Кловер слабо ему улыбается:
– Ни один алхимик не может сотворить такую магию, какая есть у тебя. Это действительно наш единственный шанс.
Она запрокидывает голову, пока та не упирается в стену, и тяжело дышит в жаркую, усталую ночь.
– Я уверена, что мы сможем это сделать, если будем работать вместе.
Я помню, как она выглядела во время ритуала: стиснутые зубы, пальцы сжимают запястье Ариена. Тогда я сочла ее безжалостной, но теперь она выглядит маленькой и измученной.
Я снова думаю об отравленной роще в Греймере. После того как деревья сгорели и пепел остыл, все собрались вокруг поля. Зажгли свечи. Мы клали руки на обугленную землю и смешивали золу с землей, пока читали осеннюю молитву. Затем, в следующем году, мы посадили много деревьев. Они выросли, и вскоре стало казаться, что так всегда и было.
Может ли Ариен сделать то же самое? Использовать свои тени, чтобы исправить Гниль, превратить почерневший берег и чернильно-темное озеро обратно в песок и чистую воду?
Я поворачиваюсь и кладу руку ему на плечо.
– Ариен. Пожалуйста.
– Я хочу это сделать, Лета. Я хочу помочь.
Он смягчает голос и смотрит на меня серьезно.
– Роуэн спас тебя тогда в лесу. Ему не нужно было возвращаться за тобой, но он вернулся.
Я резко смеюсь.
– Он спас меня только потому, что хотел, чтобы ты ему помог.
– Ты правда так думаешь?
Я закрываю глаза и думаю о Роуэне, о том, как он разговаривал со мной на опушке леса. Как его большой палец задел синяки на моем запястье.
– Он хотел, чтобы мы чувствовали себя в долгу.
Ариен вздыхает.
– Или, может быть, он беспокоился о тебе.
– Если мы останемся… – я делаю паузу, позволяя чувствам улечься, – это будет ради тебя, Ариен. Потому что ты хочешь быть здесь, а не потому, что мы ему что-то должны.
Ариен приподнимает подбородок.
– Я хочу быть здесь, Лета.
Глаза Кловер полны надежды.
– Тогда возвращаемся в дом?
Я боюсь, что голос будет дрожать, и сглатываю. Чувствую вкус золы и соли.
– Да.
Мы идем ко входной двери. Прежде чем зайти внутрь, я смотрю на дом. Везде темно, кроме одного из самых верхних окон, залитого слабым светом. Вроде того света, который исходит от почти догоревшей алтарной свечи. Я представляю себе Роуэна, запершегося в своей комнате. Его рука порезана. Прожилки тьмы исчезают с его кожи.
В коридоре тихо и спокойно. Мне кажется неправильным, что мы снова здесь, а не уезжаем подальше от Лейкседжского монстра и его ужасного проклятого поместья.
Кловер ведет нас мимо рядов закрытых дверей. Я смотрю на виноградные лозы, вырезанные на деревянных панелях стен, на узорчатые обои. Теперь это твой дом.
Я стискиваю зубы и пытаюсь ощутить трепет и удивление, которые испытывала вчера вечером, когда мы прибыли. До моих снов о чернильно-темной воде и шепчущихся голосах. Когда я увидела поблекшее очарование дома и почувствовала, что он может быть мне другом.
После темноты коридора освещенная лампами кухня кажется слишком яркой. Я стою в дверях и упираюсь плечом в деревянную раму. Нужно дать глазам привыкнуть.
Кухня наполнена паром от кипевших до этого кастрюль. По столу разбросаны бинты. Рядом лежит эмалированная миска. Дно залито чернильно-темной жидкостью, в которой скомкана окровавленная ткань. У меня скручивает живот. Я быстро отворачиваюсь от нее в сторону.
В комнату влетает Флоренс. Она измазана грязью в том месте, где к ней прислонялся Роуэн, и на плече видна полоса крови. Она оглядывает нас, проводит рукой по кончикам волос и вздыхает.
– Так.
Она снова вздыхает.
– Вам всем нужны ванна, ужин и около десяти лет сна. Садитесь.
Она начинает убирать со стола и, шелестя юбками, входит и выходит из комнаты. Запихивает бинты обратно в корзину, берет ту отвратительную миску и выносит на улицу. Стоящий рядом Ариен слегка покачивается, а затем, пошатываясь, падает на стул.
Я сажусь рядом с ним.
– Это ужасная идея.
– Ну не знаю, – вставляет Кловер. – Мне понравилась часть про ужин.
Я закрываю глаза и тру пальцами виски. У меня болит голова. Платье прилипло к коленям, и от сочащихся порезов на нем образовалось два темных пятна.
Весь мой прежний испуг и паника превратились в холодный шок, и я начала дрожать. Все, что я видела сегодня вечером, было похоже на ужасный сон. То, как я бежала к озеру, к почерневшей земле. То, как появилась эта ужасная бездонная рана.
Это все кажется нереальным. То, что мы остаемся здесь. Что собираемся помочь монстру в борьбе с тьмой.
Чайник начинает свистеть. Флоренс ставит на стол новую миску и дает каждому из нас по чистой, аккуратно сложенной ткани. Она наполняет миску горячей водой и насыпает сушеные травы, а затем горсть соли. Вода дымится. Когда травы настаиваются, а соль растворяется, воздух наполняется горечью.
Кловер расстегивает рукава расшитого платья и закатывает их. Когда вода достаточно остывает, она берет ткань, погружает ее в миску и начинает стирать с себя грязь. Затем и Ариен откидывает рукава и начинает вытирать руки.
Когда он заканчивает, я погружаю в воду свою ткань. Я вся грязная, но изо всех сил стараюсь смыть грязь с рук. Кожа под ней мягкая. Как волдырь, ожог. Я смотрю на Ариена. Его руки такие же. Покрасневшие и болезненные там, где его коснулась грязь.
Я думаю о Роуэне, низко склонившемся над землей. Как щупальца тьмы жадно покрывали его руки, лицо. Если эти маленькие следы Гнили ранили нас так сильно, что же чувствовал он? Я хватаюсь за гладкий край кухонного стола и пытаюсь сдержать дрожь.
– Сколько еще раз вам придется это делать? – спрашиваю я Ариена. – Неужели все это того стоит?
Флоренс ставит передо мной тарелку.
– Роуэн делает это не для развлечения, Виолетта. Он никого не просит рисковать больше его самого.