Разочарование острова Сатус

Глава 1. Тироль

Тироль проснулась от того, что пот заливал лицо. Будильник возле кровати показал 2.10 ночи.

– Твою же мать! – Она выругалась, ведь это уже второй раз за ночь. В такую жаркую летнюю ночь плохо спится, особенно в мегаполисе. Ощущение, будто весь жар этого душного лета засыпает только с тобой в одной кровати, и не выпускает из липких объятий. Она встала и умылась прохладой воды. Запрокинула голову, чтобы осознать всю прелесть свежести, как услышала крик – истошный и жалостливый, но быстрый; как будто кто-то его очень жаждал и украл при первом же появлении. Она встала ближе к окну. Вокруг мрак, лишь редкие диоды фонарей отвоевывают кусочки светлой земли. Многочисленные многоэтажки спального района были расположены так близко друг к другу, что казалось можно увидеть, что у соседа в холодильнике. Крик повторился, но на этот раз не оборвался, а затянулся животным воем и пропал на выдохе. В тусклом свете фонаря Тира заметила пробегающую крепкую мужскую фигуру. Присмотревшись, девушка задрожала от страха – это был настоящий Зверь.

Он остановился в центре следующего светлого островка, и, она могла поклясться, посмотрел прямо ей в глаза. Намерения его взгляда, даже с расстояния и высоты этажа, были ясны как любой жертве любого хищника – УБИТЬ! ПУСТИТЬ КРОВЬ! Тироль отшатнулась, ее ноги перестали слушаться и запутались, она упала и ….

Тироль проснулась в холодном поту, ее знобило.

Будильник показывал 7 утра, в принципе, можно и вставать. Она любила просыпаться вместе с утренним городом, ведь это было доступно так редко. Особенно Тира любила утренний кофе – что-то магическое таилось в этом действии, когда вдыхаешь утренний, еще такой одинокий воздух, который никто кроме тебя еще не дышал, а после делаешь глоток крепкого бодрящего эликсира. Сегодня была встреча с племяшкой, очень важный день. Сестра Тироль погибла два года назад и у нее осталась четырехлетняя дочь. От кого появилось это чудо, сестра так и не решилась ей сказать. Их родители давно отправились на тот свет, и девочку Мира́й после смерти сестры передали в интернат. Тироль было 20, у нее не было своего жилья и нормальной работы. Два года спустя ничего не изменилось, днем она подрабатывала в кондитерской на пересечении центральных улиц, а ночью смешивала коктейли для элиты в местном баре; она сутками пропадала на работе, чтобы снять однушку в спальном районе, оплатить пребывание племянницы в интернате, а не в приюте, и немного скопить хоть на что-нибудь для себя. С Мира́й они встречались раз в неделю по субботам, но в этот раз встреча была особенная – девочку хотели удочерить.

– Оно и к лучшему – сказала Тира директрисе, – если она вырастет стервой, меня смогут обвинить только в плохих генах – она отшучивалась, но понимала, если девочку заберут, она может ее больше никогда не увидеть.

Тира натянула джинсы и футболку, на выходе из квартирки зацепила бейсболку и помчалась по лестнице вниз. Выходя из подъезда, увидела кучу машин разных служб: криминалисты, детективы, медики, журналисты и многие прочие. Мельком пронеслась мысль «а может это и не сон был», но не может же быть чтобы такой «зверь» вообще существовал, да и кто смог бы разглядеть ее в полной темноте и глубине квартиры. Может, во сне услышав крик, мозг сформировал свою реальность? Времени совсем не было, Тироль быстрым шагом прошла мимо. Мысли тяготили, не давали покоя, появился страх, а вдруг, вдруг это все было на самом деле и теперь Он будет ее преследовать, пока не избавиться от свидетеля своих деяний.

Вагон метро ехал с той же скоростью, что и мысли людей, находящихся внутри. Никто не дремал, все пялились в небольшой экран, обычно передающий рекламу и часовые новости; сейчас красивая девушка сообщала об особо ужасном убийстве, совершенном сегодня в спальном районе. Тироль увидела в отражении окна свое уставшее лицо – плохие сны и тяжелые мысли оставили свой след. Под миндалевидными глазами цвета дождливого неба залегла синева, оттеняя глаза и делая скулы еще острее. Непослушные пряди русых, отливающих рыжей медью, волос, заложены за уши.

Встреча с будущими опекунами Мира́й проходила в детской комнате одного из многочисленных кафе крупного торгового центра. Девочку уже привезла директриса интерната, и Тироль встретили крепкими, даже для шестилетки, объятиями. Видно было, что девчонка волновалась: она без остановки что-то лепетала и все время пыталась куда-то убежать или найти вокруг что-то, что сможет отвлечь от напоминания, что она осталась без родителей. Тироль тоже волновалась, но больше из-за того, что боялась произвести плохое впечатление на опекунов, и те совсем запретят видеть племянницу. Насчет удочерения вопрос был уже решен – так Тироль поняла со слов директрисы, а эта встреча лишь формальность – она все-таки оплачивала ее пребывание в интернате. Зашла молодая пара вместе с директрисой. Он был высокий, с копной темных волнушек, а она маленькая и стройная брюнетка с длинными прямыми волосами. Поздоровались, сели. Тироль пригляделась: обоим за 30, контактные, видно обеспеченные. Его голубые глаза теплы и строги одновременно; ее глаза, тоже голубые, уверенные и добрые. Глаза никогда не обманывали, так считала Тироль. Она с самого детства это поняла и еще ни разу не ошиблась. Этим она пугала сверстников: как бы они не пытались выдавить из себя кого-то другого, она всегда знала, что внутри. Ей не нравилась эта фальшивость, поэтому на протяжении школы общалась только с одной девочкой. По той же причине не ладилось и в отношениях: во всех глазах читалась лишь похоть, желание власти или превосходства. Тироль такое притворство не нравилось, такие игры портили ее идеальную картинку желаемого.

Тира отошла в туалет. Сделав свои дела, она услышала шум в коридоре. Шаги, тяжелые, будто на ноги прицепили наковальни, опускались со звуком упавшего дерева. Вибрация пола заставила волноваться. Тироль натянула штаны и притихла в кабинке. Шаги приближаются, вот они уже совсем рядом. Первая кабинка дала шум – глухой удар и щепки долетели до зеркала на противоположной стене. Тироль вжалась в угол.

– Что происходит? Кто это делает? – Тироль закричала от отчаяния, и вдруг наступила тишина. Никогда еще не было так страшно, казалось, в этой тишине спрятаны все ужасы этого мира. Верх кабинки Тиры исчез, двери улетели, правая боковая стенка наполовину расщепилась. Она открыла глаза и увидела перед собой огромного, метра два ростом человека с мордой животного. Это он – тот самый Зверь. Копна нечесаных волос будто вздымалась вокруг головы, оскал огромных зубов был в крови. Его кожа была графитового цвета, и мышцы, будто огромные змеи плавали по остову его костей и перемещались с места на место, Он был движущейся массой, собранной в тело огромного зверя-человека, постоянно прерывающей свою форму. Взмах рукой-лапой с длинными черными когтями – Тироль пригнулась, и его рука на мгновение застряла в стене. Проскользнув под него, она выскочила в коридор. Там уже было очень много людей в форме и с оружием. Ей шикнули, прижав палец к губам, и провели через толпу, обратно в сторону кафе. Далее последовали выстрелы, дикий рев и бой стекла. Плохо соображая, Тира добралась до детской комнаты. Запах железа ударил в нос еще до входа в комнату. Войдя, она на чем-то поскользнулась и упала. Стало тепло и мокро. Подняв руку к лицу, Тироль закричала – вся рука была в крови. Оглядевшись, Тироль закричала еще громче: стены, пол и даже потолок были в крови, и вокруг нее были разбросаны кусочки плоти. Директриса лежала с недостающими по бокам частями, она видела ее сердце. Пару опекунов она так и не увидела, разве что на полке с книгами болталась рука с колечком на безымянном пальце с брюликом, что было у милой брюнетки. Теперь глаза нашли то, что так отказывались найти. Мира́й, ее любимая и единственная родная, такая маленькая и беззащитная девочка, только лишь наполовину лежала на полу. Тироль положила ее голову к себе на колени и посмотрела в ее глаза. Страх, удивление и боль там застряли колючкой. Неужели это дитя познало в такой короткий промежуток времени столько горя. Ног не было совсем, одна ручка болталась вдоль обмякшего тельца. Тироль обняла ее за шею и плакала. Время вокруг остановилось, оно тянулось, словно застряло в желе, каждый жест давался с трудом и длился вечность. Появились какие-то люди, лица, много лиц окружили Тироль и ее мертвую малышку, но не имели никакого значения, словно картинки масок на постерах театральных выступлений. Позже они отступили, осталось только одно лицо, женщина, широко расставленные круглые глаза, густые волосы, уложенные в косы с вплетенными кожаными лоскутами.

***

– Пришла в себя? – тройное эхо начало потихоньку сползаться в один голос. Тироль лежала в какой-то пещере, на самодельном матрасе, что-то очень кололо в плечо – это что, сено!? – Я уж думала всех Бо́жек придется просить, что б тебя расшевелили – с возмущением произнесла женщина. – Я Люция, жрица гильдии Светлых. Тебя, кажется, зовут Тироль? – Та сразу не ответила, лишь отвернулась.

– Кто бы ты ни была, пошла к черту, я не хочу разговаривать – у Тиры раскалывалась голова и слышать голос, отраженный от стен пещеры, было невыносимо – Оставь меня в покое, я не нуждаюсь в твоей жалости. Воспоминания тут же накрыли: кровь, вонь потрохов и тел, малышка, растерзанная пополам… Все из-за нее. Она слышала, как он убил и пришел за ней, а все, кто был рядом, погибли заодно. Только вот Тироль то осталась жива. Она заплакала.

– Ох, девочка моя, ты не виновата – тут же закудахтала Люция – хочешь отомстить? Хочешь наказать его? Я помогу! Я научу тебя, как убить Зверя и помогу найти его. Кажется невозможным, но со мной у тебя все получится. – Люция сидела на краю кровати Тироль и гладила ее всхлипывающую по голове, и все приговаривала – я найду, я научу, я помогу, я найду, я научу, я помогу…

Тироль опять провалилась в беспокойный сон. Люция убедилась в том, что она ее не услышит, даже пыталась трясти за плечи, но та не реагировала. Ведьма достала из внутреннего кармана пудреницу, на верхней крышке которой было изображение пламени в кольце двух змей, стремящихся друг к другу. Подправив в зеркале прическу, она закрыла глаза и одними губами прошептала заклинание. Маленькое зеркало тронуло рябью и в нем появилось лицо мужчины.

– У меня есть жертва для ритуала. Я хорошо постаралась, девушка готова! Я получу силу Арекса! – крышка пудреницы захлопнулась, не дожидаясь ответа. Люция была так рада предстоящему жертвоприношению, что от улыбки заболели щеки, а тело желало упорхнуть от счастья.

Глава 2. Люция

Гильдия Светлых – правящая структура. Это и религия, и политика в одном управлении. Руководство гильдии состоит в основном из чистокровных богатых домов, в своей массе имеющих способности к природной магии. Попытки смешать кровь приводили к потере магии, после чего правящий дом терял свой статус и средства. Все бунтари и желающие отдаться большой любви с человеком, не владеющим магией, изгонялись и лишались своих прав на наследство.

Из не входящих в гильдию семей дети, обладающие магией, изымались с абсолютной наглостью, без предупреждения; в один прекрасный день ребенок пропадал, а родители вскоре получали уведомление об изъятии и благодарственную грамоту, о том, что они верно послужили на благо общества, подарив ему одаренного члена гильдии. Попытки рыдающих от потери матерей вернуть малыша пресекались на корню и наказывались грубо и жестоко: взрослые члены семьи «случайно» заболевали и не могли работать и безвыходность превращала их в измученных изгоев. Несколько показательных случаев – и свое горе родители оплакивали молча вдали от чужих глаз. Детей содержали в специальных пансионах, под контролирующим взором надзирателей. Каждый ребенок обязан был выйти оттуда, владея природной магией и желая служить Гильдии и закону, быть покорным и верным – так верховные мастера гильдии видели это в теории и отчетах директора пансиона, а на самом деле происходило что-то ужасное: смертность зашкаливала, а те, кому повезло это пережить, превращались в сломленных и безвольных марионеток. За отсутствие результата на практических занятиях морили голодом и избивали. Более способные подростки, озлобленные от пыток, издевались над слабыми учениками. Дела заминались, родителям доставляли заколоченный гроб без компенсации расходов на захоронение, так как они «родили одаренного, но очень слабого здоровьем ребенка», в чем, собственно, сами и виновны. Дети правящих членов Гильдии обучались, естественно, дома, и даже и представить не могли, в каких условиях получали знания о магии их будущие подчиненные.

Люция родилась в семье преподавателей среднего достатка. Ее родителей магией не одарило, но свои способности она ощутила еще в младшей группе школы, когда опрокинула чашку чая на воспитателя, которая ее поругала за отобранную куклу; просто разозлилась, посмотрела на горячую жидкость и представила, как няня прыгает от боли. Дальше хуже – ощутив возможности, Люция сначала мстила обидчикам, потом делала пакости шутя, а еще позже стала получать удовольствие от страданий других людей. Видя зачатки магии в своей дочке, мать Люции запретила пробовать магию под угрозой избиения. Глядя на ее проделки и боясь ее потерять, она стала бить девочку. Не видя результатов, стала бить сильнее, буквально выбивая из нее этот дар, как тогда казалось ее матери, на благо Люции. Девочка на глазах видела, как меняется мать, как из сдержанной, интеллигентной женщины, она превращается в фанатичку, больную идеей помочь девочке, не видя в этом собственного эгоизма и жажды власти над невидимой силой, которой не было у нее самой. Со временем Люция научилась скрываться, колдовала в тихую или обставляла все как случайность. После школы уходила в заброшенный ангар, недалеко от края городка, в пролеске, где пробовала управлять стихиями.

Когда Люции исполнилось 14, в очередной приступ гнева матери, девочка совершила непоправимое – управляя своей стихией земли она придавила мать к полу, заживо похоронив. Именно тогда она осознала хрупкость человеческого тела, как быстро и легко его можно сломать. Этот поступок не мог остаться незамеченным, и Люция все-таки была отправлена в школу-пансионат для детей-магов. Там девочка поняла еще и то, что сломать можно не только тело, но и душу. Побои матери не сравняться с тем, что пришлось пережить в пансионате: на нее выливали компост с заднего двора хозяйственного корпуса; приковывали ее к кровати и она часами не могла подняться; её тело затекало и она переставала его чувствовать, и ей выстригли волосы с макушки пока она не могла двигаться; на одном из занятий старший мальчишка направил свою технику прямо ей в голову: управляемые ветви стоящего рядом дерева неожиданно хлестнули рядом, рассекая кожу до самого черепа; профессор Финли на индивидуальном занятии ударил ее по голове так, что она потеряла сознание, а когда пришла в себя, то лежала на холодном полу с задранной юбкой, а между ног было мокро и больно. Жаловаться было некому, ее отец после смерти матери от нее отказался, а руководство пансиона закрывало на все глаза.

На последнем году учебы она сама стала участвовать в соревнованиях по жестокости. Люция долго вынашивала в себе месть, и в конце концов спланированная ею ловушка захлопнулась.

Самая ненавистная ей Гибби Холлис – огромная деваха, которая ежедневно ее лупила, а если была в особо плохом настроении, то ночью могла за волосы выдернуть Люцию с постели и тянуть по коридору, на радость парням из-за задравшейся ночнушки и закрыть до утра в уборочной кладовой, подперев дверь шваброй – вот кто первый попался в сети ее отмщения в стенах пансионата.

У учеников (девочек) было две формы – одна с короткой и одна с длинной юбкой. Люция знала, что профессор Финли назначил Гибби индивидуальное занятие (на которое все девочки ходили только в длинных юбках из-за слабостей профессора) и в то самое утро на завтраке «случайно» уронила поднос с едой на форму Гибби. Подруг у нее не было из-за скверного характера и поменяться было не с кем, а за грязную форму куратор секла прутом и закрывала в подвале, поэтому, как и думала Люция, ей ничего не оставалось, как надеть форму с короткой юбкой. А в кабинете профессора, нужное пособие для занятий уже лежало на самой верхней полке книжного шкафа – об этом Люция тоже позаботилась.

Люция устроилась недалеко от кабинета и стала ждать. Гибби зашла в кабинет, а Люция заняла место у приоткрытой двери и стала наблюдать. Финли сидел за учительским столом, Гибби разложила тетради. Преподаватель махнул рукой в сторону стеллажа с пособиями; ученица встала, окинула взглядом полки, и увидев нужную книгу сверху, встала на цыпочки и подняла руки вверх. Реакция профессора не заставила себя ждать, и замысел Люции пришел в исполнение: завидев обнаженные бедра, Финли подскочил к Гибби и повалил на пол. Его глаза налились кровью и помутились, руки полезли под ткань юбки. Одноклассница Люции закричала и стала вырываться. Учитывая свой рост и вес Гибби попыталась избавиться от профессора на ней и стала звать на помощь. Почуяв возможный проигрыш, профессор Финли взял ее за голову двумя руками и стал бить затылком о каменный пол.

– То, что нужно, – Люция закрыла дверь и побежала за мастером. Ей повезло, буквально за поворотом она почти врезалась в миссис Тортон – их мастера – куратора. Когда они открыли дверь, профессор лежал на студентке со спущенными штанами и голым задом совершал поступательные толчки, томным взором глядя в бледное лицо с пустыми, уже безжизненными глазами своей ученицы.

Куратор вскрикнула и схватилась за сердце.

«Можно подумать, оно у нее есть» – подумала Люция.

Она была так опьянена своим успехом, что не могла убрать улыбку с лица. Придя к своей постели, она еще долго смеялась в подушку, стараясь не привлекать внимание одноклассниц.

Вот так молодая девушка – маг или ведьма или жрица, Люция Грейвс поняла, что человеческие жизни можно ломать, даже не прибегая к магии и чужими руками – достаточно изучить пороки, слабости, найти темное нутро и немного подтолкнуть к действиям. У Люции был смертоносный талант, сила магии и дикое желание убивать.

Глава 3. Лестер

В тот день, когда Лестера Вударда вызвали в торговый центр, он шел с полной уверенностью в собственном опыте, и, казалось, что его ничего не сможет удивить. Но увы, вступив в детскую комнату, старший следователь оцепенел, дыхание остановилось. Его глаза медленно прошли каждый угол комнаты, зацепились за каждый кусочек и каждую капельку. Когда его мозг собрал это все в одну картину, следователь жадно вздохнул, а потом еще и еще – кислорода в помещении было столько же, сколько не окровавленных поверхностей – ничтожно мало.

– Возьмите себя в руки, Вуддард, вы же профессионал! – голос слышался из далека, перекрываемый каким-то шумом – Лестер! – его схватили за плечи и дернули. Лестер моргнул, вздохнул столько воздуха, насколько позволяли легкие.

– Я в порядке, извините, сэр, не повторится.

– Ладно, иди опроси девчонку, она одна избежала этого кошмара, будь с ней осторожен, она и так страху натерпелась. Из того, что разбросано по этой комнате, нам еще предстоит собрать её племянницу.

– Есть, сэр! – Лестер нервно улыбнулся. Он никогда не поймет такого юмора. Взяв данные у патрульного, он направился к потерпевшей. – Так кто же ты у нас – он развернул блокнот – Тироль Тортон, двадцать два года, живет в съемных апартаментах, работает в кафе и баре. Простая девушка попала в непростую ситуацию. – Лестер дошел до помещения, где должна находиться Тироль. Выдохнул и толкнул дверь:

– Здравствуйте, мисс Тортон, я старший следователь… Её не было. Он осмотрел всю комнату, выбежал в коридор. Никого.

– Черт! Да кому нужна обычная официантка! – следователь выругался и опустив голову отправился назад, к своему начальнику.

– Ты что, идиот!? – вопил Гатьера. Лестер видел, как роса изо рта начальника медленным снегопадом в луче солнца опускается на поверхность его рабочего стола. – Как можно было упустить единственного свидетеля? Ты видел, что там было? Это же первое массовое убийство за последние полвека! Все четыре дома требуют от нас немедленных решений! А у нас нет ничего, даже следа магии! Камеры выключены, спецотряд видел только огромную тень, прыгнувшую в окно! А ты позволил сбежать единственной выжившей!

– Так если она была так важна, что же вы не организовали ей надлежащую охрану? Я не увидел патруль под ее дверью. Ее пропажа – это ваша вина.

Гатьера побагровел. Не мог он признать, что мальчишка прав. Он просто не успел, там была такая неразбериха, что мысль о том, что девчонка может помочь, дошла до него слишком поздно. Но дело не только в этом. Гатьера хотел сбить спесь с мальчишки, выросшем с золотой ложкой в заднице, уличить в ошибке, опозорить перед всеми. Издевку подчиненного признать он не мог.

– Пиши рапорт. И Вуддард, – его лицо растянулось в злой улыбке – ты отстранен от этого дела.

***

Лестер стоял напротив окна. Его правая рука держала уже на половину пустой, очередной стеклянный рокс. Один из сотен глаз его дома открывал унылый вид на дождливый пейзаж чужого мира. Его сюда отправил отец, в мир простых людей, которого их магический народ лишился когда-то давно по воле Первородной Кхари.

– Как же надоел этот дождь! – он ворчал. Ливень лил уже четвертый день и Лестер, как маг огня, чувствовал себя небезопасно рядом с водой. И дело не в том, что его пламя гасло, нет, он был сильным магом, а в том природном чутье, тоскующем по противоположным и взаимоуничтожаемым элементам.

Лестер вырос в богатой чистокровной семье. Его отец, Соломон Вуддард, был одним из четырех магов Палладиума, защищавших четыре дома: ремесла и торговли, искусства и образования, веры, закона и порядка. Главы этих четырех домов были потомками первых управленцев, которым Первородная даровала магию стихий и обязала каждого правлением. Четыре ее ученика – четыре стихии, четыре дома. Кроме этих четверых к чистокровным относили их младших детей, братьев и сестер. В Палладиум отбирали самых сильных магов из потомков первых управленцев, не входящих в правящие дома.

Соломон Вуддард – талантливый, целеустремленный маг огня, добился своего назначения еще в молодости. Лестер знал отца как холодного и отстраненного человека, который никогда не проявлял эмоций. Мать Лестера была тихой и скромной. Ее покорность нравилась отцу – она была ненавязчива, и никогда ему не перечила. Лестер был полной противоположностью своих родителей – он очень добрый, все воспринимал очень чувственно и постоянно плакал. Отец ненавидел его за слезы, считал добряком, слабаком и жестоко наказывал, а мать в это время запиралась в своей комнате. Лестер вырос таким как хотел отец: закрытым, холодным, работающим на результат. Но Вуддард младший просто приспособился – он позволил своему отцу думать, что тот смог потушить его внутреннее пламя.

– Очень странно, – все время думал парень об отце, – почему маг, обладающий в совершенстве стихией огня, так стремится превратится в лед.

Отец направил Лестера на службу в отдел магической безопасности Дома закона и порядка, одного из четырех правящих домов гильдии Светлых. Работа следователя была грязной и сложной, но хорошо оплачивалась, что позволяло не зависеть от отца. Лестер был умен, усерден и очень хотел свободы. Его старания оценили, и еще пару лет, и он станет верховным мастером, что для двадцатипятилетнего молодого человека очень даже хорошо. Так он оправдывал свою хватку за работой, но на самом деле она была ужасна, и он знал, что долго на ней не протянет: убийства, разбои – люди словно слетели с катушек. За последние два года он видел больше трупов и убитых горем родственников, чем его начальник отдела за предыдущие десять лет! Он сам так сказал!

После увиденного в торговом центре ночи проходили бессонно – в глазах стояли перекошенные лица и невидящие глаза, в ушах стоял плач, в носу – запах мертвечины.

– Еще пару лет, – уговаривал он себя, – потерпи, и тебя назначат командовать другими и подписывать бумажки. Лестер резко допил свой напиток. Высокая мужская фигура сжалась в комок и осела, рука ослабла; стакан со звоном упал на пол, но не разбился, и через секунду тело Лестера Вуддарда, старшего следователя отдела магической безопасности Дома закона и порядка, содрогнулось от плача.

Глава 4. Ритуал

Тироль пришла в себя. Тело не ощущалось, голова кружилась. Спустя какое-то время чувствительность вернулась и Тира смогла повернуть голову и осмотреться. Руки, ноги, шею держали крепкие ремни. За её спиной слышалось нервное бормотание, скорее молитва или мантра на неизвестном ей языке. Она стояла на берегу озера, в центре которого, на небольшом островке, высится дерево с яркими листьями – единственный источник света. Вокруг только темнота и камень – это пещера.