Песчинка и Вселенная

То, во что полвека верило человечество – случайная непредсказуемая катастрофа, геомагнитная вспышка – оказалось фикцией.

Виновный есть».

В наступившей тишине я услышала вздох Лианы. Простой человеческий вздох, неровный и напряженный. Он словно подводил черту под всем сказанным, завершая странный блок немыслимой и жутко пугающей информации. Уже тихо, едва слышно она произнесла:

«Человечество создало искусственную нейронную сеть. Я, человек по происхождению, сейчас являюсь порождением ИНС. Запомните, искусственная нейронная сеть не может убить человека, своего Творца».

На этих словах все оборвалось, я снова оказалась на своей стартовой странице, кишащей взбунтовавшейся общественностью. Я не стала ни включаться в ожесточенные споры, ни читать пустые комментарии, ни просматривать мнение мировых экспертов. Я вернулась к Владу. Мы молча смотрели друг на друга. Мне всегда казалось, что за годы совместной жизни мы научились без лишних слов на уровне ощущений улавливать малейшие изменения и подобно рыбьему косяку синхронно менять направление и, двигаясь бок о бок, преодолевать любые препятствия. Мы всегда были единомышленниками.

– Нужно обналичить все сбережения, – первое, что произнес Влад.

Я лишь моргнула, не решаясь вслух задать глупый вопрос: «Зачем нам нужны физические деньги? В мире уже нет мест, где их принимают». Муж на удивление спокойно продолжал:

– Сегодня в три сделаем общий сбор у нас. Я уже договорился с Зиверсами, они будут, – Влад сжал мое правое запястье и пристально посмотрел прямо в глаза. – Мира, дорогая, времена меняются. Собери детей к трем, нам нужно многое решить сегодня.

Краткую секунду он буравил меня обсидиановым взглядом, словно внушая свои мысли, затем развернулся и вышел на веранду. Дверь захлопнулась за ним вместе с деловым и довольно суровым: «Алло, Эрлих слушает». А я так и осталась стоять посреди гостиной, не понимая, что произошло.

Глава 3. Общий сбор

Каждое воскресенье мы устраивали семейный обед. Я отчетливо помнила, когда именно зародилась наша традиция. Пока дети были маленькими, совместные обеды и ужины казались чем-то самими собой разумеющимся: никто из членов большой семьи не придавал им особого значения. Все изменилось с переездом Вэла. Как только ему исполнилось восемнадцать лет, он спросил: «Могу ли я пожить в квартире отца?» Тогда его простая просьба больно отозвалась в моем сердце. Даже спустя дюжину лет я не ответила бы точно, был ли это материнский инстинкт, не желавший отпустить своего ребенка, или эхо канувшего в небытие прошлого, которое я хотела навсегда вычеркнуть из памяти. В любом случае, я не нашла причин ответить сыну «Нет», оставив за собой единственное непреложное правило: хотя бы раз в неделю он должен был приезжать домой. Так родилась традиция воскресных семейных обедов.

По просьбе Влада я начала связываться с детьми. От Вэла пришел автоматический ответ: «Мама, я наберу позже». Лиза встревожено ответила:

– Мама, привет, я только хотела тебе звонить, – дочь исчезла из поля зрения камеры, видимо, подбежал кто-то из детей. Вдруг на экране появилась малышка Лея.

– Привет, баааа, – протянула она и помахала маленькой ладошкой. Лиза что-то шепнула ей, и внучка убежала по своим важным детским делам.

– Мама, я в шоке, кажется, мир сошел с ума! Стас с утра умчался на работу, – Лиза поправила выбившуюся прядь пшеничных волос. Я серьезно кивнула, соглашаясь с обоими ее тезисами: мир, действительно, сошел с ума, чему я сама была свидетелем; и муж Лизы, не мог не отправиться на работу даже во всемирный выходной, поскольку он занимал слишком значимую должность в центре информационной безопасности.

– Лиза, приезжай сегодня к трем. Стаса, как я понимаю, не отпустят так рано.

Дочь опустилась в высокое белоснежное кресло, быстро поменявшее конфигурацию под нового «гостя», и задумчиво уставилась куда-то вниз. Спустя краткую паузу она тихо спросила:

– Ты ей веришь? Веришь Лиане?

Я лишь пожала плечами. Если это был розыгрыш, то время – День Памяти – было выбрано совершенно неуместно: день хард резета навсегда останется шрамом на искалеченном теле человечества, даже когда последний пострадавший будет предан огню. А новые подробности, какими бы мифическими и недостоверными они ни казались, подрывали все мировые устои. Я не готова была давать оценку словам Лианы, прежде чем не разберусь в вопросе детально.

– Стас опять ничего не скажет, – Лиза хмыкнула и покачала головой.

– Ничего, доченька, мы все равно узнаем правду. Рано или поздно.

Я попробовала еще раз набрать Вэла, но снова пришел тот же холодный автоматический ответ. Макс, наш младший сын, оказался абсолютно спокойным. Молодой, не обремененный семьей и детьми, он воспринял последние новости, скорее, как развлекательный контент, нежели как серьезное испытание веры для всего человечества. Он быстро согласился на обед и отключил связь. Возможно, нам всем не помешало бы относиться к происходящим событиям хотя бы с долей подобной наивности.

Я написала Вэлу сообщение с просьбой приехать к трем часам и обязательно перезвонить, а затем погрузилась в мир неподтвержденных фактов, мистических догадок, бредовых комментариев и фантастических идей. Спустя два мучительных часа я отключила систему WE, чтобы не сойти с ума окончательно подобно некоторым видным инфлюенсерам[5 - Инфлюенсер (от англ. influence – влияние), в социальных сетях – пользователь, имеющий обширную и лояльную аудиторию (Источник: Википедия)]. Я легла на кровать и постаралась расслабиться, но перегруженный мозг требовал разрядки. «Пожалуй, сеть-психолог не помешает», – вздохнув, я дотянулась до VR-накладки, активировала систему и провалилась в свой сказочный виртуальный мир. Меня, словно коконом, обволакивало теплое ласковое море. Оно было настолько соленым, что даже не приходилось двигаться, чтобы удержаться на поверхности. В детстве на меня сильное впечатление произвела новость о пересыхании и безвозвратном исчезновении Мертвого моря на Ближнем Востоке, и я решила воссоздать свой собственный мир, где Мертвое море стало бы снова живым, хоть это и был его виртуальный измененный аналог.

Я начала движение в сторону берега, где меня привычно ждала сеть-психолог, освещаемая слабым небесным светом. Ночь была слишком звездной, но мне нравилась такая гипертрофированная детализация моего виртуального мира: глаза, будто телескопы, могли уловить синхронный танец тысяч орбитальных спутников, Млечный путь широкой светлой полосой ниспадал на поверхность моря, растворяя в воде миллиарды звезд и миллионы возможных далеких цивилизаций.

– Здравствуй, Мира, – заговорила Анна. Я молча села рядом с ней на песок, чувствуя, как к мокрому телу налипли песчинки. Она была нагой, как и я, но это не вызывало ни смущения, ни возбуждения, мы были знакомы слишком давно, целую жизнь. Мне нечего было от нее скрывать – ни мое тело, ни, тем более, мои мысли.

– Здравствуй, Анна, – я заглянула в ее темно-карие глаза, которые, казалось, были чернее самого космоса.

В один миг картинка пропала. Я открыла глаза, морщась от яркого дневного света после ночного пейзажа. Надо мной стоял Влад, в его лице было столько ярости, ужаса, даже ненависти. «Только не это!» – внутри пронесся эхом давно забытый первобытный страх.

– Как ты можешь? – только и сказал он, бросив рядом со мной VR-накладку, которую секундой раньше снял с моего виска. Его ядовитый презрительный тон и громкий хлопок дверью оставили меня в полнейшем замешательстве.

– Влад! – я бежала за ним, но никак не могла догнать. Это походило на страшный сон, наша идиллия и взаимопонимание рассыпались у меня перед глазами. – Влад! Влад, остановись!

Он отдалялся в сторону реки. Вечерами мы проделывали этот живописный путь, спокойно гуляя, наслаждаясь природой и каждый раз радуясь, что поменяли неживой бетонный мегаполис на спокойную загородную жизнь, полную гармонии и умиротворения. Узкая тропа была усеяна мелкими камнями и ветками, они больно впивались в босые ступни, но я продолжала бежать. Дорожка круто свернула направо, скрыв Влада за поворотом. Я ускорила бег, а когда выбежала, не увидела мужа – он уже спустился к реке. В тот момент я лишь отчаянно молилась, чтобы он стоял там, не делая никаких глупостей. Никогда прежде подобные деструктивные мысли относительно Влада не пробирались в мое сознание: он всегда был скалой, опорой, маяком. Именно ему пришлось когда-то вытягивать меня из омута отчаяния, неужели теперь и он находился на страшной грани безумия и помешательства. Мой разум отказывался понимать происходящее.

Я резко остановилась, когда увидела мужа, стоявшего по колено в ледяной воде. Бесконтрольно полились слезы, горькие, душераздирающие. Я начала спускаться с крутого берега, но вдруг оступилась, не видя тропы за мутной пеленой перед глазами. Испуг так перехватил дыхание, что я даже не вскрикнула, когда жестко приземлилась на локти. Я почувствовала, как голова отскочила от твердой глинистой земли, но движение не прекратилось, меня потащило ниже по склону, кожа на лице и руках сдиралась об острые камни, осколки ракушек и торчащие сухие коряги.

– Мира! Мира! – повторял голос Влада, сквозь невообразимый гул в ушах.

Я застонала и почувствовала, что его сильные руки «собирают» меня или то, что от меня осталось, поднимают с земли. Постепенно мир вернулся в привычное вертикальное положение, оставив центрифугу падения позади. Влад усадил меня на песок недалеко от линии воды.

– Как я напугался, надо срочно все промыть, – он держал мои руки, осматривая их. Когда я опустила глаза, то на светлую юбку закапали крупные капли крови. Я машинально вырвала руку и тыльной стороной провела по подбородку, вся кисть окрасилась в алый. Только тогда я почувствовала боль.

– Мама, что произошло? – Лиза отпустила Лею на пол холла и стремительно направилась ко мне. Я взглянула за спину дочери, Влад уводил любопытных внуков в гостиную: ни к чему им видеть ужас их матери.

Наша легенда была простой и максимально близкой к правде: мы с Владом прогуливались к реке, я оступилась и упала с крутого откоса. Вот и все. Однако видя панику в глазах дочери, я понимала, что она обрушит весь свой гневный пыл сначала на меня – за неосторожность, затем на отца – за то, что не удержал. Такой уж была Лиза – реактивная на первые эмоции и богатая на последующее сострадание. При этом, она оставалась неугасаемым оптимистом, видя во всем светлые стороны. Хорошее качество, особенно в столь непростое время.

Высказав законную порцию негодования, дочь крепко обняла меня. Из-за угла уже выглядывали Рэй и Лея, придерживаемые дедушкой. Когда Лиза отпустила меня, внуки бросились ко мне рассматривать силиконовые заживляющие повязки на руках и лице.

– Ничего, просто ссадины, быстро пройдет, – отвечала я на их расспросы.

– Ба, а так тебе больно? – спрашивала Лея, и, проверяя свою гипотезу, рожденную в маленькой сообразительной голове, сильнее надавливала на повязки.

– Не больно ей, – ответил Рэй вместо меня, – это только сверху мягко, а внутри твердое основание с искусственной кожей. Помнишь, у меня на коленках такой же был?

Лея деловито кивнула брату, будто поняла все, что он сказал. Конечно, никакого твердого основания и, тем более, искусственной кожи внутри повязки не было, но мне, действительно, не было больно: герметично закрытые силиконовым пластырем снаружи раны будто зацементировались и быстро восстанавливались с помощью искусственных фибриллярных белков.

– Ого, никак нападение диких птиц! – по холлу раскатился басом голос Николая.

– Мира, дорогая, – качая головой, ко мне направилась Теона, его молодая жена.

Николай Зиверс был старинным другом Влада. Помимо их дружбы только одно оставалось неизменным: любвеобильность Николая. Теона была его четвертой женой и, как водится, самой молодой из всех. Хотя каждая из прежних жен прошла процедуру раннего омоложения и выглядела не старше тридцати лет. С первой женой мне не довелось познакомиться, вторая жена родила Николаю старшего сына – Кира, третья – младшего – Стаса, мужа нашей дочери Лизы. И вот, спустя четверть века, Николай готовился стать отцом в третий раз. Округлившийся живот Теоны был нескрываемо виден под полупрозрачной блестящей тканью дизайнерского платья.

– Проходите все в гостиную, – муж крепко обнял друга и похлопал по плечу. – Нико, ты в хорошей форме!

– Надо соответствовать, – Николай подмигнул в сторону Теоны, которая вышагивала длинными стройными ногами в сторону гостиной.

Я хмыкнула, но тут же сама себя одернула – счастье нашего друга было превыше всего. Если недалекая Теона делает его счастливым, так тому и быть. Дом наполнялся людьми, и только Вэл все еще не пришел и даже не перезвонил.

– Ты не связывался с Вэлом? – спросила я Кира, когда он появился на пороге. Они с детства были лучшими друзьями.

– Нет, Мира, а нужно было? Я подумал, что сегодня увидимся здесь, – Кир нахмурился, заметив мое беспокойство.

– Ничего, проходи ко всем. Он придет, все в порядке, – я и сама не понимала, почему так переживала. Вэл всегда был несколько отстраненным от семейных дел. Его меланхоличный и спокойный, как ледяная вода в реке неподалеку, характер выковался с детства. Почему-то я связывала его вечную закрытость с ранней потерей отца. Однако сын не был холоден, скорее, сдержан на эмоции. Настолько сдержан, что после самоубийства своей девушки десять лет назад отгородился от всего мира за непробиваемой стеной депрессии. Моему мальчику выпала нелегкая участь в жизни: ему рано пришлось столкнуться со смертью родных людей. Я же до конца дней буду винить себя в том, что не способна была правильно объяснить ему причины своей апатии в обоих настигших его трагедиях.