Боже. Я не знаю, от чего сгорю скорее – от стыда или от нового чувства внутри, которое, как я догадываюсь, и именуется возбуждением. Что-то похожее я испытывала в своём номере и у колонны той ночью, а ещё в каюте, когда Ваня меня целовал. Испуганную и размякшую.
Передав ему рожок, выдыхаю и смотрю на лазурного цвета море, виднеющееся между гуляющих от ветра шторок. Слизываю капельки мороженого с рук. Мама бы подобную антисанитарию, как врач, не оценила, но я её внутренний голос, раздающийся в голове, блокирую на корню. Только её здесь не хватало. Третьей.
– Чем занималась эти дни? – спрашивает Ваня, кусая рожок.
– Ничем, – пожимаю плечами. – Пошопилась немного…
– Это купила? – кивает.
– Ага.
Мужская рука ведет по краю мягкой футболки и по-хозяйски укладывается мне на живот.
– Красиво. Мне нравится.
– Спасибо, – смущаюсь. – Ещё со Златой гуляли, – добавляю.
– Со Златой… Лицо у нее знакомое.
– Откуда? – оборачиваюсь и мажу взглядом по широкому подбородку.
– Вспомню – скажу.
На его лице ноль эмоций. Активно жует своё мороженое и смотрит на море.
– Хорошо, – успокаиваюсь и снова облизываю рожок.
Довольно быстро разделываемся со сладким завтраком. А потом просто нежимся в тени. Привыкаем друг к другу, что ли. Не знаю, как назвать это молчание, которое он нарушает первым.
– Как ты думаешь? – приближается Ваня к моему лицу так, что я вижу яркие искорки в его глазах и то, как трудно раздуваются крылья носа. – Ангина на четвертый день заразна?
– Не знаю, – я кусаю губы в предвкушении. – Но… у меня крепкое горло.
– Пздц, – он смотрит по сторонам и снова на меня. – Зря ты это сказала…
– Почему? – шепчу. – Я редко болею…
– Молчи, – бурчит, легонько касаясь влажными губами моих губ. – Три дня только об этом мечтал.
– Правда? – удивляюсь.
Вместо ответа, Соболев ладонью фиксирует мою голову и целует с привкусом клубники. Прихватывает зубами нижнюю губу и облизывает её по контуру. Склонив голову, проталкивает язык дальше и нападает.
Снова нападает.
Единственное, что чувствую – конечности в кисель превращаются. Упираюсь пальцами в каменную ногу чуть выше колена, чувствуя под ними короткие мягкие волоски, резко контрастирующие со стальными квадрицепсами.
Наверное, это глупо – целоваться со своей первой любовью на пляже пятизвездочного отеля, но я решаю хотя бы раз в жизни позволить себе глупость.
– Ты вся мокрая. Давай снимем это, – предлагает Ваня, снова касаясь края футболки.
– Я… – растерянно произношу.
– Я уже видел тебя в купальнике, Тая. Какая разница?
– У меня… там нет ничего.
– Пздц, – прикрывает он глаза на секунду. – Тогда надень мою майку.
Смотрю на шторки, которые кажутся очень ненадежными. Одно дело, раздеться перед ним. Другое – светить на весь пляж голой грудью.
– Давай, Тай, – тянет Ваня футболку кверху. – Когда я рядом, ты в безопасности. Не думай ни о чем.
Вместо ответа отлепляюсь от его торса и доверчиво поднимаю руки. Почувствовав долгожданную прохладу, прикрываю ладонями соски и неуклюже позволяю натянуть на себя белоснежную майку, пахнущую сигаретами и Соболевым. Затем осторожно снимаю шорты и пытаюсь сделать так, чтобы моё тело выглядело прилично.
Мы не сильно отличаемся по росту, но Ваня шире раза в два – два с половиной точно. Поэтому «пляжное платье» из его майки выходит очень короткое и широкое.
– Так лучше? – спрашивает Ваня, тоже рассматривая меня сверху. Дышит как буксующий паровоз.
– Угу, – краснею, прикрывая глаза. – Только трусы розовые. Видно.
– Пздц, нам пздц, королева, – повторяет он в третий раз за последний десять минут. – Я ещё от информации о крепком горле не отошел…
Глава 15. Тая
– Ваня, я… не знаю, что сказать…
– Ничего не говори, – шепчет он на ухо. – Чувствуй. Просто почувствуй.
И я чувствую, черт возьми. Наши тела, как фигурные пазлы, воедино складываются. Ванины руки везде.
Они гладят, ласкают и убаюкивают бдительность. Превращают мой мозг в желе.
– Повернись, Тая, – тихий голос мало похож на просьбу, но я почему-то не возмущаюсь.
Ещё раз кидаю взгляд на виднеющийся кусочек моря.
Разворачиваюсь и, перекинув ногу, усаживаюсь на Ваню верхом. Руками упираюсь в каменные мышцы на груди. Смотрю на чуть опухшие губы.
Соболев тут же обнимает ладонями талию и резко качает головой.
– Ты что… на «Оземпике» худела? – спрашивает, не сводя глаз со своих пальцев.
– Не-ет. Это ведь вредно!..
Хоть и дико модно.
– Я такого никогда не видел, – он ещё раз проходится пальцами вдоль туловища, немного поднимая майку.