднее всего в такое время, как сейчас, когда тени шагают по тропе и стелются между ветвями. Мне не хватает солнечного света. Тепла и света, томной тяжести воздуха.

Ледяной ветер колышет деревья, и моя кожа покрывается мурашками. Я крепче обхватываю баночку своими руками и подношу ее ближе к своему лицу, чтобы меня окутало серебристое свечение. На краткий миг я позволяю себе вообразить, что я в Верхнем мире и сейчас Саммерсенд. И когда я делаю вдох, то ощущаю, как солнце садится глубоко внутри моего тела и озаряет золотом сердце и ребра.

А затем я прогоняю прочь это воспоминание.

Я добираюсь до кустарников. Стою перед ними, разглядывая каждый завиток терновника, каждый скрученный лист. Неспешно я протягиваю руку и надавливаю на калитку. На моей ладони шрам, который полумесяцем пересекает линию сердца, мягко пульсирует в такт моему сердцебиению. За оградой я слышу звук шагов. Я чувствую, как что-то тянется из центра моей груди. То побуждение, которое возникает, когда подобное взывает к подобному.

Я слышу хруст кустарника, шелест листьев. Под моей прижатой рукой только воздух. Но потом я моргаю и одним движением ресниц – вниз, вверх – пропускаю ту тонкую магию, которая позволяет калитке открыться. Когда я смотрю снова, кусты ежевики не изменились, они все так же плотно прижаты друг к другу. Моя рука все еще прижимается к сплетенным лозам.

Единственная разница лишь в том, что теперь передо мной стоит Подземный Лорд.

Очерченный острыми, как крюки, шипами, он поблескивает в темноте, изливая свечение, как две капли воды схожее со светом мотылька у меня в руках. Очень светлые волосы, бледные руки, тусклые глаза. И хоть я нахожусь здесь, в лесу, лишенном неба, когда я смотрю на него, то думаю о луне. Полной, ровной и белой. Я думаю о полях, покрытых изморозью посреди зимы.

Моя душа в его руках, теле, завернутом в шелковистый саван, превращающий его в безликую тень. Мгновение он безмолвно разглядывает меня.

– Что, – произносит он, – ты здесь делаешь?

Я приподнимаю светлячка, которого принесла с собой.

– Я пришла, чтобы помочь тебе.